Константин Образцов - Красные цепи
Примерно пару столетий назад Лилит, никогда не ощущавшая хода времени, вдруг стала чувствовать те изменения, которые происходили в окружающем мире. С одной стороны, новая эпоха была словно создана для таких, как она: провозглашенный приоритет рационального знания сделал ее персонажем страшных сказок, полностью защищая от неприятностей, грозивших костром или осиновыми кольями, падение религий открыло путь к человеческим сердцам, где пороки и страсти резвились, словно бесы в заброшенных храмах. С другой стороны, добывать пишу было труднее с каждым годом, и, несмотря на то что население этого мира росло и люди все теснее населяли города, сбиваясь в плотные серые массы, найти человеческую кровь и плоть для пропитания стоило все больших трудов и денег. Поэтому, когда в далекой и мрачной северной стране загорелось кровавое зарево великой революции, Лилит метнулась туда, как черная бабочка на свет ночного фонаря. Очень скоро она уже стала боевой подругой красного революционного командира, и именно там, среди кровавой вакханалии насилия и смерти, она и познакомилась с Мастером. Он тоже увидел в представителях новой власти, отмеченных знаком пентаграммы, перспективных союзников, а древняя ламия обрела в созданном им эликсире источник жизни и силы. Ассиратум не требовал ни рискованной охоты, ни еженедельных забот о том, где найти подходящую жертву, но питал призрачное существование вампира не хуже, а может и лучше, чем настоящая живая кровь. С тех пор Лилит стала спутницей Мастера, присоединившись к нему и его верному оборотню.
И вновь прошли годы и десятилетия. Теперь они летели так стремительно, словно все события, предназначенные для нескольких сотен лет, вдруг стали ускоренно перематывать вперед, как кинопленку, как будто время торопилось как можно скорее привести этот мир к неизбежному концу. Впрочем, Лилит это не тревожило: ассиратум поддерживал ее силы, а она помогала Мастеру деньгами, которые продолжала успешно получать от жертв своего непобедимого темного обаяния. Все шло, как и раньше, пока однажды ей единственный раз за свою бесконечно долгую жизнь не пришлось почувствовать горький вкус поражения. Жена одной из ее жертв, мужчины, сердце и разум которого были уже целиком и полностью опутаны ее черной паутиной, каким-то немыслимым образом смогла разрушить ее чары. Лилит не верила своим ушам, когда тот вдруг объявил ей, что оставляет ее. Оставляет ее! Это было настолько дико и непостижимо, так сильно уязвило ее гордость, что она даже заплакала от злости и обиды, совсем как какая-нибудь обычная женщина или девочка. В сердцах она рассказала обо всем Вервольфу, который к тому времени стал ее добрым и верным другом, из тех безнадежно влюбленных друзей, для которых дружба с объектом обожания является формой пожизненного рабства, и он, желая сделать приятное Лилит, взял да и зарезал ее счастливую соперницу едва ли не среди бела дня на пороге ее дома. За это он получил в награду нежный взгляд и легкое прикосновение к широкой косматой груди, а сама Лилит забыла об этом досадном событии, как забывала почти обо всем, что случалось за долгие века ее жизни. И теперь, несколько лет спустя, когда все вдруг пошло не так, и созданная ею же ситуация, казавшаяся такой благоприятной, стала выходить из-под контроля, когда бедняга Вервольф погиб, а Мастер, все больше обуреваемый беспокойством и страхом, велел ей избавиться от того, кто был причиной этого беспокойства, она совершенно не связывала давний мимолетный эпизод с трудностями сегодняшнего дня. Может быть, оттого, что не привыкла вспоминать и раздумывать над причинами и следствиями происходящих событий, а может быть, потому, что вновь почувствовала себя одинокой и ощутила в глубине своей черной души страсть, подобную искренней любви…
* * *— Ты ни в чем не будешь нуждаться…
Я скорее чувствую, чем слышу, ее жаркий шепот. Горячее дыхание обжигает мне шею.
— Ты ни в чем не будешь нуждаться…
Пылающие мягкие губы касаются моего уха, и я уже не хочу отворачиваться. Или просто не могу этого сделать.
Я не знаю, сколько прошло времени. Час? Два? Наверное, не меньше, потому что руки и ноги, растянутые в стороны и крепко привязанные ремнями к опорам широкой кровати, уже совершенно затекли, и я не чувствую их, когда пытаюсь пошевелить пальцами. Зато все остальное тело стало как будто особенно чувствительным, и горячий густой воздух обжигает обнаженную кожу, как пар в раскаленной бане. Сквозь колышущееся жаркое марево и пряный тяжелый дым благовоний я с трудом различаю очертания комнаты, а причудливые узоры толстых ковров на стенах дрожат и шевелятся, как обретающие плоть бредовые видения. Вот жрецы с длинными остроконечными бородами поклоняются женщине с телом змеи, восседающей на престоле из черепов; раненая львица присела на задние лапы, готовясь к последнему прыжку, а из-под левой лопатки по оранжевой шкуре обильно струится багряная кровь; странные узоры, похожие на тибетские мандалы, разбегаются круговыми лабиринтами, втягивая в себя взгляд, а вслед за ним и сознание. На массивных полках горят толстые черные и красные свечи и масляные светильники, дымятся удушливыми ароматами медные курительницы, блестят тусклым золотом причудливые статуэтки.
Она выпрямляется, плавно выгибаясь, и я чувствую влажный жар ее тела там, где она сидит, прижимаясь к моему животу. Бархатистая кожа отсвечивает смуглым золотом, узоры татуировок змеями извиваются на руках, боках, бедрах. Ослепительно-белые острые зубы хищно поблескивают меж полных влажных губ. Раскосые глаза сияют как темные ночные изумруды. Густые волосы черной мантией ниспадают на плечи и спину. Она проводит по моей груди длинными пальцами с острыми ногтями, и я чувствую, как мое тело против воли снова напрягается, не в силах противиться власти, заключенной в ее движениях.
— Ты ни в чем не будешь нуждаться, — повторяет она, как мантру.
— Спасибо за предложение, — говорю я, — но я бы предпочел как-нибудь перекантоваться в нужде.
Мой голос звучит хрипло и незнакомо, отказываясь повиноваться, и застревающие слова приходится выталкивать из горла. Надо заставлять себя думать и разговаривать, потому что иначе вслед за телом откажут разум и воля. Кажется, я и так уже периодически теряю сознание, проваливаясь в какую-то черную тесную тьму, полную молчания и забвения.
Она запрокидывает голову и смеется, весело и мелодично. У нее такой красивый смех.
— Какой упрямый! Сильный, упрямый мальчик… смелый… я знала, что не ошиблась, когда выбрала тебя. Надо же, убил бедняжку Вервольфа! Не то чтобы я очень расстроилась, но так удивилась! Я знала всего двух… нет, наверное, трех человек, которые могли бы одолеть настоящего оборотня в рукопашном бою, и только одного, который это сделал. А ты победил его один на один, пусть даже тебе и повезло немного с этим упавшим стеклом.
— Откуда ты это знаешь? Не помню, чтобы во время нашего боя трибуны ломились от зрителей.
Она снова смеется и игриво хлопает ладошкой меня по груди.
— Шутник! Такой смешной, нам будет очень весело вместе! Глупый, те зрители, которых ты не видишь, там несомненно были, а я умею с ними общаться. Я и тебя научу со временем, а у нас будет много, очень много времени впереди.
Она гладит меня по груди, по животу, нагибается и снова обжигает шею губами. Я чувствую, как соски ее упругой груди нежно касаются моей кожи.
— Знаешь, ведь он просил тебя убить. Да, убить, и я могла бы это сделать уже очень давно, если бы захотела…
Мысли еле двигаются в голове, наполненной какой-то вязкой сладкой мутью, как рыбы, попавшие в кисель. Мне приходится совершать усилие, чтобы просто связать пару слов, даже мысленно, но нужно говорить. За тело я уже перестал бороться. Отдал ей этот рубеж после того, как она первый раз довела меня до оргазма яростными, неистовыми движениями бедер. Но за свой разум я еще поборюсь.
— Кто — он? — спрашиваю я. — Кто просил меня убить?
Я знаю ответ на этот вопрос. Но сейчас мне просто не придумать ничего другого. Никогда не предполагал, что будет так чертовски трудно найти тему для беседы с девушкой.
— Мастер, конечно же, — она снова выпрямляется. — Он так напуган и рассержен, дорогой. А после того, как ты погубил его волка, и вовсе стал сам на себя не похож. Я ведь знаю его почти сотню лет и никогда не видела таким беспокойным.
— Это он послал оборотня убить Абдуллу?
— Ну а кто же еще? Хотя вот тут я с ним была полностью согласна. Наверное, есть и моя вина в том, что Абдулла стал таким… неуправляемым. Не нужно мне было делать его одним из нас, хватило бы ему и одного ассиратума. Мастер сказал мне, что я плохо разбираюсь в людях, представляешь? Ха! Я в них разбиралась еще тогда, когда его предки даже не заселили тот остров, с которого он родом. Я просто не удержалась. В этом Абдулле было столько силы, столько животной энергии… Но не ревнуй, милый, ты все равно лучше…
