Тесс Герритсен - Тот, кто умрет последним
— Мою жену, — ответил он. — Ограбление в Берлине.
— Мою сестру, — сказала мисс Дюплесси. — Изнасилована и задушена в Детройте.
— Моего мужа, — тихо произнесла доктор Уэлливер, опустив голову. — Похищен и убит в Буэнос-Айресе.
Маура повернулась к Паскуантонио, который уставился себе под ноги во внезапно воцарившейся за столом тишине. Он не ответил на вопрос, просто не смог. Ответ и так читался на его лице. Она внезапно вспомнила о своей сестре-близняшке, убитой всего несколько лет назад. И Маура осознала: «Я принадлежу к этому кругу. Как и они, я оплакиваю кого-то, кого потеряла в результате убийства».
— Мы понимаем этих детей, — сказала доктор Уэлливер. — Вот почему «Ивенсонг» — лучшее место для них. Возможно, даже единственное. Потому что они — одни из нас. Все мы — одна семья.
— Жертвы.
— Не жертвы. Мы те, кто выжил.
— Ваши ученики могут быть выжившими, — парировала Маура, — но при этом они всего лишь дети. Они не могут выбирать за себя. Не могут возразить.
— Возразить чему? — спросила доктор Уэлливер.
— Вступлению в эту вашу армию. Ту, что вы считаете армией праведников. Вы собираете раненых и превращаете их в воинов.
— Мы заботимся о них. Даем им возможность забыть о невзгодах.
— Нет, вы держите их в месте, где они никогда не смогут забыть. Окружая их другими жертвами, вы уничтожаете все шансы увидеть мир таким, каким его видят другие дети. Вместо света они видят тьму. Они видят зло.
— Потому что оно существует. Зло, — прошептал Паскуантонио.
Он, сгорбившись, сидел на стуле, по-прежнему не поднимая головы.
— Доказательством этому служат их собственные жизни. Они всего-навсего видят то, в существовании чего уже смогли убедиться, — он медленно поднял голову и посмотрел на нее своими выцветшими слезящимися глазами. — Как и Вы сама.
— Нет, — заявила она. — То, с чем я сталкиваюсь в своей работе — результат жестокости. А то, что вы называете злом — всего лишь философский термин.
— Называйте его как пожелаете. Эти дети знают правду. Она выжжена в их воспоминаниях.
Готтфрид рассудительно произнес:
— Мы предоставляем им знания и навыки, позволяющие изменить что-то вокруг себя. Мы вдохновляем их на поступки, как и другие частные школы. Военные академии учат дисциплине. Религиозные школы обучают благочестию. Колледж делает упор на успеваемость.
— А «Ивенсонг»?
— Мы учим стойкости, доктор Айлз, — ответил Готтфрид.
Маура оглядела лица вокруг стола, всех этих апологетов. Их рекруты были ранеными и уязвимыми детьми, которым не дали выбора.
Она поднялась на ноги.
— Джулиану здесь не место. Я найду для него другую школу.
— Боюсь, это не Вам решать, — возразила доктор Уэлливер. — У Вас нет права опеки над мальчиком.
— Я подам прошение в штат Вайоминг.
— Как я понимаю, у Вас был шанс сделать это еще полгода назад. Вы отказались.
— Потому что посчитала эту школу подходящим местом для него.
— Это и есть подходящее для него место, Маура, — ответил Сансоне. — Забрать его из «Ивенсонга» было бы ошибкой. Той, о которой ты станешь сожалеть.
В его голосе и впрямь прозвучало предупреждение? Она пыталась прочесть его лицо, но, как и много раз прежде, ей это не удалось.
— Это решать Джулиану, Вы так не считаете? — спросила доктор Уэлливер.
— Да, разумеется, — ответила Маура. — Но я намерена рассказать ему, что обо всем этом думаю.
— Тогда я предлагаю Вам подождать, чтобы понять, чем мы здесь занимаемся.
— Я уже поняла.
— Вы только вчера приехали, доктор Айлз, — возразила Лили. — Вы еще не видели, что мы предлагаем детям. Вы не гуляли по нашему лесу, не видели наших конюшен и фермы, не наблюдали за навыками, которые они здесь приобрели. Все, начиная со стрельбы из лука, чтобы добыть себе пищу и до умения выживать в пустыне. Я знаю, что Вы — ученый. Разве Ваше решение не должно основываться на фактах, а не на эмоциях?
Это заставило Мауру замолчать, потому что слова Лили были справедливы. Она еще не изучила «Ивенсонг». Она понятия не имела, была ли эта школа лучшей альтернативой для Джулиана.
— Дайте нам шанс, — попросила Лили. — Уделите немного времени, встретьтесь с учениками, и Вы поймете, почему «Ивенсонг» — единственное место, которое может им помочь. Например, мы только что приняли двух новых детей. Оба они выжили в двух массовых убийствах. Сначала убили их настоящих родителей, а затем и приемных. Представьте, насколько глубокими должны быть их раны, после того, как они дважды стали сиротами и дважды смогли выжить?
Лили покачала головой.
— Я не знаю другой школы, где могли бы понять их боль, так как можем мы.
Дважды осиротели. Дважды выжили.
— Эти дети, — тихо проговорила Маура. — Кто они?
— Имена не имеют значения, — ответила доктор Уэлливер. — Важно то, что им нужен «Ивенсонг».
— Я хочу знать, кто они.
Настойчивая просьба Мауры, казалось, поразила их всех.
Некоторое время все молчали, пока Лили не поинтересовалась:
— Почему их имена имеют значение?
— Вы сказали, их было двое.
— Мальчик и девочка.
— Их дела связаны?
— Нет. Уилл приехал к нам из Нью-Гемпшира. Клэр из Итаки, штат Нью-Йорк. Почему Вы спрашиваете?
— Потому что я совсем недавно проводила вскрытие одной семьи из Бостона, убитой в собственном доме. Выжил лишь один — их приемный ребенок. Четырнадцатилетний мальчик. Мальчик, который стал сиротой два года назад, когда всю его настоящую семью убили.
Она обвела взглядом ошеломленные лица за столом.
— Он такой же, как и эти два ваших ученика. Дважды осиротевший. Дважды выживший.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Это было странным местом для встречи.
Джейн стояла на тротуаре, разглядывая темные окна, над которыми облезлыми золотыми буквами была выведена надпись «ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ» и изображена фигура пышной женщины в шароварах. Внезапно дверь распахнулась, и из нее вывалился мужчина. Он мгновение поколебался, щурясь от дневного света, и нетвердой походкой направился по улице, разнося вокруг кислый запах выпивки.
Когда Джейн вошла в здание, в лицо ударил еще более сильный запах алкоголя. Внутри было настолько темно, что ей едва удалось разглядеть силуэты двух мужчин, которые согнулись над барной стойкой и потягивали свои напитки. Цветастые подушки и бежевая бахрома украшали обитые бархатом кабинки, и она почти ожидала увидеть исполнительницу танца живота, которая позвякивает подносом, полным коктейлей.
— Чем-то помочь, мисс? — окликнул бармен, и два посетителя обернулись, чтобы посмотреть на нее.
— Я должна здесь кое с кем встретиться, — ответила она.
— Предполагаю, что Вам нужен тот парень в задней кабинке.
— Я здесь, Джейн, — раздался голос.
Она кивнула бармену и направилась в заднюю кабинку, где восседал ее отец, почти невидимый среди бархатных пышных подушек. Стакан с чем-то, похожим на виски, стоял на столе перед ним. Еще не было и пяти, а он уже пил, такого Джейн раньше за ним не замечала. С другой стороны, Фрэнк Риццоли недавно совершил много таких вещей, которых она от него не ожидала.
Например, бросил жену.
Она скользнула на скамью напротив него и чихнула, опустившись на пыльный бархат.
— Какого черта мы встречаемся здесь, пап? — спросила она.
— Тут тихо. Хорошее место для разговоров.
— Вот где ты проводишь досуг?
— В последнее время да. Хочешь выпить?
— Нет.
Она посмотрела на стакан перед ним.
— Что это?
— Виски.
— Нет, я о том, с чего это ты пьешь еще до пяти?
— Да кто, черт побери, придумал эти правила? Что такого магического в пяти вечера? Ты же знаешь, как поется в песне. Сейчас около пяти. Умный мужик этот Джимми Баффетт[58].
— Разве ты не должен быть на работе?
— Я сказался больным. Пусть подадут на меня в суд.
Он сделал глоток виски, но, казалось, не получил от этого удовольствия, и поставил стакан назад.
— В последнее время ты не часто со мной говоришь, Джейн. Мне обидно.
— Я больше не знаю, кто ты.
— Я твой отец. Это не изменилось.
— Ага, но ты непредсказуем. Ты творишь вещи, который мой папа — мой прежний папа — никогда бы не сделал.
— Безумие, — вздохнул он.
— Это похоже на правду.
— Нет, я серьезно. Безумие похоти. Гребаные гормоны.
— Мой прежний папа никогда бы не произнес это слово.
— Твой прежний папа был куда мудрее меня.
— Ах, вот оно что! — она откинулась назад, в горле першило от пыли, поднявшейся из бархатной обивки. — Так вот почему ты пытаешься восстановить со мной отношения?
