Ной Чарни - Двойная рокировка
Делакло заняла очень выгодную позицию в зале. Обернувшись, она могла видеть лица участников торгов. Прямо перед ней находился стол аукциониста, позади которого была установлена перегородка традиционного красно-коричневого цвета. Позднее молодые люди в белых рубашках и серых передниках с коричневыми буквами начнут выносить из-за этого щита картины. На художественных аукционах Делакло получала возможность объединять два своих главных пристрастия — любовь к искусству и покупкам.
Она внимательно оглядела зал и, встретившись взглядом с импозантным мужчиной, стоявшим далеко справа, быстро отвела глаза. Потом открыла каталог и чуть заметно улыбнулась.
На память пришло ее первое знакомство с искусством. Держась за папину руку, маленькая девочка в белом платье и с голубым бантом в волосах шла по Музею Родена в Париже. Отец остановился перед картиной Родена «Поцелуй». Присев рядом с девочкой, он прошептал: «Такой я помню твою маму, Женевьева. Когда ты захочешь вспомнить о ней, приходи сюда».
Все участники торгов были нарядно одеты. Аукционы, особенно такого масштаба, как «Сотби» и «Кристи», являются своего рода светским мероприятием. Сюда приходят, чтобы продемонстрировать себя и посмотреть на других. Аукционный дом «Кристи», по сути, представляет собой постоянно изменяющийся музей, где каждую неделю выставляется новая коллекция, которую можно посмотреть и купить. Но самым главным событием всегда были торги — именно они позволяли «Кристи» поддерживать свой бизнес и не опасаться за будущее даже в эпоху всемогущего Интернета.
Богачи считают, что лучше переплатить, купив Ренуара у «Кристи», чем приобрести его менее эффектным путем. Для продавцов же международный характер аукционов «Кристи» и «Сотби» превращает мир в один общий рынок, неизменно привлекающий всеобщее внимание и позволяющий выручать гораздо больше денег, чем на местных аукционах или в галереях с их фиксированными ценами.
Люди в зале приветствовали друг друга, прохаживались, звонили, читали, вынашивали планы и что-то замышляли. Делакло наблюдала за толпой, отмечая знакомые лица. Незнакомых было значительно меньше: парочка туристов, которые пришли сюда, прочитав в путеводителе, что «дождливый лондонский день можно скрасить посещением аукциона»; не слишком солидная клиентура типа владельцев галерей с севера страны, мнящих себя важными персонами; один-два торговца хламом с Портобелло-Роуд, которые желали бы торговать чем-то поприличнее или по крайней мере облагородить свой хлам действительно ценными произведениями; частные коллекционеры, в основном новички, поскольку более опытная публика обычно участвует в торгах заочно или по телефону. За два года работы в «Кристи» в отделе живописи двадцатого века Делакло изучила все тонкости аукционного бизнеса.
Приглушенный гул голосов напоминал шум прибоя. Но когда на сцену вышел аукционист, публика разом притихла.
ГЛАВА 9
— Посмотрите, сэр. Похоже, у нас что-то происходит.
Центр управления охранной системой Национальной галереи современного искусства в Лондоне был оснащен новейшей техникой. Сидевшая у монитора Джиллиан Эйвери повернулась к стоящему рядом мужчине в черной форме.
— Это в щитовой в подвале. Мы зарегистрировали какое-то движение, но на экране никого не видно. Вот, посмотрите.
Тоби Коэн, начальник ночной смены, взглянул на монитор, потом перевел взгляд на телеэкран на стене. Камера слежения показывала пустое помещение.
— Что же там может происходить?
— Там не заперта дверь. Возможно, она приоткрылась. Другой причины я не вижу, — ответила Эйвери, пробежав пальцами по клавиатуре. — Что будем делать?
— Свяжитесь со Стаммерсом и Фоксом. Пусть сходят и проверят.
Набрав на компьютере номер, Эйвери громко произнесла в микрофон:
— Центр управления вызывает охрану-два. Центр управления вызывает охрану-два. Вы меня слышите? Центр управления вызывает охрану-два. Вы меня слышите?
— Что за черт. Куда они запропастились? — проворчал Коэн, подходя к компьютеру.
— Они не отвечают, сэр.
— Я вижу, что не отвечают. — Коэн наклонился над микрофоном: — Центр управления и охрана-один вызывают охрану-два. Пожалуйста, ответьте. Центр управления вызывает охрану-два! Где они, черт побери? Центр вызывает охрану-два.
— Может, связаться с Хэммондом и Гессом?
— Да, вызывайте охрану-три.
Эйвери склонилась над клавиатурой.
— Они ведь на той же линии, что и охрана-два. Должны были ответить, — заметил Коэн, опять наклоняясь над микрофоном. — Центр управления вызывает охрану-три. Центр вызывает охрану-три. Пожалуйста, ответьте. Центр вызывает…
— Сэр, посмотрите на экраны.
Эйвери указала на стену с экранами, на которые передавалось изображение с камер, установленных в залах музея, коридорах, у входов и выходов. Все они показывали пустые помещения.
— Там никого нет. Все охранники куда-то делись. Что, черт возьми, происходит?
Коэн подбежал к стене с экранами.
— Когда вы последний раз связывались с охраной?
Эйвери сверилась с компьютером.
— Прошло двадцать три минуты.
— Перемотайте пленку назад.
Эйвери нажала несколько клавиш, и на экранах появились охранники.
— Когда это было?
— Двадцать девять минут назад. После этого они исчезли с экранов.
Коэн стал мерить шагами комнату. Потом снова взглянул на стену.
— Подождите-ка. Возвратитесь и прокрутите снова, — скомандовал он, сложив руки на груди. — Вот видите, они исчезли. Охранники не выходили из помещения. Они просто исчезли с экранов. Какого дьявола?
— Сэр, у нас опять сигнал. И снова из щитовой.
— Добрый вечер, леди и джентльмены! Мы рады приветствовать вас на аукционе русских и восточноевропейских произведений искусства. Начнем с шестой страницы каталога. Лот номер один, фотография скульптур Константина Бранкузи, сделанная им самим. Вы можете увидеть ее слева от меня. Стартовая цена восемь тысяч. Я слышу восемь тысяч пятьсот? Благодарю вас, восемь тысяч пятьсот. Заявка отсутствующего покупателя — девять тысяч. Кто даст девять тысяч пятьсот? Девять пятьсот? Девять пятьсот? Итак, господа, девять… Девять пятьсот в последнем ряду, благодарю вас. У меня заявка на десять тысяч. Кто даст десять пятьсот? Дама во втором ряду, благодарю вас. Кто даст одиннадцать? Я выхожу из игры на десяти с половиной. По-прежнему десять пятьсот во втором ряду. Отличная работа, в прекрасном состоянии. Одиннадцать… благодарю вас, мадам. Одиннадцать тысяч у вас. Я слышу одиннадцать пятьсот? Это ваша последняя цена? Продаю за одиннадцать тысяч пятьсот. О, я вижу вас, Джессика. У нас новый покупатель по телефону. Одиннадцать тысяч пятьсот. Двенадцать тысяч в зале. Кто даст двенадцать пятьсот? Двенадцать пятьсот по телефону, благодарю вас, Джессика. Кто даст тринадцать? Тринадцать тысяч? Нет желающих? В таком случае продаю за двенадцать с половиной тысяч фунтов по телефону. Продано покупателю по телефону.
Молоток с громким стуком опустился на стол.
— Я могу посмотреть номер карточки? Один девятнадцать. Спасибо, Джессика. Лот номер два…
Аукцион пошел своим чередом. Покупатели ерзали на стульях, листали каталог и перешептывались. Над головой аукциониста висело табло, на котором указывались текущие цены в фунтах, долларах, евро и иенах. Справа от стола аукциониста сидел его ассистент с ноутбуком. Слева стояла перегородка, из-за которой выносили продаваемые предметы. И хотя участники торгов имели возможность ознакомиться с ними на предаукционной выставке, Делакло нравилась эта красивая формальность.
В глубине зала расположились технические эксперты «Кристи», наблюдавшие за ходом аукциона. Со своих мест они могли видеть всех участников торгов и выявлять всякого рода нарушения, неизбежные на любом аукционе.
С тыла их защищала роскошная цветочная композиция, не позволявшая встать у них за спиной. В холле за небольшим столиком сидел сотрудник «Кристи», отвечающий на вопросы покупателей и забирающий карточки у тех, кто уже сделал покупки. Там же находились охранники. Из холла можно было спуститься по лестнице в вестибюль и выйти на улицу.
Делакло вспомнила свой первый аукцион в Париже, на который они пришли с отцом вскоре после посещения Музея Родена. Когда вынесли картину Малевича «Супрематическая композиция: белое на белом», отец заплакал и вышел из зала. Картина всегда принадлежала семье ее матери. Отец очень хотел сохранить ее, но при сложившихся финансовых обстоятельствах… Вырученных денег хватило, чтобы решить все их проблемы, отправить маленькую Женевьеву в самую лучшую закрытую школу, а затем в университет, и купить ей дом. И все это за кусок холста, который сто лет назад закрасил белой краской парень из России. Будь отец жив, он был бы счастлив, что его дочь стала изучать творчество этого парня и последовала за картиной в «Общество Малевича», купившее ее на том аукционе. Чтобы всегда быть рядом с ней, взять под свою защиту и никогда больше не терять. И вот теперь…
