Эшли Дьюал - Одинокие души (СИ)
— Твоя сестра перешла все границы, — дополняет мама. — Не думала, что она способна на такое. Из-за чего же вы хоть поссорились?
— Теперь это не важно.
С моих плеч исчезает такой огромный груз, что я пьяно пошатываюсь назад.
— Карина не права, — серьёзно отрезает папа. — Но ты не обижайся на неё. Она сказала это сгоряча. Так что помиритесь, и забудьте об этом.
— Мы так и сделаем, — заверяю я. — По-крайней мере, мы попытаемся.
— Что ж, отлично, — мама вновь зевает и встает с дивана. — Не ссорьтесь, Лия. — Она обнимает меня и медленно отходит в сторону спальни. — В жизни мало людей, на которых можно положиться. Вам остается лишь радоваться, что вы есть друг у друга.
Я киваю.
— Спокойной ночи, — папа целует меня в лоб. — И не забудь помыть за собой чашку.
— Да, конечно.
Он улыбается и уходит, а я так и стою в зале, радуясь, что мои опасения не подтвердились.
Наутро я не могу пошевелить левой рукой. Морщусь, встаю, подхожу к зеркалу и громко выдыхаю: плечо покрылось отеками и покраснело.
— Черт, — я испуганно моргаю. — Черт!
От безысходности начинаю тереть ладонью напухшее место, надеясь, что это сможет помочь. Но как? Бессмыслица.
Судорожно набираю в легкие воздух и сглатываю. Нужно что-то сделать, иначе моя глупость превратится в нечто более опасное.
Здоровой рукой, я хватаю со стола телефон, и набирают номер Леши. Астахов тут же отвечает:
— Лия? Что-то случилось?
— Ну как сказать, — я вновь осматриваю в зеркале синеватое плечо. — Знаешь, кажется, мне нужна помощь.
— Мне приехать? — серьёзный тон друга успокаивает меня: Астахов сумеет помочь. Я уверена.
— Да, пожалуй.
— Буду минут через пятнадцать. — Тут же раздаются гудки, и я буквально вижу, как Леша срывается с места, начинает метаться по своей маленькой комнате. Он всегда был ответственным, правильным, тактичным. Иногда мне кажется, что у нас с ним огромная разница в возрасте, будто он мой старший брат, хотя, по сути, мы ровесники. Так что, с кого и надо брать пример, так это с Астахова. Мне до его идеальности ещё расти и расти.
Через силу, я надеваю свитер. Ужасно больно. Когда я поднимаю руку, в голове взрываются краски, глаза непроизвольно закрываются, становится так паршиво, что начинает тошнить. Может, у меня вовсе не вывих? Вдруг, упав, я что-то сломала? Какая-то косточка нашла на другую косточку, и теперь мне ампутируют целую руку!
От этих мыслей становится страшно. Я тяжело дышу, хожу ещё тяжелей. Выходит таким образом, что минут за десять я только расправляюсь с одеждой. Это я ещё не добралась до пальто… до пальто Максима, что самое интересное, так как свое я отдала Кире.
Глубоко вдыхаю воздух и выхожу из комнаты. В глубине души я надеюсь, что родители ещё спят, но едва моя нога ступает за порог, я замечаю маму на диване.
— Уже проснулась? — удивляется она и, оторвав взгляд от книги, снимает очки. — Куда-то собралась?
— Да, — мне становится жутко жарко. — Леша позвал прогуляться.
— Прогуляться так рано?
— Ну, а почему бы и нет?
Я прохожу в коридор и прячусь за угол. Лишь бы мама не увидела, с каким трудом я надеваю чужое пальто.
— И куда же вы пойдете? — я слышу, как она поднимается с дивана, и просовываю руки в дырки быстрей, чем требовалось. Дикая боль пронзает спину, и я неуклюже закидываю назад голову. — Тебе нужны деньги?
— Нет. Я не думаю, что они понадобятся. Если что Леша разберется.
Мама, наконец, подходит ко мне, и я замечаю странный взгляд. Очень странный. Сначала мне кажется, будто она знает мой секрет, сейчас грубо стянет с меня пальто и наорет за то, что я не рассказала ей о вывихе плеча, но потом до меня доходит, что тут делов другом.
— А где твоё пальто?
— Я его у Леши забыла, — быстро отрезаю я. — Он вчера довез меня до поворота, заметил, что я налегке и отдал своё пальто, чтобы я не шла до дома по морозу…
— Хмм, дает тебе свою верхнюю одежду, собирается платить за тебя на утренних прогулках…
Я не нахожу в себе сил сдержаться, и начинаю хихикать, как идиотка.
— Мам, — протягиваю я. — О чем ты? Это же Астахов.
— Ну и что? — она растерянно поджимает губы. — Он хороший мальчик, и я совсем не против, если…
— Никаких если! — перебиваю её я, и даже благодарю за подобное отступление от темы. Смех помог забыть о боли. — Не выдумывай. Он мне как брат.
— Не каждый брат зовет девушку прогуляться в полдесятого. Задумайся над этим, Лия. Дружбы между мужчиной и женщиной не существует, так что не строй себе заоблачных замков. Как бы потом не оказалось, что ты сильно ранишь его.
— Мам, — я закатываю глаза. — Не знаю, что там за правило, будто противоположности не могут дружить, но я его не придерживаюсь. Мы с Астаховым родственные души, и уж точно не планируем свадьбу, детей и внуков.
— Я тоже ничего не планировала, а потом…
— Хватит! Я не могу это слушать! — Меня пробирает на смех, и я начинаю двигаться к двери. — Больше не слова.
— Ох, ну как хочешь, — кажется, что мама обиделась, но вообще это трюк. На самом деле, она хочет, чтобы я развила тему и проговорилась. Но я слишком взрослая для таких уловок.
— Если что, позвоню тебе. Пока!
— Не задерживайся.
Перед тем как закрыть дверь, я слышу её вздох: попытка не удалась.
Спускаясь по лестнице, улыбаюсь и никак не могу осознать то, что произошло минуту назад. Мама решила, будто я и Леша вместе. Но ведь это смешно. Он мне как брат, да и знаем мы друг другу с самого детства. Неужели такие люди могут сойтись, а потом ещё и прожить вместе рука об руку?
Ужас какой. Выйти замуж за собственного брата.
Я корчусь и выхожу из подъезда.
«Рено» Астахова уже стоит во дворе, и я облегченно выдыхаю. Парень выходит из машины и стремительно движется ко мне. Он взволнован и как всегда серьёзен.
— Что случилось? — на выдохе спрашивает он. — Карина? Родители?
— Мое плечо, — улыбаюсь я, и прикусываю губу. — Ты был прав: я должна была сходить в больницу. Сегодня утром оно распухло, и я еле шевелю рукой.
— Лия…
— Давай пропустим ту часть, где ты отчитываешь меня, и приступим сразу к делу. Я думала заехать в больницу.
— В какую? Если мы заявимсяна работу к твоим родителям, им передадут, что ты приходила.
— Значит, поищем другую поликлинику, — разумно протягиваю я. — В Питере куча больниц.
— Но не в каждой из них тебя примут, — добавляет Астахов. — Ты взяла паспорт, медицинский полюс, карточку?
— Да.
— Что ж, тогда поехали. — Леша открывает мне дверь, и я аккуратно присаживаюсь на пассажирское сидение. В машине как всегда пахнет кофе. Теперь этот запах ассоциируется у меня только с Астаховым, и с его черным Рено. — На самом деле, твои предки все равно узнают правду.
— Надеюсь, что нет.
— Но как ты собираешься это скрывать? — парень пристегивается, нажимает на газ, и мы медленно сдвигаемся с места. Я тоже хочу пристегнуться, но потом понимаю, что ремень сильно передавит руку. — Если вывих не серьёзный, — продолжает Астахов, — придется носить повязку, если серьёзный придется делать операцию. В обоих случаях твои родителя — доктора, заметят что-то неладное, тебе так не кажется?
— Не нуди, — растеряно отвечаю я и прижимаю руку к груди. — Возможно, у меня и вывиха нет. Просто сильно ударилась.
— Ну да.
— Леш, мне и так не по себе. Давай не говорить о плохом.
— Как хочешь, — протягивает Астахов. — Моё дело предупредить.
Я тяжело выдыхаю и сглатываю. Паршивая ситуация. Лишь бы Максим был не прав, и сказал вчера о вывихе только для того, чтобы напугать меня.
Я провожу здоровой рукой по пальто. Оно большое, теплое, и мне почему-то кажется, что я его уже где-то видела: черное, длинное, мягкое. Хочется укутаться в нем настолько сильно, чтобы вовнутрь не смог пробраться ни один порыв ветра. По мне пробегают электрические разряды: нотки мяты заполняет легкие, едва я вдыхаю запах, которым пахнет воротник.
— Так откуда у тебя это пальто? — Леша как всегда вырывает меня из мыслей, и я поднимаю голову. — И куда ты посеяла свое?
— Его забрала Кира, чтобы я смогла быстрей двигаться на испытании. А потом вокзал окружили менты. Пришлось убегать. Было холодно, и Максим вдруг решил стать милым.
— Максим?
— Да, тот высокий, черноволосый парень, который избил меня. Хотя о чем я, — я саркастически выдыхаю. — Тебя ведь не было рядом, и ты не знаешь, о ком я говорю.
— Опять ты начинаешь…
— И никогда не закончу, — подмигиваю. — Ты заслуживаешь длительного выноса мозга.
— Ну, конечно. Как Леша сделает что-то хорошее — так всем плевать. А как он проколется — так век ему быть проклятым.
— Такова жизнь. Люди помнят лишь плохое.
