Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
— Дай ему поощрение.
— Она уже запросила его. Точнее, потребовала. Она владеет лучшей в городе службой сопровождения; девочек проверяют еженедельно.
— Почему бы не нанять их всех? — спросил директор, улыбаясь.
— Мне кажется, семеро уже внесены в платежную ведомость, сэр, — ответил заместитель, сохраняя серьезную манеру, в контраст изогнутым бровям.
Доктор Моррис Панов на подкашивающихся ногах спускался по металлическим ступенькам дипломатического реактивного самолета с помощью дюжего капрала в накрахмаленной форме хаки, несшего его чемодан.
— Как вам удается выглядеть столь презентабельно после такого ужасного полета? — поинтересовался психиатр.
— Ни один из нас не будет выглядеть столь презентабельно уже через пару часов свободы в Париже, сэр.
— Некоторые вещи никогда не меняются, капрал. Слава Богу… Куда подевался этот хромой бандит, что был со мной?
— Его отвезли к диплографу, сэр.
— Что-что? Слово я вроде бы расслышал…
— Все не так страшно, доктор, — засмеялся капрал, ведя Панова к мотокару, укомплектованному водителем в военной форме и американским флагом на боку. — Когда мы снижались, вышка сообщила пилоту, что для вашего друга есть срочное сообщение.
— Я уж подумал, он пошел принять ванну.
— Возможно, сэр, — капрал положил чемодан на заднюю полку и помог Мо забраться в кар. — Осторожно, доктор, поднимите ногу чуть выше.
— Это не я, — возразил психиатр, — а другой, у кого ноги болят.
— Но нам сказали, что вы болели, сэр.
— С ногами у меня все, черт возьми, в порядке… Извините, молодой человек, без обид. Я просто не люблю летать в тесных консервных банках на высоте ста десяти миль. Тремонт авеню в Бронксе не очень плодовита астронавтами.
— Вы шутите, док!
— Что?
— Я с Садовой улицы — вы знаете, напротив зоопарка! Зовут Флейшман, Моррис Флейшман. Приятно встретить земляка.
— Моррис? — переспросил Панов, пожимая его руку. — Моррис-десантник? Надо будет побеседовать с твоими родителями… Береги себя, Мо. И спасибо тебе за заботу.
— Поправляйтесь, док, и, когда снова увидите Тремонт авеню, передайте ей привет от меня, хорошо?
— Обязательно, Моррис, — ответил Моррис, махнув рукой, из тронувшегося кара.
Четыре минуты спустя Панов в сопровождении водителя вошел в длинный серый коридор, который был путем во Францию в обход иммиграционной службы для правительственных служащих стран, аккредитованных на набережной д’Орсе. Они вошли в просторный зал, где люди стояли небольшими группами и тихо разговаривали, наполняя помещение звуками всевозможных языков. Мо не смог найти взглядом Конклина и обеспокоился; он повернулся было к водителю, но тут к нему подошла молодая женщина в нейтральной униформе стюардессы.
– Docteur? — обратилась она к нему.
— Да, — удивленно ответил Мо. — Но, боюсь, мои познания в французском близки к нулю, если вообще имеются.
— Это не имеет значения, сэр. Ваш спутник велел вам оставаться здесь до его возвращения. Это займет буквально несколько минут, по его словам… Располагайтесь, пожалуйста. Принести вам что-нибудь выпить?
— Бурбон со льдом, если вас не затруднит, — ответил Панов, медленно опускаясь в кресло.
— Конечно, сэр.
Стюардесса удалилась, а водитель поставил чемодан Мо рядом с ним.
— Я должен вернуться к кару, — сказал дипломатический эскорт. — Здесь с вами все будете в порядке.
— Интересно, куда ушел мой друг, — размышлял Панов, глянув на часы.
— Возможно, к телефону снаружи, доктор. Люди часто приходят сюда, получают сообщения и бегут сломя голову в терминал к общественным таксофонам; они не доверяют тем, что есть здесь. Русские бегают быстрее всех. Арабы — всех медленнее.
— Должно быть, это связано с климатическими особенностями их стран, — предположил психиатр, улыбаясь.
— Не ставьте на это ваш стетоскоп, — водитель засмеялся и неформально отдал честь. — Всего доброго, сэр. И постарайтесь отдохнуть: вы выглядите уставшим.
— Спасибо, юноша. До свиданья.
Я действительно устал , подумал Панов, глядя вслед водителю, скрывшемуся в сером коридоре. Так устал. Но Алекс был прав. Если бы он улетел сюда один, я бы никогда ему этого не простил… Дэвид! Мы должны найти его! Вред, причиненный ему, может быть неисчислим — этого никто не понимает. Малейшей неполадки может оказаться достаточно, чтобы его хрупкий, поврежденный разум вернулся на года — на тринадцать лет назад — когда он был действующим киллером, и больше ничем! .. Голос… Кто-то говорил с ним.
— Простите меня… Ваш бурбон, доктор, — сказала стюардесса приятным голосом. — Я не решалась вас будить, но вы шевельнулись и застонали, будто от боли…
— Нет, ничего страшного, милая. Просто устал.
— Понимаю, сэр. Неожиданные перелеты могут быть очень изнурительными, особенно длинные и некомфортабельные.
— Вы верно подметили все три аспекта, мисс, — согласился с ней Панов, принимая стакан. — Спасибо.
— Вы, конечно же, американец.
— Как вы угадали? Разве на мне ковбойские сапоги или гавайская рубашка?
Женщина вежливо рассмеялась.
— Я знаю водителя, сопровождавшего вас сюда. Он из американской охраны, довольно милый и весьма привлекательный.
— Охрана? Вы хотите сказать, что-то вроде «полиции»?
— Ну, почти, только мы никогда так не говорим… О, а вот и ваш спутник, — стюардесса понизила голос. — Могу я вас быстренько спросить, доктор? Не нужно ли ему кресло-коляска?
— Боже правый, ни в коем случае. Он так ходит уже годами.
— Хорошо. Желаю вам приятно провести время в Париже, сэр.
Когда женщина удалилась, на соседнее кресло прихромал Алекс, обогнув несколько групп беседующих европейцев. Он сел и неловко облокотился на мягкую кожу. Он был очевидно взволнован.
— Что случилось? — спросил Мо
— Я только что говорил с Чарли Кассетом в Вашингтоне.
— Ты, кажется, ему доверяешь, не так ли?
— Он лучший, когда у него есть личный доступ или как минимум свои люди в разведке. Когда он может видеть и слышать сам, а не просто читать слова на бумаге или компьютерном экране, не задавая вопросов.
— Не вторгаешься ли ты, случаем, снова на мою территорию, доктор Конклин?
— Я обвинил в том же Дэвида на прошлой неделе, и знаешь, что он мне ответил? Это свободная страна, и, несмотря на твои способности, у тебя нет лицензии на здравый смысл.
– Mea culpa , [105] — кивнул Панов. — Похоже, твой друг сделал что-то, что ты не одобряешь.
— Он сделал что-то, что он сам не одобрил бы, если бы он побольше знал о том, по отношению к кому он это сделал.
— Звучит по-фрейдистски, даже по-медицински неблагоразумно.
— И то, и другое. Он заключил несанкционированную внешнюю сделку с неким Дмитрием Крупкиным в русском посольстве здесь, в Париже. Мы будем работать вместе с местным КГБ — ты, я, Борн и Мари — если и когда мы их найдем. Предположительно, в Рамбулье где-то через час.
— Ты о чем? — спросил Мо в изумлении, еле слышно.
— Некогда объяснять. Москве нужна голова Шакала, желательно отдельно от его тела. Вашингтон больше не может нас защищать, поэтому русские теперь будут нам отцом семейства.
Панов нахмурился, встряхнул головой, будто пытался усвоить очень странную информацию, и сказал:
— Думаю, это не твоя обычная тактика, но в этом есть определенная логика, даже удобство.
— На бумаге, Мо, — возразил Конклин. — Только не с Дмитрием Крупкиным. Я его знаю. А Чарли — нет.
— Да? Он плохой?
— Круппи? Нет, не то чтобы…
– Круппи?
— Мы с ним бывали в Стамбуле в конце шестидесятых, потом в Афинах, а еще позже — в Амстердам… Крупкин не злобный, и он работает как сукин сын на Москву получше, чем восемьдесят процентов наших клоунов, но у него есть одна проблема. Он абсолютно на неверной стороне, в неправильном обществе. Его родителям лучше было бы уехать с моими, когда большевики пришли к власти.
— Я совсем забыл. Твоя семья была русской.
— Знание языка помогает с Круппи. Я могу улавливать его нюансы. Он типичный капиталист. Подобно экономическим министрам в Бейджине, он не просто любит деньги — он одержим ими и всем, что с ними связано. Без надзора и контроля он легко продается.
— Ты имеешь в виду, он куплен Шакалом?
— Я видел, как его купили в Афинах греческие производители, продававшие парашютные стропы Вашингтону, когда узнали, что коммунисты собираются их вытеснить. Они заплатили ему, чтобы он не совершал сделки. Потом я следил за ним в Амстердаме, когда он был посредником между торговцами алмазами Ньюмаркта и кем-то с московской элитной дачи. Однажды мы с ним пили вместе в Каттенгате, и я спросил его: «Круппи, какого черта ты делаешь?» Знаешь, что он ответил? Он сказал, используя в речи словесные обороты, которые я не могу себе позволить, примерно следующее: «Алексей, я сделаю все, что в моих силах, чтобы перехитрить вас, чтобы помочь Советам захватить всемирное господство, но пока, если хочешь отдохнуть, у меня есть чудный дом на берегу озера в Женеве». Вот, что он ответил, Мо.
