Джон Тренейл - Врата Совершенного Знания
— А кто еще сможет помочь нам сейчас? — раздраженно спросил У Гэкан. — Американцы? Один раз они уже пренебрегли Тайванем, а теперь посмотрите на них! Якшаются с партией Гоминьдан и хвалятся, что поддерживают здешнее правительство как бастион против Пекина. Нет, русские — наш последний шанс.
— Это опасно. — Сулян бросила взгляд на Ли. — Нас всех могут расстрелять.
— Никакой опасности нет до тех пор, пока все хранится в тайне. Никто здесь не собирается болтать.
Вслед за этим замечанием возникла пауза, и Сулян почувствовала, как три пары глаз критически оглядывают ее. Она съежилась, пытаясь взять себя в руки. Ли чувствовал к ней тайную симпатию. Он все еще помнил спокойное лицо А-Хуана и наконечник его стрелы. Ли понимал, что в таком приеме крылось зловещее предупреждение, которое стало ему понятно только теперь: от гостей этого дома ждали осмотрительного поведения после того, как они его покинут.
— Русские, — продолжал Ли, — предложили сделку. Они снабдят нас деньгами и оружием. Уже прислали винтовки «А-47», патроны и гранаты. Правда, этого недостаточно, но первый шаг сделан.
— Щедро, — заметил старик. — Больше, чем можно было ожидать. Я не понимаю одного: почему сейчас? Почему спустя столько лет русские вдруг решили, что мы достойны помощи?
— Потому что теперь у нас есть нечто для них важное.
— Вот как? Вы уже упоминали о сделке.
— Да. Вот почему я здесь. Ваш сын, У Тайцзи, занимает такое положение, что может быть нам полезен. Он уже помог. У него западное образование, большой опыт в делах на мировом рынке, он прожил много лет в Австралии и Гонконге — вот почему Тайцзи стал весьма уважаемым, хотя и негласным посредником в нашей организации. Русские восхищаются им.
Сулян не могла больше сдерживаться.
— Ты встречался с этими людьми? — Она почти кричала на своего мужа, который в ответ лишь кивнул с несчастным видом.
— Кроме того, — продолжал Ли, понимая, что нужно воспользоваться моментом, — ваш сын имеет доступ в такую область, которая сейчас наиболее важна для нас. Я хотел бы пользоваться его услугами на более долгосрочной основе.
— Объясните, пожалуйста.
Ли повернулся к У Тайцзи:
— Я думаю, настало время рассказать вашему отцу об «Апогее».
— Конечно. — Тайцзи, чувствуя на себе взгляд старика, поспешил объяснить: — Это компьютер, который способен делать мгновенный перевод. Машина может говорить и понимать все диалекты китайского и другие языки.
— Ну и?..
— «Апогей» создавался здесь, на научно-техническом предприятии Синьчу компанией «Дьюкэнон Юнг электроникс». В этой исследовательской компании у нас есть свой человек. Он сообщил, что проект близок к завершению.
— Именно это и интересует наших советских союзников?
— О да, — вставил Ли. — Возможности военного применения такого компьютера безграничны. Он произведет революцию в системе командования и контроля.
— Я не понимаю весь этот жаргон.
— Речь идет о машине, которая отвечает на человеческий голос. Это значит — самолеты без летчиков, танки без танкистов.
— Можно ли использовать такое оружие в нашем движении?
— Нет. Если «Формоза» и овладеет «Апогеем», мы не сумеем им воспользоваться. Лучше заключить сделку с правительством, чтобы получить власть. Заключить сделку… или прибегнуть к угрозам. Если Советский Союз будет на нашей стороне… Не думаю, что нужно все это объяснять. И, конечно, следует принять в расчет компанию «Дьюкэнон Юнг».
— Что это значит?
— Русские ненавидят «Дьюкэнон Юнг». Когда-то у них был банк в Сингапуре. Советский Коммунальный банк. Саймон Юнг и предприятия компании «Дьюкэнон Юнг» сумели разорить его. Возможность отомстить доставит Москве особое удовольствие.
— Понимаю. — У Гэкан на несколько минут погрузился в размышления. — Скажите, Ли Лутан, почему вы спросили, сможете ли «удержать», как вы выразились, моего сына при себе? Я давно отошел от дел, теперь всем заправляет Тайцзи.
Глаза Ли перебегали с отца на сына. Он продумывал фразу, которая спасла бы положение.
— Мне казалось, что Тайцзи служит вам большой поддержкой, охраняет ваш покой, — сказал он наконец. — Сын может вам понадобиться. Нехорошо заставлять человека нарушать сыновний долг. Это нанесло бы вред вам обоим.
На суровом лице У Гэкана расцвела улыбка.
— У меня нет возражений. Совершенно никаких.
— Кроме того, Тайцзи, наверное, важно знать, что вы стоите на его стороне.
У Гэкан тщательно обдумал эти слова и скрытый смысл, который в них заключался, потом живо обернулся к сыну.
— Я надеюсь, ты не останешься в стороне, — сказал он. — Будешь оказывать Ли Лутану любую помощь, какая потребуется. На этом основании ты сможешь свободно уезжать из этого дома.
Когда Тайцзи кивнул, Сулян поднялась:
— Пожалуйста, извините меня, свекор, но у меня много дел.
— Конечно.
Мужчины смотрели ей вслед, пока тень женщины не исчезла с залитого солнечным светом пола. Только тогда У Гэкан еще раз стукнул об пол своей тростью и прошептал:
— Сроки. Когда вы начнете?
— Скоро. Понадобится некоторое время, чтобы распределить оружие в тех местах, где оно принесет наибольшую пользу. Да и наши советские друзья требуют осторожности.
— Осторожности? — Лицо Гэкана омрачилось.
— К сожалению, да. Москва предпочитает, чтобы мы ограничились относительно мирными действиями. Шло много разговоров о дирижировании валютным курсом Тайваня и вещах подобного рода. — В голосе Ли прозвучало презрение. — Но через некоторое время они согласятся с нашим образом мыслей.
— Понимаю, — старик придвинулся на самый краешек стула. — Но когда придет время… вам понадобится искра.
— Да.
— И эта искра, этот сигнал… это?..
Ли колебался, снова рассматривая свои ладони, потом решился:
— Мы убьем президента Тайваня, — сказал он, подняв глаза и вкрадчиво улыбнувшись.
Глава 5
Тинчень проснулся, едва забрезжил рассвет, и на цыпочках прошел по коридору в комнату родителей. Ползком пробравшись между взрослыми, он улегся и снова задремал. Во сне мальчик инстинктивно обнял отца. Цю тихо застонал и пару раз сглотнул. Не проснувшись окончательно, он повернулся к сыну и прижал его к себе. Открыв глаза, Цю увидел, что Цинцин внимательно смотрит на него. Жена сразу отвела взгляд.
— Доброе утро, айжень, — сказала она.
Айжень — супруг, любимый. Это звучало так ласково.
— Доброе утро. — Цю еще крепче обнял Тинченя.
— Что это за мишка косолапый лежит с нами, айжень?
Тинчень захихикал, уткнувшись в плечо отца.
— Вовсе не мишка!
— Который час? — спросил Цю.
— Шесть. Только что пробило.
Цю встал с кровати и пошел в туалет. Вернувшись, он застал в комнате только Цинцин.
— Я отправила его одеваться, — объяснила она, заметив удивление на лице Цю. — Когда ты уезжаешь?
— Скоро. Машина придет в половине восьмого.
— Тогда я пойду приготовлю тебе завтрак.
— Я разбужу ординарца.
— Не стоит, я сделаю все сама. Каша подойдет?
— Прекрасно.
Через минуту Тинчень, надевая носочки, поднял глаза и увидел отца, который бесшумно вошел в комнату сына с маленьким свертком в руках. Тинчень робко улыбнулся и спросил:
— Что это?
— Подарок. Для тебя. — Цю присел на корточки рядом с Тинченем. — Я хотел подождать, пока подрастешь, но… Скоро тебе исполнится девять. Ты и так уже достаточно взрослый.
— Тебя не будет на моем дне рождения? — жалобно спросил ребенок.
Цю покачал головой и отвел взгляд.
— Наверное, не получится, — пробормотал он.
Тинчень потянул за веревочку, открыл коробку и задохнулся от восторга:
— Столовые палочки! Серебряные!
— Да. Из Бангкока.
Мальчик долго разглядывал дорогой подарок, потом отложил его, обвил руками шею отца и стал раскачиваться, пока они вместе не повалились на пол.
— Ты доволен? — прошептал Цю.
— Очень. — Тинчень откинул голову, чтобы видеть отца. — Только…
— Только что?..
— Мне хочется, чтобы ты был здесь на мой день рождения.
— Я понимаю. — Цю прижал к себе сына. — Но ты теперь совсем взрослый и можешь обойтись без меня.
— Ты уезжаешь навсегда? — Глаза мальчика широко распахнулись. Какие чувства обуревают его, думал Цю, страх, любопытство, понимание?
— Нет, Тинчень, не плачь.
— Ты должен вернуться! Должен!
— Конечно, я вернусь! Иногда… иногда папам приходится уезжать далеко, чтобы выполнить свою работу. Надолго, очень надолго. Но это не означает, что они не любят свою семью. Не плачь. Ты не должен плакать.
Мальчик неловко вытер слезы, стараясь справиться с собой.
— Я не плачу.
