Джон Трейс - Заговор по-венециански
На горизонте, словно призраки, собираются черные тучи. Ветер шелестит сухими листьями на ветвях окрестных деревьев.
Тевкр наливает вино в керамическую чашу на длинной ножке. Делает над ней пассы рукой, обозначающие четыре небесные стороны света, и пригубливает темно-красный напиток. Темно-красный, будто кровь из ран убитого насильника…
— Небесные боги, благородно правящие нашими недостойными жизнями, к вам взываю: явите милость.
Дрожащей рукой жрец добавляет в вино масло валерианы. Мощный наркотик еще больше укрепит его дух. Поможет открыть внутреннее око. Сделав глоток эликсира, авгур подбрасывает в костер хвороста.
Вновь гремит гром, на этот раз громче и намного страшнее.
Тевкр — то ли от страха, то ли повинуясь инстинктам — разворачивается лицом на запад, где обитают самые жестокие боги. Ждет.
И вот оно. Из внутренней темноты является бешеный хоровод демонов. Аита, царь подземелья, в боевом шлеме из черепа волка. Харун,[11] синекожий крылатый демон. Ферсипнея,[12] царица подземного мира.
Они кружат вокруг Тевкра, пролетают сквозь него, покушаясь на храбрость и чистоту разума.
Позади жреца над холмом разносятся громовые раскаты. Ветвистая молния разрезает почерневшее небо.
Демоны заходятся в едином неистовом вопле и пропадают, оставляя по себе кроваво-красную дымку. Однако это не все.
Что бы их ни прогнало — нечто гораздо более страшное, — оно по-прежнему здесь.
Capitolo VIII
Огонь священного костра разгорается в полную силу. Оранжевые языки пламени рвутся в небо. По одну сторону от них Тевкр беснуется, как одержимый. По другую — Тетия лежит без движения. Боль невыносима; ребенок мечется внутри, словно маленький демон.
Демон!
Больше никак ребенка не назовешь. Чем сильнее боль он чинит своей матери, тем чернее становится небо и тем страшнее громовые раскаты.
Тевкр кричит и колет, рубит, роет землю ритуальным ножом, словно пытается что-то убить.
Тетия ожидает увидеть у ног мужа красное месиво глины, однако замечает отчетливый символ: овал, разделенный на три части. И все они испещрены сотнями следов от удара ножом, похожих на извивающихся змей.
Тетия через силу поднимается на колени. Сердцем чувствует, что муж в опасности. Завершив ритуал, он оборвет свою жизнь.
Ребенок!
Тетия ужасается догадке, но сознает: всему виной ребенок. Он желает авгуру смерти.
Сквозь пламя Тетия видит, как сверкает нож Тевкра. Лицо мужа искажается болью, словно каждый нерв у него в теле горит. Прогнавший демонов бог является Тевкру, раскрывает свою волю.
А Тевкр больше не может.
Ребенок пинается — столь яростно, что из горла Тетии вырывается крик. Дыхание перехватывает. Тевкр тем временем встает на ноги и бьет себя по вискам, словно пытаясь прогнать из головы страшные видения. Боль никак не уймется.
Увидев на земле символ, Тевкр делает шаг и вновь ударяет себя.
Сердце Тетии рвется к нему. Жена хочет к мужу, хочет обнять его. Отдать любовь, защитить.
Ребенок пинается, да так яростно, что Тетию рвет. Остается только смотреть, как Тевкр падает на колени. Младенец словно бы двигается в согласии с авгуром, как будто один передает другому свою боль через Тетию.
Собрав остатки воли, Тевкр поднимается. Идет к костру, похожий на утопающего, что тянется за веревкой.
Внезапно в середине спины у Тетии взрывается боль, какой она прежде не испытывала. Болит там, докуда младенец раньше не доставал.
Тевкра шатает, его словно отталкивает от огня.
Тетия хватает ртом воздух. Ребенок бьет по всему — по ребрам, желудку и по спине.
Тевкр издает рык.
Протянув руки к небу и широко раскрыв глаза, он бросается прямиком в центр священного пламени.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 14
«Луна-отель Бальони», Венеция
Первый секс подарил странные чувства. Еще больше их принесло первое пробуждение с женщиной в одной постели.
Лежа на гигантской кровати в номере Тины Риччи и глядя в потолок, Том Шэман познает новый мир.
В голове каша. Полнейшая сумятица.
Надо срочно пойти прогуляться. Глотнуть свежего воздуха и прикинуть, что к чему.
И пока Тина сладко спит на смятых простынях, Том берет одежду и крадется в ванную, где одевается при светильнике над зеркалом.
Выйдя из номера и тихо закрыв за собой дверь на ключ, он впервые с момента, как нашел труп Моники Видич, свободно выходит на улицу.
На часах уже девять утра. Том и не помнит, когда в последний раз столь рано ложился и поздно вставал.
Утреннее солнце щедро одаривает землю светом, и температура в самый раз — двадцать шесть градусов по Цельсию. Куда бы ни взглянул Том, везде за столиками кафешек мужчины и женщины пьют кофе, едят круассаны и читают газеты. Кажется, будто мир нарочно создан, чтобы люди жили в нем парами.
Том идет вдоль бассейна Сан-Марко. Отсюда открывается лучший вид на канал во всей Венеции. В воде маневрируют, сражаясь за место, суденышки всех форм и размеров: гондолы, паромы, лодки торговцев, катера карабинеров и трамвайчики-вапоретто.
Том готовится повернуть налево, в сторону понте-деи-Соспири, но замечает похоронную гондолу. Украшенная цветами лодка медленно идет в сторону исторического кладбища на острове Сан-Микеле. Мысли тотчас обращаются в сторону Моники и чудовища, которое лишило девушку жизни.
Нет, сейчас не время думать о смерти.
Том мысленно возвращается к Тине. Всего несколько дней назад он и знать не знал о ней, и вот теперь эта женщина занимает главное место в его жизни.
Она первая, с кем он переспал. Невероятно.
Для самой Тины прошлая ночь, конечно, не многое значит. А вот для Тома станет настоящей вехой в жизни. Надо лишь понять, какой именно?
Той, которой надо гордиться? Или той, о которой лучше не вспоминать?
Том запутался. Годы службы в католической церкви не могли не сказаться. Как теперь относиться к простым радостям жизни? Особенно к сексу?
Как и многие священники, он старался не думать о близости с женщиной. И как многие коллеги, частенько давал слабину.
В такие моменты Том воображал отношения, которые начнутся неспешно, с теплой дружбы. Теплота постепенно перерастет в страсть, и кончится тем, что Том потеряет девственность по пьяни, как неопытный подросток.
Тут же он сам себе напоминал, что толком никогда не напивался. Так, слегка. Становился раскован, но не настолько, чтобы утратить контроль над собой.
А теперь? При ярком свете утреннего солнца — что ему думать?
Будет ли продолжение? Желает ли его Тина? И чего хочет сам Том?
Ответов он не находит. Запутался чудовищным образом. Ведь годы провел, давая советы мирянам о том, как строить семейную жизнь. О безнадежный незнайка!
Но сейчас — никаких сожалений. Никаких. Что бы ни случилось дальше, это лишь часть новой жизни нового Тома Шэмана. Человека, который накануне вечером впустил в свою жизнь совершенно незнакомую женщину. И, отдав ей самое драгоценное из того, что осталось, позволил быть важным героем в своей новой истории.
Надолго ли?
Этим вопросом и задается Том по пути обратно в отель.
Глава 15
Завернувшись в кокон одеяла, Тина Риччи сонно косится на приоткрытую дверь спальни.
Том чуть-чуть не успел проскользнуть в комнату незамеченным.
— Прости. Не хотел будить тебя.
Она с трудом произносит в ответ:
— Эхмммм… привет. Я думала, ты ушел.
Том осторожно подходит к кровати.
— А разве я должен был уйти?
— Нет, не должен, — говорит Тина и тут же поправляется: — Если, конечно, сам не хочешь этого.
— Не хочу.
— Тогда давай обратно, — хлопает она по остывшей половине кровати. — Покажу тебе, что на самом деле значит «заутреня».
Том протягивает коричневый бумажный пакет.
— Я кофе купил с круассанами. Моя скромная благодарность за вчерашний обед.
— Здорово! — Поправив подушки, Тина садится. — Но учти, я очень сильно голодна. Вчера мы пропустили ужин и потратили уйму калорий. Потребуется гораздо больше того, что у тебя в пакетике.
— Заметано.
Достав стаканчики с кофе, Том разрывает пакет с круассанами и раскладывает бумажную салфетку, чтобы не накрошить на постель. По лицу сразу видно, что ему неловко и что он хочет перевести разговор на тему вчерашней ночи.
— Слушай, — смущенно произносит он, — я в этом деле совсем еще новичок. Прости, если говорю всякие глупости… Или, наоборот, не говорю того, что надо.
Приняв стаканчик с кофе, Тина успокаивает его:
— Том, правил нет. Говори что хочешь. Что в голову приходит.
Однако прямо сейчас сказать то, что пришло в голову, ой как непросто.
