Джонатан Барнс - Люди Домино
Эбби рассмеялась.
— Боже мой, Генри, ты так не похож на других парней, с которыми я встречалась.
Я уставился на нее ледяным взглядом.
— Пожалуйста, скажи, что ты шутишь, — сказала она.
— Конечно, — ответил я, презирая себя за малодушие и страх. — Конечно. Это просто шутка.
9
Плавая в околоплодной жидкости, Дедлок, чья морщинистая нагота была прикрыта одними трусами, взирал на меня сквозь стекло своего саркофага.
— Вы не смогли извлечь ничего ценного из дома вашего деда. Дневник старика сгорел в огне.
— Боюсь, это так. Да.
Дедлок погреб в мою сторону, и тут мне вспомнилась акула, которую я видел однажды в аквариуме, — мы тогда с дедом отправились в путешествие на каникулы. Беззубая и седая, она уже много лет не добывала себе пропитание убийством, потому что добрую половину жизни вынуждена была глотать тухлое мясо, что бросали в воду служители, но все же, несмотря на это, в глазах ее горела жажда убийства. Глядя на нее через стекло, я знал, что она ждет только случая, малейшей ошибки со стороны хозяев — и тогда она тут же снова попытается убить, схватит добычу своей беззубой пастью и проглотит целиком.
— Это неприемлемо, Генри, вы больше не клерк-классификатор. Все тайны этого дома стали грудой пепла. Единственный человек, который может нам помочь, в коме. А Дом Виндзоров собирает против нас силы.
По бокам от меня стояли Стирфорт и Джаспер, оба помалкивали, пока меня распекали. У Стирфорта был такой вид, словно он не побрился утром и страдал от более тяжелого, чем обычно, похмелья. На подбородке темнела густая щетина.
— У нас нет выбора, сэр, — сказал он. — Мы все это понимаем.
Когда Дедлок повернулся ко мне, его глаза светились жутким подобием радушия.
— Генри Ламб?
— Да?
— Настало время подробно рассказать вам, почему мы ведем эту войну, почему Дом Виндзоров — заклятый враг этого города. Пришло время открыть вам эту тайну.
Джаспер прикоснулся к моему плечу.
— Мне очень жаль. Ваша невинность всегда вызывала у меня симпатию.
— Вам лучше присесть, — сказал Дедлок. — Ноги нередко отказывают людям, когда они узнают правду. Еще я прошу вас не кричать. «Глаз» — самый прибыльный аттракцион города, и я не хочу распугать посетителей. — Он снова усмехнулся той же самой своей ухмылкой — пародией на добродушие. — Итак, — сказал он, изображая, насколько ему это удалось, фамильярное подмигивание. — Мы удобно сидим?
Выходя, я быстро прошел через мираж, миновал очередь экскурсантов и направился к клочку травы на задворках «Глаза». Там я нашел изолированный уголок, где меня еще раз обильно вырвало. После этого я выпрямился, вытер платком рот и попытался привести в порядок дыхание. У моих ног приземлилась чайка и принялась методично склевывать мою блевотину.
Отчаянно пытаясь не думать о том, как могут развиваться ставшие мне только что известными события, я поплелся к реке и, дойдя до берега, уставился в ее мутные воды.
Кто-то подошел ко мне.
— Значит, они вам сказали?
Это была пожилая женщина, вся высохшая от возраста, однако сохранившая некое старческое самообладание, судя по которому ее мало что могло напугать.
— Я полагаю, вы пришли продать мне стеклопакеты? — сказал я.
Подобие улыбки.
— Как насчет небольшой прогулки? Это не отнимет у вас много времени.
Я нехотя согласился, и мы вместе пошли вдоль берега — мимо туристов, уличных музыкантов, бродяг, офисных клерков на раннем ланче и агрессивного вида подростков на скейтбордах. Никто из них не был посвящен в тайну, известную мне, истину, которая превращала жизни каждого из них в извращенную шутку.
— Эк вас ошарашила эта тайна, — сказала старуха таким тоном, будто говорила о чем-то ничуть не более тревожном, чем нехватка в национальном масштабе блинчиков с маслом. — Ничего — привыкнете.
— Вы мне скажете, кто вы такая?
— В отличие от всех остальных, Генри, я окажу вам любезность и назову то имя, с которым родилась. — Она улыбнулась. — Джейн Морнинг. Вы можете называть меня мисс Морнинг.
— Так вы… Он… — Я сделал неопределенный жест в сторону «Глаза».
— До его вероотступничества и бегства на Би-би-си мы с вашим дедом много лет вместе работали в Директорате.
— Я понятия не имел.
— Об истинных целях Директората в Англии знают не больше двух-трех десятков человек. Ваш дед в вас души не чаял, но он вряд ли был готов доверить вам одну из самых сокровенных тайн британской разведки.
— Вот почему им понадобился я. Из-за деда.
Мисс Морнинг кивнула.
— Место обитания Эстеллы — вот что не дает разгореться войне. Это место всегда было тайной вашего деда. Теперь, когда его нет… — Она посмотрела так, словно не знала — плакать ей или смеяться. — Но, как говорится, ставки сделаны.
— Ваши слова только нагоняют туману.
— Сейчас идет поиск Эстеллы. Ваш дед знал, что этот день настанет, и подготовился к этому. Но что-то пошло наперекосяк. Определенные силы проявили к нам интерес, и нам вряд ли удастся пережить их внимание. — Она помолчала. — Вы, кажется, напуганы?
— Напуган.
— Это в высшей степени благоразумно с вашей стороны. Но скоро дела пойдут еще хуже. Если только я немного знаю Дедлока, — а я боюсь, что прекрасно его знаю, — то сегодня вечером он прикажет отвести вас к заключенным.
— А кто эти заключенные? — спросил я. — Откуда они про меня знают?
— Не заставляйте меня произносить их имена. Вслух. На публике.
— Да почему — нет?
— У имен есть власть. У их имен — больше, чем у каких-либо других. Я вас предупреждаю, Генри. Они будут лгать вам. Если они когда и говорят правду, то так, чтобы это послужило их интересам. Ни одного их коварного слова не принимайте на веру. Они — воплощение хаоса. Они получают удовольствие от разрушения ради разрушения. И для них нет ничего сладостнее, чем развращение невинной души.
— Я вас не понимаю.
— Тогда, боюсь, вам придется узнать все это самому. — Мисс Морнинг открыла сумочку и протянула мне скромный квадратик визитки. — Позвоните мне, если возникнет нужда. А нужда у вас возникнет.
— Не могли бы вы выразиться яснее?
— Не сегодня.
— Почему?
— Потому что у вас вряд ли хватит сил продолжать, если вы узнаете все.
Хотя на бумаге эта фраза и может показаться театральной, должен сказать, что произнесена она была тоном совершенно холодным и обыденным.
— И еще кое-что, — сказала она.
— Да?
— У меня его кот. Он сумел меня найти. — Печальная улыбка. — Как по-своему сумели найти меня и вы.
Она решительно поклонилась мне на прощание и скрылась в толпе.
Если бы я думал, что от этого будет какая-то польза, я бы сообщил вам эту тайну прямо сейчас. Я бы предал ее бумаге — и к черту последствия. Но я не понимаю, как это могло бы исправить положение. Я не понимаю, какие блага может принести ваша посвященность в отвратительные тайны Дома Виндзоров, в их безумное предательство, их вожделения, да она только начинит ваши страшные сны липким сумеречным ужасом.
Я стоял неподвижно, в голове был полный сумбур. И вдруг — из огня да в полымя.
— Генри? Это вы?
Передо мной стоял кто-то пухленький, держа в руках наполовину съеденный здоровенный сэндвич с сыром и маринованным огурцом.
— Барбара! — Я выдавил из себя деланую улыбку. — Как поживаете?
— Грех жаловаться. Расскажите, как вы. Как жизнь, — она понизила голос, — в новом отделе?
Я подавил горький смешок, недоумевая, какую историю прикрытия ей наплели.
— Трудная, но… интересная.
Барбара хмыкнула и шумно вгрызлась в сэндвич, но, казалось, дальнейших тем для разговора у нее не было.
— Как там Питер? — спросил я.
— Отлично, — сказала она между двумя укусами. — Все время рассказывает мне о концертах, на которые ходит.
Я закатил глаза, и на несколько мгновений нас объединило совместное раздражение.
— Вообще-то, — прочавкала Барбара, — мне звонил один из ваших коллег. Мистер Джаспер. Помните? Он представился, когда мы зашли в кабинет. Довольно высокий мужчина с такой гладенькой кожей.
Думаю, она не заметила, какая кислая стала у меня мина, когда она назвала это имя. Какого черта Джасперу нужно от Барбары?
— Он пригласил меня в ресторан, — ответила она на мой незаданный вопрос. А потом с ноткой торжества в голосе: — На пиццу.
Я не знал, что сказать ей на это.
— Он кажется очень милым человеком. — Голос у нее стал как у малого ребенка. — Он ведь и в самом деле милый.
— Он интересный, — сказал я. — Полон всевозможных сюрпризов.
Барбара посмотрела на наручные часы.
— Мне пора. Рада была вас повидать.
— Я тоже, — вежливо, но совершенно бессмысленно пробормотал я, потому что Барбара уже ушла, оставив меня наблюдать за потоком незнакомых людей и задавать себе вопрос: догадывается ли хоть один из них, насколько хрупок наш мир.
