Лиз Коли - Красотка 13
— Рядом с ней еще одна сосна, — сказала доктор.
Энджи представила другое дерево, оно было выше первого.
— А теперь появляется запах леса, — продолжала доктор. — Чувствуешь его? Вдохни и выдохни, только очень медленно. Вдох — выдох. Вдох — выдох.
Энджи выполняла все, что она говорила. Она медленно вдохнула и уловила легкий запах хвои и древесного дыма.
— Пожалуй, я что-то чувствую.
— Добавь еще пять деревьев.
Она действительно увидела их. Воображаемые деревья.
— Ты можешь подойти к ним?
Энджи представила, как подходит к деревьям. Она стояла и, медленно поворачивая голову, осматривалась. Сучки на панелях смотрели на нее пристально и сурово.
— Что ты ищешь, Анжела? — спросила доктор. — Что ты видишь в лесу?
— Нет, остановись! — крикнул кто-то.
— Анжела, Анжела! — позвала доктор, коснувшись ее руки.
Энджи прищурилась. Луч света исчез. Она сидела в большом круглом кресле-подушке.
— Как… где?
У доктора было очень серьезное лицо.
— Все оказалось гораздо сложнее, чем я думала. У нас неожиданно возникла проблема, — сказала она.
Вот тогда она и рассказала тебе о нас. После этого доктор сказала:
— Мне кажется, что мы нашли объяснение тому, почему у тебя возникла амнезия.
Тебе, конечно же, хотелось узнать как можно больше.
На столе у доктора Грант лежал открытый справочник. Название главы было напечатано крупным жирным шрифтом — «ДИССОЦИАТИВНОЕ РАССТРОЙСТВО (ДР), ИЛИ РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ».
— Я подозреваю, что в твоем мозгу произошла метаморфоза и кроме твоего основного «я» появилось несколько двойников, то есть твоих вторых «я». Похищение стало для тебя тяжелой психической травмой, и они были созданы твоим подсознанием для того, чтобы помочь тебе справиться с этим потрясением. Для краткости мы называем их альтерами.
— Это просто бред какой-то! — воскликнула ты. — Вы хотите сказать, что я сумасшедшая? Шизик? Больная на всю голову?
— Нет, нет, это совсем не так. Слово «диссоциация» означает разъединение, расщепление, — поспешила успокоить ее доктор. — Альтеры берут на себя то, что ты считаешь вредным или страшным, — вместо тебя проходят через все жизненные катаклизмы и хранят все негативные воспоминания. Они возводят защитный барьер между тобой и реальной действительностью. Именно поэтому ты ничего и не помнишь. Двойники — это созданный твоим подсознанием совершенный механизм выживания.
Она абсолютно права. Мы даже похлопали друг друга по плечу.
Однако ты засмеялась.
— Это просто нелепо! Почему вы считаете, что у меня есть двойники?
— Да хотя бы потому, что из твоей памяти стерся довольно большой отрезок времени, — сказала доктор Грант и наклонилась, чтобы собрать лежащие на ковре лепестки розы. — Есть еще одна причина. Я целых полчаса разговаривала с одним из твоих двойников. Она называла себя Девочкой-скаутом. Она очень волнуется за тебя.
Часть 2
Мы
Глава 4
Воссоединение
Перед тем как они покинули кабинет, доктор Грант дала маме ксерокопию статьи из медицинского справочника и страницу с перечнем ссылок на веб-сайты. Пока они шли к машине, Энджи понуро плелась сзади. Она не поверила ни единому слову доктора и считала, что существует более разумное объяснение тому, почему в ее памяти образовался провал и почему эта самая память местами была чистой, как белый лист бумаги. Они ведь, черт побери, говорили о турпоходе, и поэтому нет ничего удивительного в том, что Энджи назвала себя девочкой-скаутом. Доктор просто запуталась, неправильно поняла что-то из того, что она говорила. В следующий раз Энджи обязательно ей все объяснит. Ей понравилась доктор Грант, понравилось также говорить правду, и поэтому не хотелось спорить с ней.
— Как ты думаешь… — неуверенно пробормотала мама, включая зажигание.
— Смелей, мама! Это просто ни в какие ворота не лезет! Я думала, что мы уже все выяснили, — у меня временная амнезия, вызванная тяжелой психической травмой. В это я могу поверить, а вот в эту муть — как же это называется? Раздвоение личности! — нет.
— Это понятно, доктор Грант сказала, что такое случается довольно редко.
— Понятное дело. В справочнике, который она мне показала, было написано что-то про особый вид насилия, которому человек подвергался в раннем детстве или младенчестве. Я хочу сказать, что со мной ничего такого не случалось. У меня было совершенно нормальное детство, ведь так? Вы с папой, конечно же, не связывали меня по рукам и ногам, не закрывали в кладовой и не избивали до полусмерти? — засмеялась она.
Мама попыталась подхватить ее шутливый тон, но у нее не получилось. Ее голос сорвался на крик, чуть ли не до визга.
— Конечно нет! Что за бредовые фантазии! Да попробуй еще найди родителей, которые бы любили… любят своего ребенка сильнее, чем мы.
Она быстро поправилась, но ее оговорка снова причинила Энджи нестерпимую боль. Казалось, что ей всадили нож в самое сердце. Посмотрев на располневшую талию мамы, Энджи пыталась подсчитать, сколько у нее осталось времени, чтобы привыкнуть ко всем произошедшим с ней переменам и окончательно прийти в себя до того, как родится ребенок и в их жизни снова воцарится полнейший хаос. Она не решилась спросить об этом у матери.
Энджи отложила гитару в сторону, у нее дрожали пальцы. Только глядя на себя в зеркало, она явственно осознавала, как много времени прошло. Больше ей об этом ничто не напоминало. Раньше ее пальцы были гибкими и послушными, она с легкостью брала любые аккорды. Теперь же они стали слишком длинными и проскальзывали мимо струн. Не имело никакого значения то, что на ее ладонях неизвестно откуда появились мозоли. Она четыре года обучалась игре на гитаре, и ее пальцы были настолько натренированы, что автоматически становились в нужное положение; они, так сказать, помнили каждый аккорд. Теперь же все эти навыки были утрачены.
Мама крикнула снизу, что ужин готов, и ее звонкий голос разнесся эхом по всему дому. Энджи подошла к лестнице, но остановилась, услышав громкие голоса. Голос отца — нет, сказанное им поразило ее настолько, что она буквально приросла к месту.
— Нет, в ней что-то изменилось, — говорил он. — Посмотри в ее глаза. В них чего-то не хватает. Она озлоблена, она… Ну как бы это сказать… У нее душа мертвая. Она вялая, хмурая, какая-то подавленная. Да я, если уж на то пошло, не видел, чтобы она хотя бы раз заплакала.
А чего он от нее ожидал? Что она повиснет у него на шее и будет рыдать взахлеб? Он никогда не был добреньким и любвеобильным папочкой, а теперь и вообще стал каким-то отстраненным, холодным. Ей даже казалось, что он ее стесняется. Она чаще видела его спину, чем лицо.
Мама зашикала на него, а потом что-то ответила, но она говорила так тихо, что Энджи не уловила смысл сказанного. Зато как отреагировал отец на ее слова, Энджи хорошо расслышала — он говорил так громко, как будто кричал в мегафон:
— Я не знаю! Просто что-то в ней сломалось. Словно искра погасла, исчез задор, она больше не радуется жизни.
На этот раз ей удалось разобрать несколько слов из того, что сказала мама:
— Ей нужно время, чтобы прийти в себя… Если бы она помнила немного больше… К тому же ты знаешь, что думает об этом доктор Грант…
— Все это просто чушь собачья, и ты сама понимаешь это! — прокричал отец.
Энджи никогда не слышала, чтобы он так орал и использовал в разговоре с мамой подобную лексику.
Она нарочно громко топала ногами, спускаясь по лестнице буквально вприпрыжку. Чтобы они услышали. Голоса сразу смолкли. Энджи вошла в столовую, направив взгляд куда-то между отцом и матерью. В столовой повисла напряженная тишина. Сами они создали эту неловкую ситуацию, сами пусть и выкручиваются, она им помогать не будет.
Мама сразу положила Энджи полную тарелку картофельного пюре.
— Мы опять говорили о школе, — сказала она притворно спокойным голосом.
Половник, который она держала в руке, со звоном ударился о край кастрюли.
Явная отговорка. Они уже обсудили эту тему вдоль и поперек и решили, что учебный год для Энджи начнется в новой, частной школе. Что называется, начнется новая жизнь на новом месте. Однако, к несчастью, оказалось, что это невозможно. Отец развеял все ее надежды, пояснив, что мама теперь работает, а та школа слишком далеко от дома, и возить ее туда будет некому. Энджи посмотрела на отца. У него на лбу залегла глубокая складка, и она поняла, чем на самом деле он озабочен: родители потратили на ее поиски слишком много денег, и теперь они не могут оплачивать ее учебу в частной школе. Школа «Священного сердца» не рассматривалась по той же причине, плюс ко всему это была католическая школа. Оставалась только школа «Ла Каньяда», где все знали, что она именно та девочка, которая когда-то пропала. Несмотря на то что старшеклассники (то есть ученики девятого-двенадцатого классов) и ученики седьмого и восьмого классов учатся в разных корпусах и преподают у них разные учителя, они все равно принадлежат к одному довольно тесному мирку, в котором все друг друга знают. Школьный двор один на всех, и он довольно маленький.
