Оке Эдвардсон - Танец ангела
— Он накануне порезал руку. Как раз где кончается перчатка.
— Черт побери.
— А потом он ободрал ранку о косяк двери, когда они протаскивали носилки, и кровь с его руки попала на плечо мальчика, когда они его заворачивали.
— Одна капля! — воскликнул Винтер. — Одна капля, которой я так радовался.
— На самом деле ты мог бы сказать мне спасибо, Эрик. Проверить подозрение занимает столько же времени, сколько найти повод для радости.
— Прости.
— Ничего.
— Так вы, значит, проверили всех?
— Да.
— А я-то надеялся, что все, что нам нужно, — это одна хорошая зацепка.
— Куда же подевались талантливые следователи?
Винтер подумал о Габриэле Коэне, которого назначили на следующий день после того, как расследование пошло полным ходом. Коэн, как и Винтер, читал все бумаги, выходящие с принтера Меллестрёма, ждал, готовился.
— Коэн начеку, — сказал Винтер.
— Хорошо. Медицина не всегда сможет тебе помочь.
— Могу я пригласить тебя на ужин?
— Нет.
Пиа, улыбаясь, стала надевать жакет, блузка обтянула грудь.
— Мой муж опять вернулся.
— Я думал, у вас все кончено.
— Я тоже так думала.
Винтер поднял руку в знак прощания и вышел из комнаты. Мимо провезли носилки, донесся обрывок фразы.
В последние дни солнце совсем не показывалось. Взамен толстый слой влаги обернул дома и улицы. Две ночи подряд падал снег, только по ночам. Винтер смотрел под ноги. Следы от сотен ног — может, и его ног? — сплелись на тротуаре в причудливый рисунок. «Может, он следит за мной? — думал Винтер. Стоял, ждал тут, а потом пошел в ту сторону, куда я сейчас иду».
Похоже, высокое давление прошлых дней обостряло его чувства морозцем, чистым воздухом, солнечными лучами. А теперь его окружает влажность, как вата, и гасит мысли.
«Я хожу по кругу, — думал он, — расследование идет вперед, а я хожу по кругу. Я не смотрю по сторонам, я иду вперед и внезапно понимаю, что не знаю, где нахожусь, и только тогда приходится поднимать голову и осматриваться. Но я же исходил эти улицы вдоль и поперек за четырнадцать лет на службе».
В этих размышлениях Винтер дошел до городской библиотеки. Широкая улица растворялась впереди во влаге у площади Кунгспортсплатсен. Время ленча уже прошло, и было почти безлюдно, только несколько человек ждали трамвая на остановке. Начал падать тяжелый, мокрый снег. На прошлой неделе весна что-то прошептала, но сейчас уже никто и не помнил, что именно.
На площади Хеден Винтер услышал крик позади и обернулся. Южную улицу перебегала длинноногая женщина, подняв руку и махая ею, как в приветствии, но с напряженным лицом. Она закричала громче — или просто теперь она была ближе — «Моя машина!»
Она пробежала мимо Винтера. Белый «опель-омега» завернул за угол в сторону Гамла-Уллеви и исчез. Ее «опель».
Воришки сильно ошиблись, хотя ее сейчас это не утешит, подумал Винтер и быстро догнал женщину.
— Какой номер? — спросил он, держа телефон в руке.
— Что?
— Номер вашей машины. Я из полиции. — Винтер показал на телефон, как будто это было удостоверение полицейского.
— Я… я не знаю… Это моего брата…
— Первая цифра? — перебил Винтер. — Успокойтесь.
— Шесть… потом, кажется, четыре.
Винтер звонил в центральную диспетчерскую.
— Это комиссар Эрик Винтер из отдела расследований. Я только что был свидетелем угона машины. Да, я сам. Минуту назад белый «опель-омега», 93 или 94, ушел с площади Хеден на восток. Сейчас они, должно быть, в районе Горда. Да. Именно так. Шесть и потом, возможно, четыре. Это все, что сказал водитель. Хорошо. — Винтер повернулся к женщине: — Мы сделаем все, что в наших силах. Патрульные машины получили сигнал.
— Боже мой!
— Скорее всего они его найдут.
— Я должна была встретиться с подругой у отеля «Рубин», но обнаружила, что забыла телефон в машине, и вернулась. А по пути встретила свою машину… Я сразу увидела, что это моя, она одна выезжала.
— Какой номер? — спросил Винтер.
— Я не знаю, разве я не…
— Мобильного.
— 07-08-31-24-35.
Винтеру пришла в голову шальная мысль, как черт влетел. Он набрал номер. А вдруг, думал он. Может, эти наглецы не удержатся.
Это почти как звонить в Средневековье. Он ждал.
— Алло.
— Я попал в белый «опель-омега»?
Молчание.
— Это белый угнанный «опель»?
— А кто спрашивает?
— Это полиция. Мы знаем, где вы сейчас. Предлагаю вам остановиться на обочине самим.
— Мы на шоссе.
— Съезжайте на ближайшем съезде. Какой это будет?
В трубке раздавался глухой шум, машина мчалась со скоростью сто двадцать километров в никуда.
«Ты же, коп, сказал, что знаешь, где мы!»
— Не делайте резких движений, и вам будет лучше. Поставьте машину на обочине и можете уйти оттуда, если хотите.
— Мы не хотим идти. — Это прозвучало почти как шутка. И вдруг Винтер услышал в трубке сирены, воришка что-то произнес, но было плохо слышно, и связь прервалась.
— Похоже, их взяли, — сказал Винтер.
— Как вы догадались позвонить! — удивилась женщина. Она уже немного успокоилась и дышала нормально. Но лицо было красное после пробежки от отеля до центра Хедена. Да еще на каблуках. Неплохо пробежалась.
— Я не смог удержаться.
— А вы правда полицейский?
Она была примерно его ровесница, может, чуть моложе — Винтеру всегда было сложно определить возраст женщины на глаз. Высокая, сто восемьдесят, наверное, — всего на полголовы ниже его.
— Я из уголовного розыска, — сказал он. — Это, в общем, тоже полиция.
Он показал удостоверение.
— А представьте, если бы они разбились из-за вашего звонка.
— Это было бы очень печально.
Женщина посмотрела ему в глаза.
— И что будет дальше?
Винтер опять позвонил, узнал, что надо, сказал пару слов.
— Машина цела, и они тоже. Через несколько минут приедет патруль и отвезет вас в Олскроксмотет.
— Там они остановились?
— Да.
— Надо же, какие приключения. — Женщина улыбнулась ему.
— Такова жизнь. А вот и ваше такси прибыло.
Патрульный автомобиль остановился на парковке.
— Что ж, спасибо, инспектор.
— Комиссар, — поправил Винтер.
— Все равно спасибо, — сказала она с улыбкой. Потом порылась в сумочке, достала визитку, подчеркнула ручкой один из телефонных номеров на ней и сунула ему в руку со словами «это рабочий».
Он вдруг ощутил тесноту внизу. Кровь пришла в движение. Он смотрел, как она идет к машине, проскальзывает на заднее сиденье, машет ему рукой.
Не взглянув на карточку, он сунул ее во внутренний карман и зашагал через площадь. Пошел снег, на этот раз — красиво и приятно.
Винтер был энергичен, уверен, возбужден. «Я его поймаю», — думал он.
13
Они определились, в каких границах будут прочесывать район. Рутинная работа. Главное — четко договориться, кто какие дома и подъезды окучивает. А дальше надо всего только поговорить со всеми, кто там живет, и выслушать их, невзирая на то, на каком жаргоне они говорят, сколько чеснока они перед этим съели, соблюдают ли гигиену. То есть то, что называется гигиеной в этой стране, ухмыльнулся один из сыщиков, недавний выпускник полицейской школы. Винтеру не нравились его полурасистские шуточки. Пока он не переходил границы, но он мог стать проблемой в будущем, и Винтер запомнил имя бойца: «Я далек от политкорректности, но этого маленького дерьма мне не надо».
Джейми Робертсон был убит на пятом этаже на улице Чалмерсгатан, и у Винтера промелькнула мысль проверить связи со студенческим общежитием в километре оттуда. Подтвердить или исключить.
Дома в этом районе стояли массивные, один к одному, как вырубленные из скалы миллионы лет назад. Полицейские сновали туда и сюда, звонили в двери, лестницы заполнялись бормотанием в попытках вспомнить то, что было не важным раньше и стало значительным сейчас.
Лассе Мальмстрём надел костюм и не снимал его три дня, ходил на службу, а вечером третьего дня все, что случилось, наконец обрушилось на него в полной мере. Тело сына прибыло на самолете из Лондона.
Время казалось сделанным из камня. В голове крутились ужасные картинки. Когда самолет садился, у него мелькнула безумная мысль, что крыло сейчас отвалится и все это к чер…
И дальше пустота. Ни костюма, ни работы. Тишина вокруг и ничего, что бы он хотел помнить. Он больше ничего не хотел знать. Он существовал только внутри себя.
«Последнее, что ему надо, — это мои уверения, что я понимаю его чувства, — думал Винтер. — Но все-таки формулы соболезнования надо произносить».
Безоблачное утро освещало гостиную — Лассе Мальмстрём искал тишины, но не темноты. Небритость подчеркивала запавшие черты. Он непрерывно чесал подбородок, и звук напоминал о сгребании листьев, в остальном было тихо.
