К. Сэнсом - Седьмая чаша
Дэниел Кайт поднялся из-за стола.
— Ну что, сынок, может, прогуляемся? Я думаю, сегодня мы можем дойти аж до Бишопсгейта.
— Хорошо, — ответил Адам и тоже встал.
Минни подошла к сыну и взяла его под руку. Адам повернулся ко мне с робкой улыбкой на губах.
— Мастер Шардлейк, когда мы вернемся, не расскажете ли вы мне что-нибудь о том, как живут адвокаты?
— С превеликим удовольствием.
Во время двух моих последних посещений Адам проявил живой интерес к своему юридическому статусу и даже выразил некоторые признаки возмущения, когда я сообщил ему, что его не могли кормить без разрешения Тайного совета. Для него это был совершенно новый мир по сравнению с тем, в котором он вел отчаянную борьбу со Всевышним.
Адам подошел к Бараку и, слегка покраснев, проговорил:
— Я помню вас, сэр. Я видел вас в зале суда.
— Точно.
— Но я тогда был очень плох, — тихо добавил мальчик.
— И это верно.
Барак улыбнулся, хотя я видел, что ему неуютно находиться в этом месте и разговаривать с Адамом.
Через открытую дверь мы наблюдали за тем, как отец, мать и сын, беседуя, неторопливо идут через больничный двор. Позади нас стояла Эллен, как всегда боясь подойти к порогу и к тому миру, что начинался за ним.
— Родители очень заботятся об Адаме, — сказала она. — Они не такие, как те, что навсегда оставляют здесь своих беспокойных родственников, желая избавиться от них.
В ее голосе прозвучала горькая нотка. Я посмотрел на нее, и она выдавила из себя беспомощную улыбку. Единственным, что я знал про эту женщину, да и то со слов Шоумса, был тот факт, что в детстве она стала жертвой жестокого насилия, но я никогда не осмелюсь спросить у нее об этом, да она и не расскажет.
— Этот интерес к юриспруденции, внезапно проснувшийся у Адама, радует меня, — признался я. — У парня светлая голова.
— Кто знает, может быть, когда-нибудь он станет адвокатом.
— Ага. Тогда я возьму его на место Барака и выучу. Он обойдется мне дешевле.
Эллен засмеялась.
— Это будет называться эксплуатацией сумасшедшего, — буркнул Барак и повернулся ко мне. — Он определенно выглядит лучше, чем когда я видел его в прошлый раз, и все же в нем есть что-то…
— Хрупкое? — подсказала Эллен. — Ему еще предстоит долгий путь к выздоровлению, но я уверена, что он пройдет его до конца. Когда-нибудь.
— А, вот вы о чем, — догадался Барак. — Безумие — это болезнь, и однажды, как и любой другой недуг, может быть излечена.
Я подумал, хоть и не сказал вслух, что время от времени эта болезнь, возможно, будет брать свое, но мне хотелось верить, что Адам больше никогда не соскользнет в то ужасное состояние, в котором находился во время нашей первой встречи. Поправится ли он когда-нибудь окончательно и бесповоротно? Этого я не знал.
Барак вышел на крыльцо и поклонился Эллен.
— Мне нужно вернуться в Олд-Бардж, чтобы собраться и упаковать вещи Тамазин. Она сказала, что я могу привезти их туда, где она теперь живет. Лучше сделать это без спешки, чтобы ничего не забыть.
— В таком случае встретимся в Линкольнс-Инн завтра поутру.
— Ага, тем более что наклевывается парочка любопытных дел.
Барак явно испытывал облегчение оттого, что нашел повод покинуть это скорбное место. Он отвязал Сьюки и ускакал, приподняв шапку, когда проезжал мимо Кайтов.
— Ваш помощник переезжает? — поинтересовалась Эллен.
— Да, он разошелся с женой. Это очень печально, и ему невыносимо оставаться в их прежнем жилище, поэтому он снял комнату неподалеку от Линкольнс-Инн. Возможно, со временем они снова сойдутся, потому что очень привязаны друг к другу. По крайней мере, я на это надеюсь.
— Документы с запросом об освобождении Адама из больницы поступят в суд прошений уже на этой неделе? — спросила Эллен.
— Да, во вторник. Если судья согласится с запросом, он будет направлен в Тайный совет. Надеюсь, они удовлетворят его.
На самом деле я твердо знал это. Кранмер прислал мне письмо, в котором пообещал лично проследить за тем, чтобы запрос был удовлетворен.
— А сам он готов к этому? — спросила Эллен. — До сих пор бывают случаи, когда я, заходя к Адаму, застаю его погруженным в молитвы или, того хуже, стоящим на полу на коленях. Время от времени на него снова накатывает страх оказаться проклятым.
— Гай считает, что Адаму пора выйти из больницы и начать налаживать отношения с окружающим миром. Разумеется, под присмотром родителей и наблюдением со стороны самого Гая, который станет часто его навещать. Срывы неизбежны, но состояние мальчика должно неуклонно улучшаться; время безумных выходок осталось позади. Так думает Гай, и я надеюсь, он не ошибается.
— Значит, я его больше никогда не увижу, — бесцветным голосом произнесла Эллен.
Я повернулся и увидел, что она на несколько шагов отошла от двери.
— Да, это грустно, — согласился я, — особенно вам, так много сделавшей для него. По словам Гая, если бы не ваша настойчивость и стремление понять Адама, он вряд ли смог бы добиться таких успехов в выздоровлении. Я уверен, что Кайты будут рады, если вы станете навещать их.
— Вы знаете, что это невозможно, сэр, — потупившись, ответила она. — И пожалуйста, не давите на меня.
Из своего кабинета появился Шоумс и, проходя мимо, бросил на нас двусмысленный сальный взгляд. Когда он удалился, Эллен спросила:
— Могу я попросить вас об одном одолжении, сэр?
Она проговорила это торопливо, залившись румянцем, и я понял, что ей пришлось собрать все свое мужество, чтобы обратиться ко мне с просьбой.
— Все, что угодно, Эллен.
— Не могли бы вы хоть изредка навещать меня, когда у вас будет время? Мне нравится слушать о том, что происходит в мире, и до сегодняшнего дня, пока вы не рассказали мне об этом, я даже не знала, что король собирается жениться. Каждый из здешних обитателей живет в своем собственном мире, а все, что происходит за пределами этих стен, является для нас тайной, покрытой мраком.
— Я предпочел бы, чтобы вы сами вышли во внешний мир. Ну же, Эллен, что вам стоит сделать всего несколько шагов за порог? Вы можете держать меня за руку. Разве это так трудно?
— Для меня это труднее, чем вы можете себе представить.
Даже мысль о том, чтобы выйти наружу, заставила ее задрожать и прижаться спиной к стене.
— Сэр, здесь многих можно вылечить с помощью хороших друзей и тех, кто их любит. Что касается остальных — таких, как я, — для них единственная надежда на вменяемость лежит в признании собственной… ненормальности.
— Вот что, Эллен. Я хочу предложить вам сделку. Я буду приезжать и навещать вас каждый раз, когда позволят обстоятельства, и рассказывать о последних новостях. Вы же пообещаете мне приложить все усилия для того, чтобы справиться со своей… проблемой. Я не стану заставлять вас выйти наружу, если вы не готовы к этому, но зато и не отстану от вас в попытках вытащить вас на свет божий.
Я улыбнулся.
— Ну что, договорились?
— Вы умеете торговаться, сэр, как и все адвокаты.
— В этом вы правы. Так как же, принимаете мои условия?
Женщина улыбнулась слабой печальной улыбкой.
— Принимаю. И спасибо вам за заботу.
И в этот момент над городом разнесся торжественный звон колоколов. Мы выглянули на залитый солнцем двор, прислушиваясь к перезвону. Где-то там, в дворцовой часовне, король наконец женился на Кэтрин Парр.
Исторические заметки
Весной 1543 года развернулся новый виток борьбы между религиозными реформаторами и традиционалистами, которые доминировали в последние годы правления Генриха VIII. Хотя Эдвард Сеймур, граф Хартфордский, начал свое восхождение к вершинам власти, но одной из наиболее выдающихся фигур среди реформаторов продолжал оставаться Томас Кранмер, который благодаря своим хорошим личным отношениям с королем сумел сохранить за собой сан архиепископа Кентерберийского. Частично своим благополучием он был обязан тому, что в отличие от Кромвеля и Вулси он не пытался манипулировать королем.
Но все же после возвращения из-за границы ультраконсерватора Стивена Гардинера последовали попытки сместить Кранмера, чему активно содействовал епископ Лондона Боннер. Преследованиям подверглись радикалисты из числа приближенных к Кранмеру людей как в Кембридже, так и в Лондоне, но против них не нашли каких-либо серьезных улик. Король напугал Кранмера, заявив ему: «Теперь я знаю, кто самый главный еретик в Кенте», но тут же поверг Гардинера в шок, поставив Кранмера во главе комиссии, которой предстояло расследовать обвинения против него самого. Работая над романом, я руководствовался фактами, изложенными в книге Дайармейда Маккалока «Кранмер» (Лондон, 1996 г.). Наибольшей опасности со стороны своих недругов Кранмер подвергался, скорее всего, осенью, а не весной, как написано в романе.
