Борис Шпилев - Бандитский век короток
Хмурое утро нехотя, лениво перетекало в начало хмурого дня. Уполз с улиц туман, но не растаял совсем, а затаился рваными клочьями в темных переулках и подворотнях.
Сеня Бес тупо смотрел на мелькавшие за тонированными стёклами улочки родного города. Он ненавидел серые стены домов с ржавыми водяными потеками, ненавидел раздолбанную дорогу, бесчисленные ямы и рытвины которой сочились желчным гноем глины. «Девятку» тряхнуло на крутом ухабе так, что она застонала, как живая.
Сеня, люто мучившийся похмельем, вполголоса матюкнулся и рыгнул. Салон наполнился густым запахом перегара.
— Смотри, куда рулишь, козлина! — буркнул он.
— Сам ты козлина! — нехотя откликнулся водитель. — Тут, блин, куда ни рули, один хер, в яму влетишь.
Остальные трое пассажиров, как по команде, уставились на Сеню, задумчиво посмотрели на водителя, оценивающе — на дорогу и вновь отрешенно замерли, передавая друг другу плотно забитый косяк.
Машина, неуклюже вильнув к обочине, замерла у дома Кацмана.
— Вроде приехали, — покосился в окно Бес. — Ну чё, двинули? — Он открыл дверцу и, зябко поежившись, полез наружу.
— Повторяю для особо тупых: тёлку не трогать!
— А с жидом что делать? — спросил долговязый водитель. Никто не знал, как его зовут. Он пришел в банду недавно, рекомендованный кем-то из авторитетов, которому приходился родственником, и к нему сразу же, намертво прилипло погоняло Брат. В нем еще не угасла малая искорка человечности. Он еще помнил, как мама приводила его, маленького, в поликлинику и как он играл с плюшевым мишкой, пока дядя Боря ощупывал его опухшие гланды длинными, чуткими пальцами.
— Крот ясно сказал, свидетелей не оставлять, — отрезал Бес и злобно покосился на водителя. Не нравился ему этот козёл, ох не нравился. Но Брат был братом авторитета, а Сеня — всего лишь командиром пятёрки. Поэтому он ничего не сказал, сунул руки в карманы, нащупав в правом рифлёную рукоять «Макарова», и решительно направился к высокой деревянной калитке, покрытой коричневым лаком.
От мощного толчка Сени хрупкая защелка отлетела, калитка распахнулась, с треском ударившись о забор, и бандит увидел трех молодых кавказцев, стоящих на крыльце дома.
Нельзя сказать, что Сеня Бес был абсолютно туп. Если бы это было так, то он никогда не выбился бы из рядовых «быков» в пусть мелкое, но начальство. Скорее он был умственно и эмоционально ограничен. Но недостаток ума у него компенсировался поистине собачьим чутьём, а эмоциональная ограниченность и вовсе была скорее подмогой, чем помехой в нелегкой Сениной профессии.
Поэтому, увидев перед собой незнакомцев, чей вид не сулил ничего хорошего, Бес не удивился и не испугался, так как был эмоционально ограничен, а чутье подсказало Сене, что перед ним враги.
— Здорово, мужики, — сказал он, не вынимая из кармана пистолет. Затем несколько раз выстрелил прямо через куртку и, спрыгнув с тропинки в снег, бросился к углу дома. Сгрудившиеся за его спиной «быки» выхватили оружие и принялись беспорядочно палить в стоящих на крыльце дагестанцев. Последние в долгу не остались и немедленно открыли ответный шквальный огонь.
Это только в крутых боевиках положительные и отрицательные герои лихо прыгают и кувыркаются, уворачиваясь от пуль, чуть ли не ловя их руками и зубами. В жизни же, для того чтобы преодолеть в себе состояние ступора, в которое приводит человека вид направленного на него оружия, нужны годы специальной подготовки.
У четверых Сениных подчинённых никакой такой подготовки не было. По этой самой причине они замерли испуганно на открытой, заснеженной тропинке. Все их жизненные силы сконцентрировались в побелевших указательных пальцах, судорожно нажимавших на спусковые крючки.
Боевики Али были тренированы гораздо лучше, но узкое пространство между перилами крыльца, на котором они стояли, лишало их возможности маневра. Тот, которого Али назвал Русланом, упал первым, получив пули в грудь и в плечо. Но, упав, он продолжал стрелять и перед тем, как его захлестнула темная волна небытия, успел увидеть, как осел в снег один из бандитов, сраженный его пулей.
Братья Черенки, услышав выстрелы, выскочили из машины и рванулись к калитке. Они не знали, что Грома нет в доме, и, следуя приказу Рулева, в свою очередь, принялись палить в бандитов и дагестанцев.
Вадима застрелили почти сразу же. Случайная пуля попала ему в глаз. Взвыв от ярости, Илья бросился к стоящим на тропинке бандитам и, прежде чем погибнуть самому, в упор расстрелял двоих. Последнему из пятерки Беса повезло больше. Не целясь, навскидку, двумя выстрелами он добил уже раненных дагестанцев, однако обрадоваться своей удаче не успел. Пуля подоспевшего Али клюнула его в затылок и вышла между глаз, вырвав кусок лица размером с чайное блюдце. Хладнокровно осмотрев место побоища, Али направился к дому, осторожно переступая через изуродованные трупы.
Бес скорчился в сугробе у задней стены дома. Он был ранен в плечо, но почти не чувствовал боли. Скорее неудобство. После того как затихли выстрелы, он поднялся на ноги и осторожно заглянул в дом через застекленную дверь чёрного хода.
Надев на левую руку перчатку, Бес выдавил стекло и, просунув в дыру руку, нащупал задвижку.
Войдя внутрь, он оказался на просторной и чистой кухне. Сеня огляделся и, оставляя на белом кафельном полу грязные следы, направился к двери, ведущей внутрь дома.
Борис Израилевич не беспокоился за Олю. Она была в безопасности, чего нельзя было сказать о самом Борисе Израилевиче. Старый доктор укрылся в столовой, граничившей с кухней, подальше от перестрелки, бушевавшей у входной двери. Он присел за диваном, судорожно прижимая к груди оставленный Громом пистолет, и испуганно вздрагивал каждый раз, когда очередная пуля, пролетев через комнату, впивалась в потолок или стену.
Выстрелы смолкли, и Борис Израилевич только было облегченно вздохнул, как вдруг услышал звук бьющегося стекла. Доктор заглянул в проем кухонной двери.
Оккультисты убеждены, что многие слепые люди обладают даром «внутреннего зрения», позволяющим видеть астральную сущность того или иного человека, а придворный маг Людовика Святого — раввин Эдекиэль — даже посвятил этому вопросу целый трактат.
Кацман не разбирался в эзотерике и никогда не слышал о раввине Эдекиэле.
Был доктор очень близорук и без очков почти ничего не видел. Но «Это» Борис Израилевич разглядел совершенно отчетливо. Изогнутые, блестящие клыки громко щёлкали, роняя на пол кровавую слюну, горящие красные глаза неотступно следили за доктором. Монстр надвигался на него из полумрака, поднимая на ходу когтистую лапу.
Никогда в жизни и ни при каких обстоятельствах Кацман не смог бы выстрелить в человека. Но в эту тварь он выстрелил, не задумываясь, раз, и другой, и третий. И промахнулся.
Сеня думал о том, что он будет единственным, кто выполнит приказ Крота и притащит-таки треклятую телку, когда сумасшедший, старый жид начал палить в него прямо с порога. Бес в первую секунду даже присел от неожиданности и тотчас выстрелил в ответ.
Точно тряпичную куклу, доктора отшвырнуло в глубь комнаты. Бандит направился было к нему, но услышал за спиной шорох. Вскидывая пистолет, он резко обернулся и увидел в светлом прямоугольнике двери, ведущей из кухни на улицу, невысокого, смуглого. Его ледяные серые глаза.
Это было последнее, что видел в своей недолгой и непутёвой жизни Сеня Бес. Мрак поглотил его.
Глава 5
Гром разрезал верёвки, впившиеся в опухшие, посиневшие кисти Олега Жданова. Легонько похлопал парня по щекам, но тот не реагировал. Тогда Алексей запрокинул голову Олега и щедро плеснул в его приоткрывшийся рот неразбавленного медицинского спирта из плоской металлической фляжки. Многократно проверенный метод сработал и на этот раз. Олег шумно глотнул раз, другой… и фыркнул, словно конь. Его опухшие от побоев глаза широко отрылись.
— Зачем ты пришёл, дядя Лёша? — спросил он, прокашлявшись, растирая потерявшие чувствительность руки. — Сейчас они вернутся…
— Не вернутся уже, — буркнул Гром, пытаясь вытащить нож из пасти бандита. Глубоко ушедшее в сырую древесину лезвие не поддавалось, и Гром раскачивал его туда-сюда, ухватившись за рукоятку, словно дантист, удаляющий крепко сидящий зуб. Голова Фрола моталась бессильно, а его затекший кровью глаз глумливо подмигивал. Олегу стало дурно, он сложился пополам, и его вырвало. Ждан уже больше суток ничего не ел, его желудок был пуст и только мучительно сокращался, бился где-то у самого горла.
Алексей наконец освободил нож, и тело Фрола бесформенным кулем осело на пол. Гром тщательно вытер лезвие и посмотрел На скорчившегося в углу Олега.
— Не раскисай, парень, соберись, нам нужно уходить.
— Я сейчас… сейчас, — бормотал Олег. Он вытер губы рукой, с отвращением посмотрел на неё и снова согнулся, забулькал утробно.
