Бентли Литтл - Письма, несущие смерть
Я знал, как защититься, но, когда сочинял в тот вечер ответ, меня вдруг осенило: эффект был бы куда больше, если бы меня защитили другие люди.
Ручка замерла над бумагой, а мозги заработали с новой энергией.
Я мог бы придумать фальшивое имя и фальшивый адрес, притвориться кем-то другим, притвориться обычным читателем, ознакомившимся с обоими мнениями и решившим, что аргументы Джейсона Хэнфорда гораздо более убедительны.
Или можно выдумать фальшивую организацию.
Еще масштабнее, еще лучше. Я уставился на чистый лист бумаги, заправленный в пишущую машинку. Название должно быть правдоподобным, но ни в коем случае не совпадать с названием существующей группы. Союз борцов за гражданские права испаноязычного населения? Звучит красиво, но вроде я где-то это уже слышал. Ассоциация борцов за права латинос… Охрана прав чикано… Лига защиты прав американцев мексиканского происхождения? Беда была в том, что все названия казались реальными.
А что, если такие организации действительно существовали?
Вот в чем была юридическая проблема. Однако, даже если представитель одной из тех организаций подаст иск о незаконном использовании названия и заявит, что я не точно выразил их взгляды, это случится уже после публикации.
Я начал печатать.
Составление письма заняло много времени. Я работал, пока не начал клевать носом, а закончил письмо уже на следующий день после занятий и успел отпечатать его до прихода отца с работы. В честь Карлоса Сантаны и Артуро Сандоваля, двух музыкантов, чьи пластинки я видел на днях в магазине «Доброй воли», я назвался Карлосом Сандовалем, председателем Союза борцов за гражданские права испаноязычного населения. Я утверждал, что захват городом земельного участка в пользу застройщиков под прикрытием права государства на принудительное отчуждение частной собственности является попыткой вытеснения мексиканского населения. Что муниципалитет проводит политику изменения демографии города за счет увеличения белого населения, что является дискриминацией.
Для подкрепления своей точки зрения я быстренько настрочил письмецо якобы от возмущенного жителя города. Я придумал старую даму, родившуюся в Акации и прожившую здесь всю свою жизнь. Мол, она считает отвратительным фанатизм, столь очевидно влияющий на политику чиновников, избранных горожанами и изгоняющих жителей ее любимого города.
«Леджер» опубликовал оба письма (неужели они публикуют все, что получают?), и спор разгорелся с новой силой. Совсем рядом с моими письмами оказалось неофициальное мнение известного расиста-экстремиста, без чьей поддержки, в чем я был абсолютно уверен, городской совет вполне мог бы обойтись.
В бой ринулась альтернативная пресса: одна из двух подпольных газет округа Ориндж напечатала совершенно лживую историю, будто Карлос Сандоваль посетил собрание местных испаноязычных лидеров, и украла цитату из моего письма; другая опубликовала передовицу (без подписи) с пересказом всех моих мыслей. Я был польщен и взволнован тем, что оказался в центре этого конфликта, но понимал, что темп сбавлять нельзя. Поэтому я написал письмо в «Лос-Анджелес таймс», на этот раз от лица бизнесмена, проживающего в приличной части города и возмущенного тем, что чиновники отнимают бизнес у мелких собственников и передают его своим приятелям.
В редакции потекли письма согласных и несогласных со мной. Я написал еще одно письмо, заявив, что обсуждаемый городской район является исторической достопримечательностью, и пусть мелкие политиканы с неизвестными мотивами не марают его своими грязными лапами. Для всех своих писем я придумывал фальшивые имена и адреса; брал из телефонной книги настоящие и изменял одну цифру или букву. Ни разу мне не отказали. Все мои письма были опубликованы.
Отец постоянно комментировал полемику по Ист-Сайду, ругая противников реконструкции, но, похоже, он совершенно забыл о том, что инициатором все этой шумихи был я, что именно мое письмо заварило эту кашу. Как-то вечером я печатал очередное гневное письмо Карлоса Сандоваля, председателя Союза борцов за гражданские права испаноязычного населения, направленное против городского совета, как вдруг вошел отец. Я быстро вытащил письмо и небрежно положил его на стол текстом вниз, а в машинку вставил чистый лист.
— Что с тобой происходит? — спросил явно недовольный и раздраженный папаша. — Вместо того чтобы бегать за девчонками, ты прячешься в своей комнате, печатаешь письма. Я в твоем возрасте укладывал девок направо и налево. Как Том.
— Ну, ну. Звучит не очень-то по-христиански.
Отец угрожающе надвинулся на меня.
— Ты что, издеваешься надо мной?
— Нет, — солгал я.
— Я христианин, но и мужчина, черт побери. Чего о тебе не скажешь. — Он хмуро уставился на меня, и я отвел взгляд. — Почему у тебя нет подружки, Джейсон? Почему ты ни с кем не встречаешься, а?
Я сам этому удивлялся. А сейчас подумал, что, может, это шанс наладить с ним отношения. Может, стоит мне только открыться, и он тоже сделает шаг навстречу, и мы установим хоть что-то похожее на отношения отца с сыном. Лучше поздно, чем никогда? Я глубоко вздохнул и признался:
— Я не знаю, как встречаться с девушками.
Отец изобразил фальшивое недоумение:
— Неужели? Я знаю, что ты должен сделать. — Он наклонился ко мне. — Потрахаться.
Вот вам и родственная связь.
Он расхохотался своей шутке и вышел, а я еще долго сидел смущенный и униженный. Никогда мне не получить от него отцовского совета. Ублюдку совершенно не интересно быть моим отцом. Он любит только себя. Пусть он больше не пьет, но так и остался козлом и эгоистом.
Я запер дверь и закончил письмо редактору, приведя убедительные возражения против всего, что каждый день напыщенно провозглашал отец. Я знал, что он взбесится, прочитав столь точный критический анализ собственных доводов. Мне нравилось атаковать исподтишка; анонимность помогала мне бить в самые уязвимые места.
Получай, подонок. Так тебе, думал я.
На следующий день мы с Робертом, Эдсоном и Фрэнком Хернадесом отправились в ту маленькую забегаловку с моими любимыми тако. Никогда еще я не видел там столько народу. Газетная полемика оживила бизнес, и Фрэнк предложил составить петицию с требованием сохранить жилые дома и весь мелкий бизнес на Восьмой авеню и в ее окрестностях. Мне захотелось рассказать ему о своих действиях, но что-то меня удержало. Я оторвал взгляд от карне асада — тако с мясом, жаренным на углях, — и кивнул:
— Пиши. Я подпишу.
Фрэнк угрюмо уставился в окно.
— Господи, они просто отберут наш дом. Ты это понимаешь? Отберут и заплатят его стоимость, а он ничего не стоит, и мы станем бездомными. А где еще найти такой дешевый дом? И в конце концов мы окажемся в грязной квартирке в Санта-Ане рядом с чертовыми нелегалами.
— Может, у них ничего не получится. Я хочу сказать, что если все объединятся и…
— Кого ты пытаешься обмануть? — перебил меня Фрэнк. — Этот район уже ушел в прошлое. Наслаждайся, пока можешь, приятель.
Роберт и Эдсон жевали молча. Им нравился Фрэнк и нравилась эта забегаловка, но я видел, что им неуютно в Ист-Сайде, и — насколько я знал — они были согласны с моим отцом. И дружба этому не мешала.
Не будучи лично заинтересованным, я поклялся сражаться не на жизнь, а на смерть против реконструкции Ист-Сайда.
Артур Коллингзуэрт
Таунли-Плейс
Акация, Калифорния 92235
Господа!
Как житель Акации в третьем, поколении и успешный местный предприниматель, я возмущен бесчувственным и ксенофобным отношением городского совета к реконструкции. Последние несколько недель я пристально следил за полемикой и глубоко огорчен и разочарован словами представителя городского совета. Я не верю в теории заговоров, но, похоже, Карлос Сандоваль очень точно назвал политику города расистской и непродуманной.
Неужели вы полагаете, что испаноязычные члены нашего сообщества не имеют права вмешиваться в решение собственной судьбы?
К тому же я хотел бы заявить, что выступаю против правительственной узурпации права частной собственности через «право государства на принудительное отчуждение частной собственности», как руководящего принципа, и нахожу ваши действия особенно гнусными. Можете не сомневаться, мои друзья и коллеги-бизнесмены будут пристально следить за вашими действиями и соответственно голосовать на следующих выборах.
С уважением,
Артур Коллингзуэрт
Городской совет собрался в третий понедельник июля. Не знаю, сколько жителей города обычно посещают эти заседания, но на этот раз зал был забит битком. Весьма забавно: большинство родителей пришли бы в восторг, если бы их дети-подростки выразили интерес к городским проблемам, но мне пришлось солгать своим родителям. Чтобы они не заперли меня дома, я сказал, что иду на концерт.
