Джон Гришем - Камера
Поднявшись на крыльцо перед дверью в комнату для посетителей, полковник Наджент потребовал тишины. Расположившаяся на газоне армия журналистов не сводила глаз с оцинкованного ведра у его ног. Лотерея. Грудь каждого газетчика украшал оранжевый пластиковый жетон с номером. К тишине полковник мог бы и не призывать.
— Согласно утвержденным администрацией правилам, для представителей прессы зарезервированы восемь мест, — зычным, слышным у самых ворот голосом раздельно произнес Наджент. — По одному получают АП, ЮПИ[25] и информационное агентство штата. Пять оставшихся будут распределены методом случайного выбора. В этом ведре — номера. Если тот, что я вытащу, совпадет с чьим-то, счастливчик отойдет в сторону. Вопросы?
Вопросов у журналистов не было.
Люди на газоне взволнованно перешептывались. Наджент театральным жестом опустил руку в ведро.
— Сорок восемь — сорок три! — Возглас прозвучал так, будто все происходило на подмостках телевизионного шоу.
Сидевший в центре группы молодой человек в бейсболке ликующе поднял руку:
— Есть!
— Ваше имя?
— Эдвин Кинг, «Арканзас газетт».
— В сторону.
Один из адъютантов полковника записал в блокноте имя и номер. Соседи одобрительно хлопали Кинга по плечу.
Без всяких задержек Наджент извлек из ведра еще четыре бумажки. Когда был назван последний номер, над газоном пронесся возглас разочарования.
— Ровно в одиннадцать вечера подадут два мини-автобуса. К этому часу все восемь должны быть на стоянке. Вас доставят в блок особого режима. С собой никаких камер, никаких диктофонов. У входа в блок каждого обыщут. Примерно в половине первого тот же автобус привезет вас сюда. В девять утра в зале нового административного здания состоится пресс-конференция. Вопросы?
— Велико ли общее число присутствующих на экзекуции?
— Комната для свидетелей способна вместить тринадцать или четырнадцать человек. Непосредственно рядом с камерой будут находиться: я, капеллан, врач, наш юрист, двое охранников и исполнитель приговора.
— А родственники жертв?
— Предполагается присутствие мистера Эллиота Крамера, нынешнего главы семейства.
— Губернатор подъедет?
— По своей должности губернатор располагает двумя местами в комнате для свидетелей. Одно он предоставил мистеру Крамеру. На данный час мне неизвестно, приедет ли сам Дэвид Макаллистер.
— Как насчет семьи мистера Кэйхолла?
— Никого из его родственников там не будет.
Остановить ретивых писак, казалось, невозможно.
— Прошу извинить. Меня ждут дела. Всем спасибо. — С этими словами Наджент спустился с крыльца, сел в машину и укатил.
* * *Донни Кэйхолл прибыл к воротам Парчмана без пяти минут шесть. Его тут же провели до «гостиной». Почти элегантный, старший брат громко хохотал над шуткой своего адвоката. Отсмеявшись, Сэм представил их друг другу.
Вплоть до этого момента Адам старательно избегал нового родственника. Выглядел Донни подтянутым и свежим, его аккуратная прическа хорошо сочеталась со строгим костюмом. Теперь, когда Сэм был тщательно выбрит, подстрижен и прилично одет, сходство между братьями бросалось в глаза: тот же рост, те же черты лица, разве что сложением старший чуть уступал младшему.
Донни вовсе не походил на забитого деревенщину, чего в глубине души изрядно опасался Адам. Он был искренне рад знакомству. Профессия внучатого племянника — надо же, юрист! — внушала ему чувство гордости. В теплой улыбке блеснули не по-стариковски белые зубы, лишь выразительные голубые глаза его оставались печальными.
— Что слышно? — спросил Донни после того, как все трое обменялись приветствиями.
— Дело за Верховным судом, — ответил Адам.
— Значит, еще есть надежда?
Сэм пренебрежительно фыркнул.
— Небольшая, — солгал Холл.
В «гостиной» повисло молчание. Сэма оно нисколько не тяготило: дед сидел на стуле, расслабленно вытянув ноги, попыхивая сигаретой. Мысли его блуждали далеко-далеко.
— Заглянул утром к Альберту, — решился нарушить ставшую слишком длинной паузу Донни.
— Как его простата? — не отрывая взгляда от клочка бумаги на полу, спросил Сэм.
— Не знаю. Он считал тебя уже мертвецом.
— Хорош братец.
— А потом повидался с теткой Финни.
— Я считал ее уже покойницей. — Губы старшего искривились в ухмылке.
— Ты почти прав. Ей девяносто один. Все всплескивала руками, твердила: «Как же так, мой любимый племянник!»
— Врет. Мы друг друга не переваривали.
— Нет, правда, она очень переживает.
— Ничего, оправится. — Внезапно Сэм захохотал. — Помнишь, тетка как-то отправилась на двор, в уборную, а мы забросали крышу будочки камнями? Крику было — не оберешься!
Приступ смеха согнул Донни в дугу.
— Так крышу-то отец постелил из жести! Грохот стоял как от разрывов снарядов.
— Камни швыряли втроем — ты, я и Альберт. Тебе только исполнилось то ли четыре, то ли пять.
— Но я все помню!
За первой историей последовала вторая. Смех больше не смолкал. Вид гогочущих стариков развеселил и Адама. Братья принялись перемывать косточки какому-то дяде Гарланду.
* * *Заказанный Сэмом последний ужин был всего лишь издевкой над бездарными поварами и той тошнотворной стряпней, которой его пичкали девять с половиной лет. Чуть позже он все-таки попросил Пакера принести что-нибудь совсем простое, в картонке, что можно купить буквально в любом магазине. Сэм частенько удивлялся своим предшественникам — многие плотоядно поглощали семь-восемь блюд: бифштексы, лобстеры, торты со взбитыми сливками. Бастер Моук проглотил дюжину живых устриц, салат по-гречески, тарелку жареных свиных ребрышек и штук пять пирожных. Неужели в предчувствии смерти так разгорается аппетит?
Когда в семь тридцать Наджент постучал в дверь «гостиной», Сэм совершенно не ощущал голода. За спиной полковника высилась фигура Пакера, за Пакером следовал поваренок в белоснежном колпаке с подносом в руках. В центре подноса стоял сияющий металлический ковшик с тремя порциями эскимо, рядом помещался небольшой термос, полный горячего капуччино. Поваренок торжественно опустил поднос на стол.
— Скромный же ты предпочел ужин, Сэм, — заметил Наджент.
— Могу я насладиться им без вас, сэр? Или вы желаете смотреть мне в рот?
Полковник сжал кулаки и перевел взгляд на Адама:
— Я вернусь через час. К этому времени посетители должны уйти. Отсюда, Кэйхолл, тебя проведут в «комнату передержки». Ясно?
— Вон, — спокойно ответил Сэм, садясь за стол.
Когда дверь «гостиной» захлопнулась, Донни жалобно произнес:
— Сэм, неужели нельзя было заказать нормальной еды? И это ты называешь прощальным ужином?
— Это мой ужин. Придет твоя очередь — закажешь что хочешь.
Кофейной ложечкой он бережно соскреб с брикета слой шоколадной глазури, слизнул темно-коричневый сгусток языком и откусил от мороженого изрядный кусок. Не торопясь проглотить лакомство, налил в пластиковый стаканчик дымящегося кофе. По комнате поплыл тонкий аромат.
Сидя у стены, Донни и Адам следили за тем, как в сиявшем ковшике медленно таяло эскимо.
* * *Они начали прибывать после пяти часов вечера. Они ехали из самых дальних уголков Миссисипи, сидя в полном одиночестве за рулем в своих тяжелых автомобилях, дверцы которых были украшены изображением печати штата. У многих на крыше стояла мигалка. В открытых машинах над спинкой переднего сиденья торчала турель для стрельбы из автоматического оружия. На капотах гнулись длинные усики радиоантенн.
Они, шерифы, спешили. Каждого из них жители округа избрали для того, чтобы чувствовать себя защищенными от поднимавшего голову беззакония. Каждый пробыл на своем посту много лет и неоднократно принимал участие в неписаном ритуале банкета по случаю казни очередного преступника.
Стол всегда поручали заботам мисс Мацолы, меню не менялось. Мисс Мацола жарила в свином жиру откормленных цыплят, натирала чесноком сочные окорока и пекла на чистом сливочном масле пышные, размером с чайное блюдце, лепешки. Все это она готовила на кухне неприметного кафетерия, который находился позади солидного административного комплекса. Еду ставили на стол ровно в семь, вне зависимости от количества присутствовавших.
После казни Тедди Дойла Микса в 1982 году нынешний банкет обещал стать самым представительным, как, собственно, мисс Мацола и рассчитывала. Она регулярно читала газеты, знала историю Сэма Кэйхолла до мельчайших подробностей и ожидала приезда не менее пятидесяти гостей.
Проезжая под аркой ворот, шерифы оставляли машины на стоянке и проходили внутрь. Держали они себя с достоинством средневековых рыцарей. Большинство составляли крупные мужчины с цепкими руками и объемистыми желудками. Изнуренные долгой ездой желудки урчали.
