Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
— Знаешь, иногда ты говоришь, как настоящий доктор.
Алжирский район Парижа расположен между десятым и одиннадцатым округами, едва три квартала, где все дома — парижские, а звуки и запахи — арабские. Длинный черный лимузин с золоченой церковной символикой на дверях въехал в этот этнический анклав. Он остановился у обитого деревом трехэтажного дома, старый священник вышел из него и подошел к двери. Выбрав имя из списка у двери, он нажал на кнопку, и со второго этажа донесся звонок.
— Да? — спросил по-французски металлический голос из примитивного домофона.
— Я посланник из Американского посольства, — ответил посетитель в монашеском одеянии на не очень верном грамматически французском, что свойственно американцам. — Я не могу оставить машину, но у нас есть срочное сообщение для вас.
— Сейчас спущусь, — ответил французский алжирский водитель, нанятый Чарльзом Кассетом из Вашингтона. Три минуты спустя он вышел из дома на узкий тротуар. — Зачем вы так оделись? — спросил он посланника, стоявшего возле большого автомобиля, закрывая символику на задней дверцы.
— Я католический священник, сын мой. Наш поверенный в военных делах хочет поговорить с вами.
Он открыл дверцу.
— Я весьма уважаю ваш сан, — водитель улыбнулся и нагнулся, чтобы заглянуть внутрь лимузина, — но не готов быть призванным в вашу армию… Да, сэр, чем могу быть полезен?
— Куда вы отвезли наших людей? — спросила фигура из тени на заднем сиденье, лицо этого человека было не разглядеть.
— Каких людей? — спросил алжирец, в его голосе вдруг зазвучало беспокойство.
— Тех двоих, которых вы встретили несколько часов назад в аэропорту. Хромого и его друга.
— Если вы из посольства, и они хотят, чтобы вы знали, они сами вам позвонят и все скажут, не так ли?
– Ты скажешь мне!
Из-за машины появился здоровяк в водительской униформе. Он быстро подошел, поднял руку и обрушил на череп алжирца увесистую дубинку. Затем затащил жертву внутрь, а старик в одежде священника влез в машину следом, захлопнув за собой дверцу. Шофер обежал машину и занял свое место за рулем. Лимузин тронулся.
Час спустя на пустынной улице Гудон, в квартале от Пигале, из большого автомобиля был выброшен искалеченный и окровавленный труп алжирца. В машине фигура, сидевшая в тени, обратилась к старому священнику:
— Возьми свою машину и стереги у отеля хромого. Не спи, утром ты освободишься и сможешь отдыхать весь день. Сообщай о любых движениях и везде следуй за ним. Не подведи меня.
— Никогда, монсеньер.
Дмитрий Крупкин не был высокого роста, но казался выше, чем на самом деле, и он не был очень уж тяжел, однако казалось, что у него весьма тучная фигура. Приятное, слегка полноватое лицо; благородная голова всегда держалась прямо; густые брови, тщательно причесанные волосы с проседью и бородка привлекательно сочетались с внимательными голубыми глазами и, казалось, неизменной улыбкой, выдававшей в нем человека, которому нравилась его жизнь и работа, и обладавшего немалым интеллектом. Он сидел в кабинке у задней стены почти пустого сельского ресторана в Эперноне, пристально глядя через стол на Алекса Конклина, сидевшего рядом с непредставленным Борном, только что заявившего, что больше не пьет спиртное.
— Грядет конец света! — воскликнул русский по-английски с заметным акцентом. — Видишь, что происходит с хорошим человеком на испорченном Западе? Позор твоим родителям. Им следовало остаться с нами.
— Думаю, не стоит сравнивать уровень алкоголизма в наших странах.
— Если не на деньги, то можно было бы и поспорить, — сказал Крупкин, ухмыляясь. — Кстати, о деньгах, мой дорогой старый враг, как и где я получу деньги, причитающиеся мне в соответствии с нашим соглашением сегодня ночью по телефону?
— Как и где вы хотели бы получить деньги? — спросил Джейсон.
— Ага, стало быть, вы мой благодетель, сэр?
— Да, платить вам буду я.
– Тихо! — шепнул Конклин, обратив внимание на вход в ресторан. Он наклонился вперед к открытой стороне кабинки, прижав руку ко лбу, и быстро повернулся назад, когда за столик в углу слева от двери усадили пару.
— В чем дело? — спросил Борн.
— Не знаю… Я не уверен.
— Кто там, Алексей?
— Мне кажется, я должен его знать, но я не знаю.
— Где он сидит? В кабинке?
— Нет, за столом. В углу за баром. С ним женщина.
Крупкин подвинулся на край скамьи, достал свой бумажник и вынул из него маленькое зеркальце размером и толщиной с кредитную карточку. Зажав его обеими ладонями перед собой, он осторожно поймал нужное отражение.
— Да вы, наверное, включены в списки высшего общества Парижа, — сказал русский, тихо посмеиваясь и убирая зеркало и бумажник в карман пиджака. — Он из итальянского посольства; с ним его жена. Паоло и Давиния такие-то, с претензией на знатность, я думаю. Строго corpo diplomatico на протокольном уровне. Они неплохо одеваются и, очевидно, до неприличия богаты.
— Я не вращаюсь в тех кругах, но я где-то видел его раньше.
— Конечно, видел. Он выглядит как любая итальянская звезда экрана средних лет или как любой из тех владельцев виноградников, что восхваляют достоинства классического «Кьянти» в телерекламе.
— Может, ты и прав.
— Я прав, — Крупкин повернулся к Борну. — Я напишу номер счета и название банка в Женеве.
Он положил перед собой бумажную салфетку и полез в карман за ручкой. Но не успел воспользоваться ими, потому что мужчина лет тридцати в хорошо подогнанном костюме быстро приблизился к их столу.
— Что такое, Сергей? — спросил Крупкин.
— Не вы, сэр, — ответил его помощник. — Он , — добавил он, кивнув на Борна.
— Что такое? — повторил Джейсон.
— За вами следили. Сначала мы не были уверены, потому что это оказался старик со слабым мочевым пузырем. Он дважды выбегал из машины, чтобы облегчиться, но один раз воспользовался телефоном в машине и щурился через ветровое стекло, чтобы разглядеть название ресторана. Это было пару минут назад.
— Откуда вы знаете, что он преследовал меня?
— Он приехал сразу за вами, а мы прибыли за полчаса до того, обеспечивали безопасность места.
— Безопасность! — взорвался Конклин на Крупкина. — Я думал, эта встреча была строго между нами.
— Дорогой Алексей, великодушный Алексей, готовый спасти меня от самого себя. Неужели ты думал, я бы пошел на встречу с тобой, не обеспечив собственную безопасность? Не от тебя лично, старый друг, но от твоих агрессоров из Вашингтона. Можешь себе представить? Заместитель директора ЦРУ ведет со мной переговоры через человека, которого, как он якобы думает, я не знаю. Дешевый трюк.
— Черт тебя дери, я никогда не говорил ему!
— Ох, надо же, тогда я виноват. Приношу свои извинения, Алексей.
— Не надо, — твердо перебил их Джейсон. — Этот старик наверняка работал на Шакала…
– Карлос! — воскликнул Крупкин, его лицо вспыхнуло, глаза загорелись голодным блеском. — Шакал охотится за тобой , Алексей?
— Нет, за ним, — ответил Конклин. — За твоим благодетелем.
— Боже правый! Если сложить то, что мы знаем, то я имею великую честь познакомиться с печально известным Джейсоном Борном. Очень приятно , сэр! Наши цели совпадают там, где речь идет о Карлосе, не так ли?
— Если ваши люди на что-нибудь годятся, мы можем достичь этих целей до истечения этого часа. Пойдем! Давайте выйдем отсюда через черный ход, кухню, окно — что угодно. Он нашел меня и, готов поспорить, он едет сейчас сюда за мной. Только он не знает, что мы об этом знаем. Пойдем!
Они поднялись из-за стола, Крупкин дал указания своему помощнику:
— Подгони машину к служебному входу, если таковой имеется, но сделай это ненавязчиво , Сергей. Никакой спешки, ты меня понял?
— Мы можем отъехать на полмили по дороге и свернуть на пастбище, а по нему подъехать к задней стороне дома. Старик из своей машины нас не заметит.
— Очень хорошо, Сергей. И пусть наше подкрепление остается на месте и будет начеку.
— Конечно, товарищ.
Помощник поспешил к переднему выходу.
— Подкрепление? — не унимался Алекс. — У тебя есть еще и подкрепление?
— Прошу тебя, Алексей, зачем придираться? Сам виноват, в конце концов. Даже сегодня ночью по телефону ты не сказал мне о заговоре против вашего заместителя директора.
— Ради Бога, это не заговор!
— Это ведь не совсем отношения между штабом и полевым командиром, верно? Нет, Алексей Николаевич Консоликов, ты знал, что сможешь, так скажем, использовать меня, и ты это сделал. Никогда не забывай, мой дорогой старый дружище, ты все-таки русский.
— Может, вы оба заткнетесь, и мы наконец уберемся отсюда?
