Хороший товар - Курланд Борис

Из кабинета мама переходит в гостиную, в углу стоит черное пианино марки «Заря». Начиная с первого класса я проигрывала гаммы, отрывки из классических произведений – «Турецкий марш», неизбежную «Лунную сонату» и этюды Шопена – обязательный набор учебной программы.

Мама как-то пригласила настройщика. Симпатичный старичок, преподаватель музыки в прошлом, откинул крышку пианино, снял переднюю стенку и издал удивленный возглас:

– Посмотрите, – сказал он маме, – рама без признаков ржавчины, струны как новенькие, колки на своих местах. А знаете почему? Внутренность инструмента сделана полностью в Германии. После войны наши войска в качестве репараций вывезли в Россию оборудование и готовую продукцию завода по производству музыкальных инструментов. Неслучайно у пианино такой замечательный звук.

В большое окно гостиной заглядывают отросшие ветви старого клена. В детстве я умудрялась сматываться и возвращаться домой через окно. Хваталась за скользкую поверхность ветвей, обдирая коленки и голени до крови, спускалась в объятия приятелей. По утрам мама внимательно осматривала свежие раны, смазывала зеленкой полосы засохшей крови на ногах, требовала «не болтаться где попало». По прилипшим кусочкам коры она догадалась, откуда берутся мои ссадины, – ветви вскоре обрезали. Под визг электропилы они падали на землю, словно поверженные солдаты, мои ночные друзья.

Главный предмет гостиной – трельяж, сработанный неизвестным умельцем еще в царские времена. Зеркальный трилистник, обрамленный вычурными рамками, потайные ящики, реагируя на едва видимые кнопки, выдвигаются из пухлых бедер парфюмерного столика на кривых ножках, покрытых искусной резьбой. Такому предмету место в музее истории мебельного искусства, где и за какие деньги мама его отхватила, покрыто тайной. Согласно указу верховного главнокомандующего нашего семейства, мое приближение к трельяжу каралось смертной казнью. Понятно, что в отсутствие высшей власти я не раз торчала напротив зеркал, изучая свою физиономию и анатомические особенности взрослеющего девичьего тела.

Мама вновь появилась на экране с дымящей сигаретой.

– Рассказывай с самого начала, каким образом вы встретились.

– Утром я поехала по поводу работы, интервью проводила женщина с лицом бульдога, запущенная, как неухоженный огород.

– Ты, надеюсь, пошла так, как я тебя учила – всегда выглядеть безукоризненно. Макияж наложить, с утра надо пользоваться кремом Lancóme, у нас его трудно достать, мы же не столица. У них там все есть, полно магазинов с фирменными товарами, главное – наличка. Да и зарплаты там больше в три раза, куда они только деньги девают? Недавно собрание прошло на эту тему. Директор больницы сказал, поступили сведения, неофициальные: вскоре медицинскому персоналу поднимут базисную зарплату. По слухам, почти в два раза. Мы, конечно, ему не поверили, лапшу с ушей собирать устали. Руками помахали, мнение свое высказали, теперь ждать обещанного три года будем. Постой, о чем мы с тобой говорили?.. Вспомнила, про интервью. Чем оно окончилось?

– Ничем. – Я демонстративно зеваю минуты две, а может, и больше в надежде перенести разговор на завтра. Но маму не проведешь, хотя зеваю я по-настоящему, моргаю глазами, не прикрывая рот рукой.

Я сдаюсь:

– Обещала перезвонить.

– Получается, ты должна сидеть как на углях, ждать звонка, не дай бог пропустишь, в туалет не сбегать без телефона или принять ванную, а вдруг именно в эту минуту соизволит позвонить. Как она себе такое позволяет – при вашем климате вонять без душа, подхватить воспаление мочевого пузыря, не спать в дневное время, не ходить в кино, театр, репетировать с аппаратом в кармане.

Тон маминого голоса достигает вершины, доступной только Левитану, требовательный, четкий, словно она читает лекцию стажерам.

– Дай мне телефон развалюхи, я с ней сама переговорю, она у меня быстренько перезвонит. Не пройдет и часу. Какая наглость – заставлять человека ждать.

Я улыбаюсь, мама в своем амплуа. Вынь да положь.

– На каком языке ты будешь с ней разговаривать?

– Конечно, на русском, в Израиле полстраны знает русский язык. Врач из хирургии ездил с женой по святым местам – Иерусалим, гроб Господень, окунулись в Иордан. Мы вместе обедали в столовой, он поделился впечатлениями, как было, что видел и так далее. Его жена заболела воспалением верхних дыхательных путей, температура, кашель, еле на ногах стоит. Пришли в приемное отделение больницы, там жену обследовал русский врач, рентген сделал русский техник, медсестры и подавно все без исключения шпарят на нашем языке. Таблетки выписали, внутри бумажка с инструкциями на иврите, арабском и русском. Аптекарша по-русски объяснила, как правильно принимать лекарства, и написала на каждой коробочке, чтобы не перепутали. Более того, таксист оказался почти земляком. Пока ехали в больницу, расспрашивал, как мы здесь живем, если понадобится, вот моя визитка на русском языке. Так, о чем мы говорили?

– На парковке я познакомилась с парнем, израильтянин, работает в компьютерной компании. Я прикрепила к заднему стеклу машины листок с объявлением о продаже и номер телефона.

– Минутку, кто продается: ты или машина? Твой телефон становится известным любому извращенцу, донжуану и сексуально озабоченному маньяку. Каждый ненормальный с вывихнутыми мозгами, увидев тебя, потечет, словно кобель весной, начнет преследовать, звонить по ночам, поджидать у подъезда. О чем ты только думаешь?..

Мама глубоко затягивается, выпускает дым прямо в экран.

Пользуясь дымовой завесой, снимаю блузку, стаскиваю через голову бюстгальтер и набрасываю на себя просторную футболку. Какое облегчение – сидеть под кондиционером в одних трусах и футболке, проклятая жара за день выжала из меня последние капли влаги.

– Эйтан – нормальный парень, не похож на маньяка, успокойся. Мы познакомились, он поехал со мной проверить, как машина едет. Приехали в матнас, там у меня занятия с хором.

– Матнас?

– Клуб по-нашему. После репетиции Эйтан пригласил меня на день рождения сестры. Они родились в один день, но с разницей в год.

– Значит, двойной день рождения.

– Нет, празднуют только день рождения сестры.

– Если они родились в один и тот же день…

– Так он сказал.

– Странно. У него с головой все в порядке? Человек без дня рождения. У нас в больнице произошел подобный случай. В приемное отделение поступил пациент с жалобами на головные боли, руки дрожат, говорит несвязно, оглядывается по сторонам, как будто ищет кого-то. Когда оформляли больничную карту, не мог назвать точную дату рождения, домашний адрес, имена и телефоны родственников. Одним словом, лунатик, свалился на землю в поисках лучшей жизни. Позвали на консультацию невролога. Тот бегло посмотрел на парня, спросил пару предложений, затем не поверишь, что он сделал…

Мама затягивается сигаретой, выпускает колечки дыма, стряхивает пепел в невидимую пепельницу. Я держу фасон, молчу, эту историю я слышала раз пять.

– Невролог достает из кармана айфон, проводит аппаратом перед глазами лунатика, словно гипнотизер на сцене. Пациент очнулся, пришел в себя, ручки успокоились, на лице появилась блаженная улыбка. Оказалось, он потерял свой мобильник, с которым не расставался ни на минуту, носился с ним как с писаной торбой, ночью клал рядом в постель вместо подружки.

Я блею, как молодая овечка, увидев ростки свежей, зеленой травы после затяжной зимы. У мамы такая реакция вызывает тревогу и удивление.

– С тобой все в порядке? – Она пристально всматривается в экран, почти уткнулась носом в стекло. – Ты меня слышишь?

– Да, мам. Бесподобная история, впервые слышу. Ха-ха. Здесь похожих персонажей не меньше. Носятся с мобильниками, уткнувшись в дисплей, боятся оторваться на мгновение, вдруг пропустят что-то важное. Смесь зомби и дебилов. Я их так и называю – зомбилы.

Мне расхотелось спать, наступило второе дыхание, как у марафонцев. Усталость вдруг исчезла, растворилась в кармане фокусника. В самый раз заварить чашечку кофе, двойной эспрессо, добавить к густому напитку чуточку кипятка, насыпать ложечку коричневого крупномолотого сахара, вприкуску рисовый крекер, намазанный сверху повидлом. Кофеварку швейцарского производства Аська получила в подарок от одного из бывших в употреблении приятелей, имя которого стерлось из памяти, но за чудный подарок долгая ему память.