Уоррен Мерфи - Корабль смерти
Кто-то схватил Оскара Уокера за руку и заставил бросить голову в море.
С того самого дня он всем сердцем возлюбил человека, называемого Первым.
И когда он оказался неспособным определить биоритмы наемного убийцы Римо, который был врагом Первого, неудача повергла его в отчаяние.
Оскар в страхе посмотрел на ладонь, в которой он держал голову в ту памятную ночь.
На телефонном аппарате вновь зажглась сигнальная лампочка.
— Еще нет, — негромко сказал он в трубку.
В ответ он услышал то, что боялся услышать больше всего:
— Доложите лично Первому.
Дрожа от страха, Оскар Уокер проглотил три таблетки транквилизатора, запив их двойной порцией мартини. Если ему повезет, он может отключиться еще до того, как предстанет перед Первым и доложит о своем поражении.
В одном из тайных проходов скользнула вбок металлическая панель, и Оскар Уокер ступил на платформу, которая возвышалась над поверхностью океана всего на несколько футов. Панель стала на место. Двое мужчин проводили его на ожидавший катер. Там перед высоким, похожим на трон, креслом стоял небольшой столик. Оскар опустился на складной стул, чувствуя, как начинает действовать транквилизатор, растворившийся в мартини. Губы ему не повиновались, они двигались независимо от его воли. Это показалось ему забавным, и он засмеялся.
На катере имелся телеэкран и собравшиеся смотрели, как проходит вечер на центральном стадионе. На экране появилось изображение знакомого дипломата.
— Сейчас он прольет вино! — сказал Уокер, указывая на экран. Голос его прозвучал глухо, будто издалека.
— Что вы сказали? — переспросил кто-то.
— Этот человек сейчас прольет вино. Совершенная развалина! И как он только сумел подняться с постели сегодня утром!
Люди придвинулись к экрану, чтобы лучше видеть. Солидных габаритов дипломат, с множеством медалей на смокинге, отвесил церемонный поклон. В руке он держал бокал шампанского, намереваясь произнести тост. Вино расплескалось на медали.
Среди зрителей на катере раздался смех, и Оскар Уокер порадовался, что в кои-то веки ему удалось кого-то развеселить.
— Интересно, когда он захочет бабу? — со смехом спросил кто-то.
Алкоголь и таблетки привели Оскара Уокера в состояние блаженного оцепенения, однако ответ у него был готов.
— Дня через два он накачает себя какой-нибудь дрянью и тогда заскачет козлом! — С этими словами Оскар Уокер плюхнулся на стул.
И тут он услышал хорошо знакомый голос — голос Первого. Оскар изумленно раскрыл глаза: его кумир сидел на стуле-троне и смотрел прямо перед собой.
— Любите Первого... — промямлил Оскар.
— ... и иранскую службу безопасности, — присовокупил Первый. — А проще сказать — Римо и Чиуна. Когда наконец мы сведем с ними счеты? — В его голосе звучали лед и сталь.
— С Римо и Чиуном? — переспросил Оскар, и его лицо расплылось в пьяной ухмылке.
— Да, — подтвердил Первый. — Когда мы сможем их атаковать?
— Это будет не самый счастливый день вашей жизни, — сказал Оскар Уокер и отключился Это были его последние слова. Хотя на мгновение он и пришел в себя в холодной воде, говорить в глубине Атлантики невозможно. Тяжелые стальные цепи, обмотанные вокруг колен, тянули на дно океана. Он очень жалел, что не может говорить. Ему так хотелось услышать свой голос, восклицающий в последний раз: «Любите Первого!»
Глава 8
Когда вышли дневные газеты, яхта Демосфена Скуратиса уже шла полным ходом по направлению к «Кораблю Наций».
В самой большой из кают, которую Скуратис использовал под офис, был установлен телефакс, принимавший сообщения из контор Скуратиса, расположенных во всех столицах планеты. Он работал круглосуточно. Как только сходил с печатного станка свежий номер газеты, копия первой страницы и раздела «Финансы» ложились на стол Скуратису, где бы он ни находился.
Первые сообщения о том, что Аристотель Тебос финансирует двухдневные празднества в честь «Корабля Наций» и его создателя Скуратиса, были напечатаны в ночных выпусках. Все они цитировали одно и то же интервью:
Тебос сожалеет, что господин Скуратис не появился на празднике в первый вечер. Однако он, Тебос, не допускает и мысли, будто Скуратис не хочет подняться на «Корабль Наций» по соображениям безопасности. Магнат кораблестроения Скуратис никогда не отказывался ступить на борт ни одного из построенных им судов. Вероятно, Скуратис почтит их своим присутствием во второй день торжеств.
Из Нью-Йорка, из Лондона, из Паричка поступали сообщения практически одного содержания: Скуратис, отрицая, что судно представляет опасность для заполнивших его делегатов ООН, сам боится подняться на его борт.
Скуратис прочитал заметки очень внимательно. Да, он на крючке, и Тебос тянет его на корабль. Теперь он просто обязан там показаться.
— Будь ты проклят, совратитель детей! — выругался он по-гречески и, скомкав газеты, шагнул было к машинке для уничтожения бумаг. Но вспомнил, что все номера газет ежедневно подшиваются, тщательно расправил газетные листы и положил их в лежавшую на столе папку.
Он закурил длинную гаванскую сигару и посмотрел в окно: там, за бортом «Тины», плавно катил волны Атлантический океан. Скуратис улыбнулся.
Первый раунд на газетных страницах Скуратис проиграл. Но посмотрим, как понравится его заклятому «Другу» Тебосу финал затеянной им игры, а он не за горами.
Но пока время еще не пришло.
Сейчас Скуратис поспешит на торжества, как говорится, на всех парусах.
Он взглянул на часы: первый вечер празднества уже заканчивался.
Неважно. Он успеет на второй вечер.
Глава 9
Прием удался на славу. Ничего подобного не было со времен последней ночи «Титаника».
Женщина — министр иностранных дел одной из африканских стран, которую назначил на этот пост за редкостные сексуальные достоинства глава государства, в свою очередь избранный на этот пост исключительно за свои мужские достоинства, — была признана королевой бала. Предварительно, удобно расположившись в одном из подсобных помещений, она принимала всех желающих. По пять долларов с носа. Разумеется, американских долларов.
У дверей кладовки выстроилась длинная очередь. Французского представителя обуревали сомнения. Стоя в очереди, он страшно боялся потерять место в другой, где раздавали сувениры: каждый из гостей получал в подарок от Аристотеля Тебоса брелок для ключей из чистого золота с инициалами Демосфена Скуратиса.
Француз вышел из положения чисто по-галльски, решив, что надо брать золото, а с женщиной можно и повременить. Кроме того, доносившиеся из кладовки сладострастные стоны позволяли надеяться, что эта женщина останется там еще некоторое время, а значит, француз успеет и сюда.
Аристотель Тебос, сидящий в обитой бархатом центральной ложе балкона, окинул взглядом гигантский человеческий муравейник. На глаза ему попались индийские дипломаты, заворачивающие сандвичи в носовые платки и рассовывающие их по карманам. Тебос повернулся к дочери.
— Ты только посмотри на них! И это люди, ответственные за безопасность планеты, вершители ее судеб!
Губы Елены тронула еле заметная улыбка.
— Судьбы мира, папа, благодарение Богу, в надежных руках — в руках тех, кто умеет пользоваться властью. Так было и так будет.
Внизу под ложей суетились делегаты ООН, переходя от игры к коньяку, от сувениров к игровым автоматам, радуясь, что столь предусмотрительно перевели свою штаб-квартиру из большого города, с его назойливыми журналистами, уверенными, по-видимому, в своем праве — и обязанности! — оповещать весь мир о том, чем заняты другие.
Пару раз вспыхивали потасовки. Три азиатских дипломата, затеявшие спор, кто выпьет больше «Корвуазье» из пивных кружек, валялись в углу под трибунами.
Тебос огляделся по сторонам.
— А чистильщика обуви все еще нет. Это — единственное, что омрачает мне настроение, — пожаловался он дочери.
— Не жди, папа, напрасный труд. Он не придет, — сказала Елена.
— Ну, нет! Когда он прочитает газеты, его ничто не удержит. — Тебос улыбнулся ослепительной улыбкой, обнажив два ряда ровных белых зубов, еще более подчеркивающих смуглый цвет лица. — Если до него дошли первые газетные выпуски, он должен быть уже в пути. Но сегодня его, конечно, не будет. Я отправляюсь на яхту: с годами становится все утомительнее смотреть на этих клоунов.
— Я с тобой, папа.
Телохранители прокладывали им путь, образуя коридор из мощных мускулов и прочных костей. Тем не менее Римо каким-то чудом оказался рядом с Еленой.
— Куда же вы? — спросил он.
— Мне показалось, что я не имела у вас успеха, — сказала она.
— Вы не ошиблись. Но ведь у вас такой большой выбор. — Он кивнул в сторону банкетного зала, напоминающего арену римского цирка после боя гладиаторов.
— Эй, ты! Пошел отсюда! — прикрикнул на Римо охранник, направляясь в его сторону и протягивая руки, чтобы схватить наглеца.
