Уоррен Мерфи - Корабль смерти
Европа ведь не богата природными ресурсами, ее сделали процветающей руки рабочих. То же и в Соединенных Штатах, и в Японии. Все дело в том, что развитые страны перестали управлять странами Третьего мира, и теперь там начался голод. Когда европейцы пришли туда как колонизаторы, там умирали с голоду; то же происходит и теперь, после изгнания колонизаторов.
— Ну и что из того? — спросил Римо.
— А то, что целые нации остаются неграмотными, будто на дворе каменный век. Они выбирают лидерами тех, у кого нож острее или член длиннее; они создали чисто символический мировой парламент. Нетрудно догадаться, что эффективный международный орган по проблемам снабжения продовольствием, здравоохранения и науки так и не будет создан. Они похожи на детей, которых пустили без присмотра в храм, а они гадят прямо на священные плиты!
— Яне хочу ломать себе над этим голову, мадам. Почему это так трогает вас?
— Потому что мир сделал гигантский скачок назад. Вы сами видите, они позаботились, чтобы этот корабль был построен индустриальными странами.
А кто им управляет? Команда, в частности, те люди, что обслуживают атомные двигатели, состоит из англичан, американцев, скандинавов...
— Вы, похоже, уже просчитали будущее нашей планеты.
Она невесело улыбнулась, глаза ее затуманила грусть.
— Просчитать будущее мира не так уж трудно, гораздо труднее прожить сегодняшний день. Не бегите от меня, прошу вас!
Римо посмотрел в ее тоскующие глаза, увидел умоляющее выражение лица.
Он поставил стул между собой и Еленой и вышел из зала, прежде чем она успела последовать за ним. Какое ему дело до того, что половина населения планеты не умеет пользоваться противозачаточными средствами? Он не собирается переживать из-за этого и тем более требовать, чтобы вторая половина содержала расплодившееся потомство первой. Глупость — не новая вещь на земле. Те же самые доводы он уже слышал от американцев, которые либо ничего не смыслили в мировой экономике, либо хотели сохранить хорошую мину при плохой игре.
Споткнувшись о стул, Елена выбежала за ним в холл.
— Мы с вами — родственные души. Я поняла это с той самой минуты, когда впервые увидела вас в бинокль. Если вы оставите меня, я брошусь в воду!
Я — слабая натура, вы мне необходимы! Я сделаю вас богатым!
— Мы знакомы всего пять минут, и вы уже собираетесь из-за меня покончить жизнь самоубийством! Кто после этого поверит, что вы — слабая натура?
Римо отыскал другую лестницу. Он спрашивал, как пройти к иранскому представительству, у многих. Одни не могли ничем помочь, другие, когда он спрашивал их «как следует», вызывались сами проводить его. Спросить «как следует» у Римо означало ткнуть большим пальцем в солнечное сплетение собеседника. Другого выбора у Римо просто не было, если он не хотел, положившись на чью-то добрую волю, неделями блуждать по плывущему в океане городу.
Когда он подошел к иранскому представительству, Елена уже ждала его там.
— А вы, оказывается, лгунья. Терпеть не могу тех, кто не держит слова, — сказал Римо.
Елена ничего не понимала. Ее губы задрожали, в глазах застыло недоумение.
— Вы обещали покончить с собой.
— Я действительно собиралась, но решила пожить еще.
— Какое опрометчивое решение!
В конце концов он избавился от нее, войдя в свои апартаменты, где Чиун разговаривал с иранским послом. Заруди получил много запросов относительно своих новых агентов. Ходили слухи, что кто-то вступил в схватку со скифскими террористами и обратил их в бегство. Заруди хотел знать, были ли причастны к этому Чиун или Римо — Рука молчалива, как ночь, — ответил Чиун послу, и тот с поклоном удалился.
После его ухода Римо поинтересовался:
— "Рука молчалива, как ночь!" Что должна означать эта чушь?
— Наши клиенты любят такие фразы, они срабатывают безотказно.
— Я этого не понимаю, — проворчал Римо.
— У тебя болит душа, — участливо сказал Чиун. — Это пройдет.
— О чем ты?
— Тебе было нелегко расстаться с Америкой.
— Я сам так решил, — с горячностью сказал Римо. — Я не хотел работать на страну, где нет порядка. Мне теперь все безразлично.
В том же настроении он пошел вместе с Чиуном на прием по случаю новоселья на корабле. Торжества начинались в этот вечер и должны были продлиться два дня. В рассеянности Римо принял из чьих-то рук бокал шампанского, не сознавая, что делает.
— Ты знаешь, иногда полезно сменить хозяина, — сказал он Чиуну.
— Но зачем же выливать вино в карман соседа? — поинтересовался тот.
— Неужели? — отозвался Римо.
Ему все было безразлично. Даже расставание с Америкой, которой он служил столько лет.
Это настроение не рассеялось, даже когда он заметил, что в центральной ложе сидит, оглядывая гигантский стадион, Елена. Роскошное черное платье красиво облегало фигуру. Единственным ее украшением была серебряная брошь с бриллиантами, приколотая под ее едва обозначенной грудью. Других украшений не было. Девушка была одна, и Римо удивило, что она расположилась в ложе, явно предназначавшейся для знатных персон.
— А кто-то собирался покончить с собой... — съязвил Римо.
— Мне есть для чего жить.
— Завидую! — ответил Римо.
Глава 7
В соответствии с последней резолюцией ООН о свободе информации, освещение ее деятельности в прессе было запрещено. С корабля выдворили всех журналистов, телерепортаж о празднествах был отменен.
Однако телекамеры на корабле работали вовсю Из потайных уголков вокруг стадиона они нацеливались на Римо, передавая его изображения в секретный центр, размещенный глубоко внизу По меньшей мере, одна камера не спускала электронных глаз с Чиуна.
На «Корабле Наций» было установлено столько аппаратуры, что делегат и шагу не мог ступить, не будучи замечен телеоком. Его поведение в течение дня фиксировалось, данные обрабатывались и вводились в память ЭВМ, которая вычисляла, где с наибольшей вероятностью то или иное лицо будет находиться в тот или иной час. Наблюдаемые следовали вычисленным для них схемам поведения почти без отступлений: у делегатов ООН было не больше воображения, чем у деревьев, с той разницей, что деревья ни на что и не претендуют, они — лишь слуги природы, в положенное время года покрывающиеся зеленой листвой и сбрасывающие ее перед наступлением холодов.
Люди же считали, что руководствуются собственной волей. Но все они в определенное время суток ощущали потребность общаться с себе подобными, а в другое — желание побыть в одиночестве. Они были активны в одни часы и испытывали сонливость в другие. И все это регулировалось неким внутренним часовым механизмом, о существовании которого они не задумывались.
Исключение составлял Римо.
После инцидентов в лифте и в проходах за ним закрепили постоянную дорожку на записывающей аппаратуре, поскольку Оскар Уокер считал, что путем интенсивного четырехчасового наблюдения он может создать модель биоритмов и поведения любого человека. Ученый посвятил изучению биоритмов всю жизнь. Он сидел глубоко в недрах «Корабля Наций» и, выполняя приказ Первого, пытался свести в систему информацию, полученную сегодня, когда поступило первое тревожное сообщение о действиях Римо.
Трудность заключалась в том, что информации было слишком много и ее нелегко было правильно классифицировать.
В Кембриджском университете все было не так. Там Оскару не говорили, что бывают человеческие существа, емкость легких которых больше подходит такому животному, как трехпалый ленивец, нежели тридцатилетнему мужчине.
Еще больше обескураживало то, что ритм дыхания у Римо был точно такой же, как и у восьмидесятилетнего старика корейца из иранского отдела.
Обоих недавно наняли в качестве агентов службы безопасности иранцы, и оба обладали мощным потенциалом.
Оскар Уокер лично ознакомился с материалами. Разумеется, он доверял ЭВМ, но ничто не может сравниться с человеческим глазом, когда нужно воспринять данные о живом человеке.
Человек, которого повстречал и обезоружил в тот день Римо у кабины лифта, прошел трехлетнюю подготовку в одном из подразделений Специальных военно-воздушных сил Великобритании. Странно, что он был неосторожен или струсил, — в СВС служили лучшие в мире коммандос. Хотя Оскар и был англичанином, но не настолько, чтобы ставить себя под удар, допустив неверную оценку этого факта.
Он углубился в изучение данных других коммандос тех, кто погиб от руки иранского наемника Римо, настоящей машины смерти. Его коэффициент оперативной эффективности равнялся 2,7 годам на единицу "Y". Это означало, что убитые коммандос, тайно размещенные на борту, имели в среднем 2,7летний практический опыт. Коэффициент был даже занижен, так как в свалке Римо случайно убил несколько техников, такого опыта не имевших вообще.
Более того, он не использовал никакого оружия, кроме собственных рук.
