Воркута (СИ) - Лобаева Ульяна

- Мы должны ее туда скинуть, - глядя исподлобья, сказал Осташ. – Трубе нужен первый, потом она… переваривает. Остальные могут пройти.

- Ну ты и козел! Урод! – крикнула из-за плеча Ильи Надька.

- Отдадим ее, - Осташ даже не посмотрел на нее, понимая, что сейчас все зависит только от решения Ильи. – Иначе не пройти.

- Вот почему о третьем уровне так мало инфы, все группы засекречены и закрыты… - дошло до него. – Кому ж захочется признаваться в убийстве.

- Ну, вообще, много кто знает, но стараются особо не болтать. Если все узнают, «быка» на убой не найдешь. Илюха, мы не пройдем, если не отдадим ее трубе… Ну пойми ты. Кому она нужна? Старая стремная баба, вон, кривая вся. А нам еще жить и жить… Не валяй дурака.

- Ах ты сволочуга! - снова заверещала Надька. - Гад! Гондона кусок!

- По-скотски это как-то... – задумчиво сказал Илья.

- Блин, да вы чего..! Вы там охренели что ли совсем! – Надька за его спиной засопела, захлюпала носом, перепугавшись, что Илья может передумать.

Он молча кусал нижнюю губу, исподлобья глядя на Осташа, несколько раз шумно выдохнул, обернулся на Надьку. Он несколько раз пытался заговорить, но так и не решался.

- Давай кинем жребий, - наконец сказал Илья вынул из кармана коробок спичек. – Это будет честно.

Осташ помолчал, кинул взгляд на трубу, посмотрел на спички. Скинул куртку на пол, кивнул:

- Ладно, давай. Черт с тобой, раз ты такой принципиальный.

Илья взял три спички, отломил у одной кончик, прикрыв полой куртки, подошел к Осташу:

- Давай!

И прежде чем тот протянул пальцы, сложенные щепотью к спичкам, сделал сильный и резкий толчок. Осташ упал на металлический скат, который издал низкое механическое гудение и начал тихо опускаться, увеличивая угол наклона. Сзади ахнула Надька, Осташ заорал бессмысленные матюги, отчаянно пытаясь удержаться на гладком металлическом склоне.

- Тварь! Сука! Да я тебя из-под земли достану, сученыша! – орал он, суча ногами безрезультатно хватаясь за полированный металл.

Загудели ножи, набирая разбег; заплакал, завыл в голос Осташ:

- Убьюуууу!!! С того света достану!

- Господи… Надька подошла к краю, глянула вниз, обернулась на Илью. - Зачем ты… Ты же хотел честно!

- Он бы сам так сделал, неужели ты этой сволочи поверила. Не тебя бы толкнул, так меня. Такие как он очень сильно свою жизнь берегут.

Надька зажала уши ладонями, отвернулась от провала. Зажужжали механизмы, крик Осташа прервался на излете, на скат вяло плеснуло кровью. Когда лопасти остановились, Илья потянул Надьку за собой, и она пошла послушно, мертво глядя перед собой. Пройдя по трубе, они попали все в тот же бетонный коридор, но теперь под окнами двигался конвейер, на котором ехали в неизмеримые дали поддоны с кусками крупно нарубленного мяса. Он кивнул на деревянную дверь в глухой стене, около которой на гвоздике висел ключ.

- Финиш.

Когда они вышли в Рудник, Надька вдруг ухватила его за куртку, прильнула к груди и беззвучно заплакала.

***

Крутя руль буханки, Илья чувствовал, как внутренности в животе будто покрываются ледяной коркой. Это было неправильно, какой бы сволочью ни был Осташ. И вся Дупликация – неправильная, враждебная. Ее не должно быть.

- А? Что? Кого не должно быть? – отозвалась Надька, и он понял, что произнес это вслух.

Он высадил ее около дома, отмахнулся на предложение зайти и порулил к пятиэтажке Осташа. Зашел в подъезд, потоптался на площадке перед дверью – ключ остался в его куртке перед трубой-мясорубкой. Ни на что не надеясь, несмело позвал вполголоса:

- Кис-кис-кис…

Сверху донесся еле слышный шорох, и он увидел, как меж прутьев лестничной ограды просунул грязную морду худой рыжий кот.

- Пойдешь со мной? – Илья распахнул куртку и протянул руки к коту, думая, что тот непременно шарахнется. Но рыжий спокойно устроился у него на груди, уцепившись когтями за свитер, и весь путь до дома тихо и довольно тарахтел, распространяя по кабине тошнотворный подвальный запах.

Не заходя домой, он позвонил в квартиру тети Вали, и, когда она открыла, расстегнул молнию и показал кота.

- Теть Валь, возьмите, а… У него хозяин погиб.

Старуха покачала головой:

- Господи, грязный как прах… Ну, давай сюда своего задрыгу.

Дома Илья вынул было бутылку коньяка, налил в рюмку, но вдруг отодвинул и поставил на плиту чайник. Ему надоело бесконечно пьянство, надоело тошное мутное чувство, сотканное из вины и вечной неприкаянности. И самое плохое – ему не к кому было с этим пойти. Только сейчас он понял, что сбежав от матери и нереспектабельного брата, которого стоило стыдиться, он не приобрел ничего. Была карьера в Москве, была красивая эффектная жена, дизайнерская квартира и загородный дом, были такие же друзья, знакомством с которыми можно было даже похвастать, но ничего из этого не имело никакого веса здесь, в Воркуте. Здесь была только кругленькая Надька с ее потекшим глазом и давно потускневшие воспоминания о брате. Илья вдруг осознал, что даже не знает, как брат выглядит сейчас. Вовка звонил ему сразу после освобождения, и в трубке было слышно, как он немного шепелявит – наверное, лишился зуба…

Илья прошелся по комнате, открыл дверцы шкафа – пара свитеров, старомодная синтетическая водолазка, такие сто лет не носят. Скомканное засаленное одеяло на дне, и тут же почему-то – пара пустых пыльных пузырьков корвалола. Он направился на кухню, поставил кастрюльку с водой на плиту, вынул пачку пельменей с нарисованной ложкой с глазами и зубастым ртом-улыбкой.

Он ел пельмени, щедро политые майонезом – Кира непременно сделала бы ему замечание. Майонез, фи как нездорово и пошло... Илью не отпускало чувство какой-то неправильности, что-то скребло внутри и мешало свободно думать. Майонез, бутылочки корвалола, одеяло комом… Он вдруг подскочил, бросил ложку и схватил телефон.

- Надь, нам надо идти на второй уровень!

- Зачем? – растерянно произнесла она. – Ты же купил ключ у Осташа.

- На первом уровне я получил кнопку, на третьем – эту круглую хреновину типа часов или таймера. Кнопку приносили многие, но никто не знает, к чему она и зачем нужна. Часы наверняка получил только я - никто ведь не спускался на нижний этаж! На втором уровне должно быть тоже что-то, какой-то артефакт. Я уверен, это все пригодится в комнате мертвеца. Я думаю, никто не вернулся оттуда, потому что никто не брал с собой этих предметов.

Надька помолчала несколько секунд и решительно сказал:

- Ну что ж… Значит, идем на второй.

- Ты подумай еще, ладно? Неизвестно, куда придется сунуться за этой штукой.

- Я иду в любом случае, - отрезала Надька.

***

Илья сунул в пакет щетку для мусора, которую нашел под раковиной, тряпку и бутылку водки. Вызвал такси машину и велел веселому румяному таксисту отвезти его на кладбище. Маму похоронили недалеко от входа, в старой ограде вместе с бабушкой и отцом, и плутать долго не пришлось, хотя оградки засыпало почти полностью. Кладбище вообще унылое место, а кладбище в полярной тундре – унылое вдвойне. Ровная гладь чистого снежка, беспощадный ветер, частокол высоких палок с табличками «мама», «батя», «брат». Илья руками раскопал скамейку и мамино надгробие – самое простое, металлическое, оно облезло и начало ржаветь, а фотография расплылась в белесой мути. Обмел памятник щеткой, протер тряпкой. Бабушкин и отцов он трогать не стал – не хотел, чтобы воспоминания захлестнули, задушили его. Илья сорвал голову бутылке, дзинькнул стеклом о железный бок памятника:

- Здравствуй, мама.

Он хотел сказать «прости», но тут же разозлился сам на себя. Какая-то дешевая мелодрама. Мать и не обижалась на него никогда, она гордилась - сын-то вон, ого-го… И всем рассказывала: старший у нее – молодец, высоко взлетел. Расстраивалась только, что детишек нет. Нечего ей прощать ему.

Илья сделал глоток, запоздало спохватился - не взял закуси. Сгреб немного снежка с оградки, сунул в полыхающий рот. Он не знал, что делать дальше. Что делают на кладбищах? Разговаривают с покойными? Ну и что ему сказать? Вот, машину поменял, загородный дом купил, филиал скоро в Подмосковье откроется? Черт, какая все-таки херня… Потоптался, примостился на скамейку, ощущая, как холод впивается в ягодицы.