Джон Гришем - Камера
Добродушно-грубоватые приветствия были недолгими. Снедь исчезала с тарелок мгновенно. Насытившись, они перемещались к своим машинам, рассаживались на капотах и со спокойным удовлетворением следили за тем, как темнеет небосвод. Лениво ковыряя в зубах спичками, они воздавали должное кулинарным талантам мисс Мацолы и вслушивались в треск радиоприемников: пора бы уже этому Кэйхоллу, пора. Они вспоминали предыдущие казни, делились последними криминальными новостями, обсуждали деяния своих сидевших на Скамье земляков. Слишком редко проклятые либералы открывают дверь газовой камеры!
Проводив недоуменными взглядами толпу демонстрантов, они степенно возвращались к столу, на котором высился огромный шоколадный торт.
Дивно начавшийся вечер плавно переходил в великолепную ночь.
Для блюстителей закона.
Глава 49
С наступлением темноты деятельность, что кипела у ворот Парчмана, начала стихать. Куклуксклановцы и не подумали выполнить просьбу Сэма. Они сидели на раскладных стульях и ждали. Жадно глотали ледяную воду скинхеды. К монашенкам присоединились спокойные и уравновешенные активисты «Международной амнистии»: вместе с сестрами во Христе они жгли свечи, читали молитвы, негромко распевали тягучие псалмы. Эта группа старалась держаться подальше от остальных.
Аналитикам был дан отбой. За пять долгих дней они сделали более двух тысяч звонков. Гарнер Гудмэн расплатился со студентами, конфисковал телефоны и от души поблагодарил помощников. Разочарованные окончанием работы, молодые люди направились к Капитолию, где на гранитных ступенях третьи сутки продолжалось бдение сторонников Сэма Кэйхолла. Люди ждали вестей из кабинета губернатора.
Один из студентов вызвался отнести телефон Джону Брайану Глассу, находившемуся на противоположной стороне улицы в здании федерального суда штата. Гарнер тут же позвонил профессору, Гетсу Кэрри и под конец связался с Джошуа Колдуэллом, старым приятелем, который согласился подежурить в Вашингтоне у офиса ответственного чиновника Верховного суда страны. Никаких новостей. Тогда он набрал номер аппарата, что стоял в «гостиной» Семнадцатого блока.
— Сэм заканчивает ужин, — сообщил Адам. — Говорить с вами деду не о чем, но он выражает искреннюю признательность всем, кто пытался ему помочь.
* * *Когда термос с капуччино опустел, Сэм поднялся из-за стола. Донни нерешительно шагнул к двери: вот-вот ее должен распахнуть Наджент, поэтому проститься лучше сейчас. Окинув брата взглядом, он заметил на левом рукаве его новой рубашки небольшое пятно и попытался носовым платком смахнуть каплю растаявшего мороженого.
— Это уже не имеет значения, — заметил Сэм.
— Ты прав, — тихо откликнулся Донни, продолжая тереть. — Я пойду, Сэм. Через минуту они будут здесь.
Братья обнялись.
— Жаль, — дрогнувшим голосом произнес младший. — Жаль…
Глаза обоих повлажнели, но и только. Лить слезы на плече друг у друга? Невозможно.
— Будь здоров, — сказал Сэм.
— Обещаю. А ты помолись Богу, хорошо?
— Обязательно. Спасибо за все, Донни. Ты — единственный, кому было до меня хоть какое-то дело.
Донни закусил нижнюю губу, без слов пожал руку Адаму и вышел.
— Что Верховный суд? — Вопрос прозвучал так, будто у Сэма еще оставалась надежда.
— Молчит.
Дед уселся на стол, принялся болтать ногами.
— Скорее бы все это кончилось, — раздельно произнес он. — Почему им необходима такая жестокость?
Действительно, подумал Адам, почему?
— В Китае к осужденному подходят сзади и пускают в затылок пулю. Ни чашки риса, ни прощаний. Вполне разумно.
В сотый, наверное, раз за вечер Адам посмотрел на часы. Время исчезло. Послышался негромкий стук в дверь.
— Заходите, — севшим голосом сказал Сэм.
В «гостиную» ступил Ральф Гриффин. С Сэмом он сегодня виделся уже дважды и воспринимал происходившее как пытку. Присутствовать на казни капеллану предстояло первый раз в жизни. И последний, подумал Гриффин. Брат, занимающий неплохую должность в сенате штата, найдет ему другую работу. Священник кивнул Адаму и опустился на стул. Было почти девять вечера.
— Полковник Наджент уже ждет тебя в коридоре, Сэм.
— Посидим еще чуть-чуть.
— Хорошо.
— Знаете, святой отец, за последние два дня я о многом передумал. Честно скажу, во мне не осталось ни капли ненависти — разве что только к этому типу. Ничего не могу с собой поделать.
— Ненавидеть человека — большой грех, Сэм.
— Надеюсь, Господь простит мне и его.
— Наджент противен и мне.
Улыбнувшись, Сэм обнял капеллана за плечи. За дверью «гостиной» послышались голоса, и через мгновение на пороге появился полковник:
— Пора, Сэм.
Сердце бешено запрыгало в груди Адама. Дед оставался невозмутимым.
— Я готов, — спокойно проговорил он, спрыгивая со стола.
Следом за Наджентом все трое вышли в коридор. Сэм взял Адама за руку, за их спинами двигался Гриффин.
Адам шел, не замечая лиц стоявших вдоль стен охранников. Осталась позади дверь, которая вела в отсек «А». Сидельцы Скамьи приникли к решеткам своих камер. Сэм подмигнул Хэнку Хеншоу, приветственно кивнул Джей-Би Гуллиту, с улыбкой посмотрел на Стока Тернера.
У последней камеры Наджент остановился, дожидаясь, пока откроется массивная дверь. Раздался громкий щелчок, и металлическая решетка поехала в сторону. Когда Сэм, Адам и Ральф Гриффин ступили в «комнату передержки», полковник дал знак закрыть дверь.
Не включая света, они опустились на жесткую койку. Наджент обвел мужчин взглядом. Сказать ему было нечего. Спустя два часа, ровно в одиннадцать, полковник вернется, чтобы отвести Кэйхолла в «комнату сосредоточения». Сейчас же следовало проверить, все ли готово к казни.
Наджент направился к газовой камере. Исполнитель приговора, жилистый коротышка Билл Мэнди, деловито орудовал в крошечном закутке, носившем название «лаборатория». Если экзекуция состоится, Билл получит за свои труды пятьсот долларов. В данную минуту он расставлял на металлическом столике все необходимое: фаянсовую чашку с четырьмястами граммами таблеток цианида, девятифунтовую бутыль серной кислоты, контейнеры с каустической содой и ангидридом аммония, канистру дистиллированной воды. Чуть сбоку лежали три защитные маски, три пары резиновых перчаток, нержавеющей стали воронка, мыло и полотенце. В углу — швабра с мокрой тряпкой. Центр закутка занимала емкость для приготовления смеси. Из нее в металлический восьмигранник бежала не очень толстая, диаметром около двух дюймов, труба.
Мэнди склонился над листками инструкций. Инструкций было три. В первой шла речь о химикатах: серная кислота разбавлялась дистиллированной водой в такой пропорции, чтобы концентрация раствора составила примерно сорок один процент; фунт каустической соды должен был быть тщательно размешан в девяти литрах воды. Вторая инструкция являлась списком требующихся ингредиентов. Третья расписывала порядок действий исполнителя во время самой процедуры.
Один из помощников Билла промазывал техническим вазелином швы восьмигранника, другой осматривал внутри кожаные ремни. У электрокардиографа возился врач.
Наджент сверился с поминутным графиком экзекуции. Составленный в трех экземплярах, график этот должны были заполнить он сам, Мэнди и его ассистент: смешивание раствора, фиксация осужденного в кресле, закрытие двери, падение таблеток цианида в кислоту, выделение газа, потеря сознания, конвульсии, агония, остановка сердца, открытие выпускного клапана, открытие в полу отверстия стока, проветривание, вскрытие двери камеры, вынос тела, констатация факта смерти. Напротив каждой строки стоял пустой квадратик, в котором будет указана длительность каждого этапа. Полковник собственноручно переписал всю процедуру и имел веские основания гордиться результатами своего труда. Последним из пятнадцати пунктов была переноска тела в транспортировочный фургон.
Наджент отлично знал, как смешивать ингредиенты, как открывать клапаны, когда можно вскрывать дверь. При необходимости он прекрасно справился бы с обязанностями исполнителя.
Выйдя на улицу, полковник перебросился парой фраз с водителем фургона и вновь шагнул в коридор отсека «А» — ждать решения Верховного суда.
По его приказу двое самых высоких охранников начали закрывать расположенные под потолком коридора окна. Ни разу не менявшиеся за тридцать шесть лет существования блока, их рамы с грохотом вставали на свои места. Окон насчитывалось двадцать восемь, число это было известно каждому сидельцу. Приток свежего воздуха начал слабеть, а вскоре и вовсе прекратился.
Скамья погрузилась в тишину.
При звуке закрываемых окон Сэма охватила дрожь, голова его поникла. Адам осторожно положил руку на плечо деда.
