Сотилиан Секориский - Путь дурака: Гарри Поттер в России (Путь дурака 1,2,3,7)
— Я слышал, что наркоманы во время ломок могут совершить преступление, — не унимался Рулон.
— Могут, — ответила Мэри, — если бы наркотики продавали в аптеках, такого бы не было. Так что власти сами виноваты в их преступлениях, запрещая наркоту. На Западе кое-где уже продают кайф в аптеках, только у нас все тормозят. И еще власти должны учить людей колоться так, чтоб не было передозняка, чтоб не шырялись всякой чадостью. Пусть просвещают народ, сделав центры, где будут колоть наркоманов врачи, так будет лучше, чем это запрещать.
Мэри поднялась со своего стула и направилась в школу. Рул последовал за ней.
— А проституция тоже полезна? — спросил он.
— Как видишь, — ответила она. — Я сама начала очень рано пороться. Это помогло мне лучше познать жизнь. Настоящая шлюха, порющаяся с малолетства, гораздо лучше может выжить, чем мечтательная разумная мамочкина дочка, которая пьет уксус неразделенной любви, дурость! Если нужно, то шлюха может быстро найти путевого мужика, т. к. она за километр наметанным взглядом видит кто есть кто. Она может быстро окрутить его, стать для него желанной, т. к. знает как угодить, умеет бороться, подстраиваться, располагать к себе, а обычная дура только и может, что выяснять отношения да проклевывать темечко мужу.
— Почему ж тогда шалав осуждают? — недоумевал Рул.
— Все потому же, — ответила Мэри, — они, видишь ли, мешают размножению пушечного мяса и не повышают производительность труда, т. к. имеют вольные взгляды на жизнь. Но раньше их называли гетерами и уважали. Почитай об этом книгу «Таис Афинская».
Тут они подошли к классу, где проходил очередной урок, и заломились туда.
— Вы почему опоздали на урок? — напала на них училка.
— А мы долго аудиторию искали, — ответила Мэри.
— Быстро садитесь и записывайте тему.
Марианна вальяжно прошла и села на галерку. За ней поспешил и Рулон. Усевшись, она неспешно достала косметичку и начала наводить макияж.
— Ты, говорят, платишь Кириллу, чтоб он защищал тебя? — спросила она, разглядывая себя в зеркало.
— Да, я решил, пусть он будет моим телохранителем, — ответил Рул.
— Пусть он охраняет тебя, когда ты торгуешь или у тебя отбирают деньги, а так зря к нему не обращайся.
— А почему? — недоумевал Рулон.
— Потому что, когда тебе мылят харю или над тобой издеваются, ты можешь наиболее хорошо работать над собой, практиковать отрешенность, осознанность, работать с негативными эмоциями. К тому же унижение не дает тебе мечтать о себе, воображая себя суперменом или еще бог знает чем. Спускают тебя с небес на землю — делают реальней, так что если б тебя не долбили, то ты должен был бы платить, чтоб это делали, т. к. без стрессовых ситуаций прогресс идет крайне медленно.
— Не болтайте на уроке! — стала орать на них учила. — Чем вы там занимаетесь? Где ваши тетради? — бесилась она.
— А я дома тетрадь забыл, — заявил Руля. — У вас не найдется листка и ручки, чтоб я мог писать.
— Да я тебе влеплю двойку за четверть! — бесилась старая вобла, стуча указкой по парте.
— образы гоняет, — усмехнулась Марианна.
Рулон, который уже был готов испугаться угрозы, заулыбался, подумав: вот как нужен стресс, чтоб не в воображении, а реально работать со своим говном.
— Что ты улыбаешься? Я вот твоих родителей в школу вызову! Пусть лучше воспитывают тебя!
Рулон старался отследить действие нового образа и не поддаваться на провокацию, продолжая сохранять жизнерадостность. Бессмысленный урок продолжался.
— особенно радуйся, — продолжала Мэри, — если тебя будут обижать и унижать твою ложную личность. Всегда, когда тебя унижают, старайся смотреть на себя со стороны.
— Как это? — спросил Рул.
— Это значит, что ты смотришь на себя как на чужого, как будто это не ты, а какое-то другое лицо двигается, говорит, реагирует, воспринимает, думает. Сперва это делай просто, когда вспомнишь об этом, но в дальнейшем для совершенствования этого взгляда нужно его практиковать, и в трудных условиях, к примеру, когда тебя гноят, думай, мол, я не я и жопа не моя, и отстраняйся, и затем ты ощутишь себя отдельно не только от своей воображаемой личности, но и от тела, и ты всосешь, что ты есть смотрящий, — сказала она, подпиливая свои ногти.
— Как это, смотрящий? — заинтересовался Рулон.
— А вот так, мой милый. Дело в том, что ты на самом деле живешь совсем в другом мире и токмо смотришь оттуда сюда, но это ты поймешь не сразу. А когда врубишься, то осознаешь, что для тебя нужно вернуться туда, откель ты смотришь.
— А что это за мир? — стал спрашивать он.
— А ты смотри на себя со стороны и узнаешь, — рассмеялась она, — иначе это будут все сказки.
Прозвенел звонок, и они выперлись из класса. Марианна подошла к окну в коридоре и взглянула на школьный двор. Там стояла черная «Волга».
— Вот меня уже ждут, — сказала она, — а ты дрочи в кулачок, понял? — усмехнулась она. — А я пойду посмотрю сегодня, кинуть этого фраера или нет, — сказала она, бросив надменный взгляд на машину за окном.
— А я уже не дрочу, — сказал Рулон, — решил развивать волю.
— Молодец, придурок, — похвалила она, — однако ты можешь теперь дрочить по-новому.
— Как это? — спросил он.
— Дрочи и не кончай, а просто наблюдай, как движется твоя энергия, направь внимание в голову и уводи силу возбуждения туда, и скапливай ее в голове, в межбровье или на макушке. Так ты станешь у нас йогом-дрочиньяком, — рассмеялась она. И не прощаясь, отвернулась и пошла вниз по лестнице на выход из школы. Рулон знал, что идти за ней не нужно, и почтительно провожал ее взглядом.
Проводив взглядом отъезжающую «Волгу», куда уселась Марианна, Рулон направился к группе пацанов, стоявших у двери в туалет и игравших в трясучку. Маленький черный пацан быстро тряс руками монеты
— Стоп, — скомандовал второй участник игры по кличке Лукиша.
— орел, — произнес он. Михетченко, так звали трясуна, разжал руки, и они стали считать, чего больше — «орлов» или «решек».
— Моя взяла, — сказал Лукиша, собирая монеты.
— Что, трясете? — спросил, подойдя к ним, Рулон.
— Что, завтра-то будем Хомяка взрывать, а то он совсем оборзел. Двояки лепит, родителей в школу вызывает.
— Да, я уже бомбочку приготовил, — сказал Михетченко.
— Взорвем падлу, — добавил Лукиша, — таких из школы выживать нужно. Подговорим пацанов из других классов, пусть все уроки ему посрывают, тогды узнает, как двояки проставлять, сука.
— И еще Счетовода нужно достать, — добавил Рул, — я тут с пацой из других классов договорился. Будем выживать его из школы.
— Нужно ему заподлянку подстроить. Что-нибудь придумаем, — заявил шустрый на выдумки Михетченко.
Так состоялось очередное заседание КБУ, комитета по борьбе с учителями, целью которого было выжить из школы самых злых и вредных преподов, чтоб учиться стало легче и веселей.
— Вот у меня тут фотки, зырьте, — сказал Рул, достав из кармана порнографические открытки, на которых были бабы в сальных позах, снимающиеся с мужиками. Некоторых из них ебли, другие брали в рот, третьи просто обнимали хуй партнеров.
— Во, клево! — забалдели пацаны, рассматривая фотки.
— Давайте по доллару за штуку, и они ваши, — предложил Рулон.
Лукиша, не раздумывая, купил две из них. Михетченко еще мялся.
Рулон уже продал много таких фоток, подсунутых ему Марианной, и скоро сумел заработать денег на новую книжку по йоге, которой он самозабвенно занимался все свободное время. Только он успел спрятать выручку и фотки в потайной карман в подкладке пиджака, как к туалету подвалил Цыпа и, схватив Рулона за шиворот, заявил: «Ты что, сука, мне туфтовую майку продал? Наклеил на нее ченухи и думаешь, я ее не отличу от настоящей?»
— Я не знал, туфтовая она или нет, у меня такая была, — стал оправдываться Рул, вспоминая, как толкал Цыпе шмотье, данное ему Марианной.
— Не пизди, педераст, не знал ты, сука. За такое я тебе весь ебальник расколочу. В общем, чтоб вернул мне четвертной. Это будет твоя неустойка за туфту.
— У меня столько нету, — стал канючить Рул.
— Кого ебет чужое горе, — возразил ему Цыпа. — Давай, сука, чтоб завтра же принес, не то я тебя на счетчик поставлю, понял?
— Да, — пролепетал Рулон, почуяв, что запахло пиздюлями.
— Ты приносишь мне должок, и я при виде этого кончаю, — глумливо произнес Цыпа. — А если нет, то весь ебальник тебе распиздярю.
Рул поплелся восвояси, только теперь вспомнив, что нужно часто смотреть на себя со стороны. Во время всей этой процедуры он опять отождествил себя, как смотрящего, с личностью Рулона и его телом, забыв, что он не является Рулоном, это заблуждение. Он тот, кто смотрит за ним с другого мира или измерения, по ошибке влипнув в эту личность и тело, что те, делающие, желающие, думающуюие этом мире таких же тел и личностей, живущих своей жизнью, которая мало устраивала его, смотрящего, пока он полностью не отождествился и не стал принимать это тело и эту личность за себя самого. «Но ничего, — подумал он, — недоброхотов у меня хватает, которые давно уже хотят мне намылить рожу или просто приколоться надо мной. Так что еще есть возможность поработать над собой в крутой ситуации, пока она еще не случилась. Буду смотреть на себя, пока снова не забуду об этом». С этими мыслями он поплелся домой. Было интересно смотреть на себя со стороны, как будто какая-то форма или биоробот двигается, смотрит, дышит, ощущает, думает. Он ощущал себя каким-то существом, которое он не очень-то хорошо знал и почти совсем не владел им. Оно само жило и действовало по какой-то своей заведенной программе.
