Джонатан Келлерман - Частное расследование
— Ну, конечно. Известный филантроп.
Датчи продолжал пристально смотреть на меня.
Я спросил:
— Ну и как в конце концов эти двое встретились?
— Судебный процесс повысил интерес мистера Дикинсона: он слышал ее показания, видел ее с забинтованным лицом. Он навещал ее в госпитале. По случайному совпадению, тот хирургический корпус, куда ее поместили, был построен на его пожертвования. Он посовещался с врачами и устроил так, чтобы ей был обеспечен самый лучший уход. Привлек лучшего специалиста в области пластической хирургии — профессора Албано Монтесино из Бразилии, настоящего гения. Он вел исследования по конструированию лица. Мистер Дикинсон устроил ему получение медицинских привилегий и предоставил ему в исключительное пользование одну из операционных.
Лоб Датчи заблестел от пота. Он вытащил носовой платок и несколько раз промокнул его.
— Такая боль, — сказал он, смотря мне прямо в лицо. — Семнадцать отдельных операций, доктор. Человек с вашим образованием может себе представить, что это значит. Семнадцать вмешательств, и все такие мучительные. Нужны месяцы, чтобы восстановить силы, долгие месяцы неподвижности. Легко понять, почему она предпочитает одиночество.
Я кивнул и спросил:
— Операции были успешными?
— Профессор Монтесино был доволен, объявил ее одним из своих грандиозных триумфов.
— Она согласна с ним в этом?
Он неодобрительно посмотрел на меня.
— Она не делилась со мной своим мнением, доктор.
— Сколько времени заняли операции в общей сложности?
— Пять лет.
Я произвел в уме кое-какие подсчеты.
— Значит, часть этого периода она была беременна.
— Да, вы понимаете... беременность нарушила ход хирургического процесса — гормональные изменения в тканях, физические факторы риска. Профессор Монтесино сказал, что она должна выждать, находясь под непрерывным наблюдением. Он даже предложил... прерывание. Но она отказалась.
— Эта беременность была запланированной?
Датчи оторопело замигал и опять по-черепашьи втянул голову, словно не веря своим ушам.
— Боже правый, сэр, я же не могу выспрашивать у хозяев мотивы их поступков!
Я сказал:
— Извините меня, если время от времени я буду забредать на не обозначенную на карте территорию, мистер Датчи. Я просто пытаюсь получить как можно более полную информацию. Ради Мелиссы.
Он прочистил горло.
— Тогда мы, может быть, поговорим о Мелиссе?
— Хорошо. Она рассказала мне довольно много о своих страхах. Я бы охотно послушал ваши впечатления.
— Мои впечатления?
— Ваши наблюдения.
— По моим наблюдениям, это ужасно напуганная девочка. Ее пугает все.
— Например?
Он немного подумал.
— Например, громкий шум. От него она буквально подскакивает. И даже если шум не очень громкий — временами кажется, что на нее действует сама внезапность, неожиданность звука. Зашелестит дерево, раздастся звук шагов или даже музыка — любой из этих звуков может заставить ее сильно расплакаться. Звонок в дверь. Мне кажется, это бывает, когда какое-то время она находится в состоянии необычного спокойствия.
— Сидит в одиночестве, грезит наяву?
— Да. Она часто грезит. Разговаривает сама с собой. — Он замолчал, ожидая моей реакции.
Я спросил:
— А яркий свет? Она когда-нибудь пугалась яркого света?
— Да, — сказал он удивленно. — Да, пугалась. Я припоминаю конкретный случай — несколько месяцев тому назад. Одна из горничных купила фотоаппарат со вспышкой и делала пробные снимки, бродя по всему дому. — На его лице опять появилось неодобрительное выражение. — Она застала Мелиссу за завтраком и сфотографировала ее. Звук и свет вспышки очень сильно подействовали на Мелиссу.
— В каком плане? Как она отреагировала?
— Слезы, крики, отказ от завтрака. У нее даже сильно участилось дыхание. Я заставил ее дышать в бумажный пакет, пока дыхание не вернулось в норму.
— Сдвиг по возбуждению, — сказал я скорее самому себе, чем ему.
— Простите, доктор?
— Внезапные изменения в возбуждении на ее психофизиологическом уровне сознания — они-то, видимо, и беспокоят ее.
— Да, наверное, так и есть. Что можно сделать в этом случае?
Я вытянул руку сдерживающим жестом.
— Она сказала мне, что ей снятся страшные сны каждую ночь.
— Это правда, — сказал он. — Часто больше одного раза за ночь.
— Опишите, что она делает, когда это случается.
— Не могу сказать, доктор. Когда это бывает, она находится с матерью...
Я нахмурился.
Он спохватился.
— Однако я припоминаю несколько случаев, когда видел ее. Она сильно плачет, кричит. Мечется и бьется, отталкивает тех, кто пытается ее утешить, отказывается снова ложиться спать:
— Мечется и бьется, — сказал я. — А она когда-нибудь рассказывает, что ей снилось?
— Иногда.
— Но не всегда?
— Нет.
— Когда она рассказывает, повторяются ли какие-нибудь темы?
— Чудовища, призраки и тому подобное. По правде говоря, я не очень обращаю на это внимание. Прилагаю все усилия к тому, чтобы успокоить ее.
— Так вот, заметьте себе на будущее, — сказал я. — Вы должны будете именно обращать внимание, и пристальное. Ведите записи того, что она говорит в этих случаях, и передавайте их мне. — Я вдруг понял, что говорю не терпящим возражения тоном. Хочу, чтобы теперь он почувствовал себя нерадивым студентом? Или собираюсь вести силовую борьбу с дворецким?
Но он в роли подчиненного был в родной стихии: «Очень хорошо, сэр», — сказал он и поднес к губам чашку.
Я спросил:
— Производит ли она впечатление совершенно проснувшейся после того, как ей приснился кошмар?
— Нет, не производит, — сказал он. — Не всегда. Иногда она сидит в постели с каким-то жутким, застывшим выражением на личике, безутешно плачет, кричит и размахивает руками. Мы, то есть я стараюсь разбудить ее, но это оказывается невозможным. Бывает даже, что она вылезает из постели и ходит по комнате, продолжая плакать и кричать, и разбудить ее невозможно. Мы просто ждем, пока она немного успокоится, и потом возвращаем ее в постель.
— В ее постель?
— Нет. К матери.
— Так она совсем не спит в своей постели?
Он покачал головой.
— Нет, она спит с матерью.
— Ладно, — сказал я. — Давайте вернемся к тем случаям, когда ее невозможно разбудить. Она кричит о чем-то конкретном?
— Нет, никаких слов там нет. Это просто какой-то чуткий... вой. — Он сморщился. — Это нельзя спокойно слушать.
— То, что вы описываете, называется ночными страхами, — сказал я. — Это не кошмары, которые снятся — как и все сны — во время фазы неглубокого сна. Ночные страхи возникают, когда спящий слишком быстро пробуждается от глубокого сна. Пробуждается, так сказать, грубо. Это расстройство механизма возбуждения, связанное с сомнамбулизмом и ночным недержанием мочи. Она мочится в постель?
— Иногда.
— Как часто?
— Четыре или пять раз в неделю. Иногда меньше, иногда больше.
— Вы что-нибудь предпринимали в связи с этим?
Он покачал головой.
— Ее волнует то, что она мочится в постель?
— Напротив, — сказал он, — такое впечатление, что она относится к этому довольно спокойно.
— Значит, вы с ней об этом говорили?
— Я только сказал ей — однажды или дважды, — что юным леди необходимо обращать больше внимания на личную гигиену. Она это проигнорировала, и я не настаивал.
— Как относится к этому ее мать? Как ее мать реагирует на мокрую постель?
— Говорит, чтобы сменили простыни.
— Ведь это ее постель. Неужели это ее не волнует?
— Очевидно, нет. Доктор, эти припадки, эти страхи — что все это значит? С точки зрения медицины?
— Вероятно, это связано с каким-то генетическим компонентом, — сказал я. — Ночные страхи бывают наследственной чертой. Как и ночное недержание мочи и сомнамбулизм. Все это, вероятно, как-то зависит от химии мозга.
Его лицо стало встревоженным.
Я продолжал:
— Но эти страхи не опасны, они просто чреваты вот такими срывами. И обычно проходят сами собой, без всякого лечения, когда ребенок подрастает.
— Ах, так, — сказал он. — Значит, время работает на нас.
— Вот именно. Но это не значит, что мы не должны обращать на них внимания. От них можно лечить. Кроме того, они являются еще и предостережением — дело не ограничивается чистой биологией. Стресс нередко делает приступы более частыми и более длительными. Она нам говорит, что ее что-то беспокоит, мистер Датчи. Говорит это и другими симптомами.
— Да, конечно.
Явился официант и принес заказанное. Мы ели в молчании, и хотя Датчи говорил, что ленч не в его привычках, он поглощал свои креветки с учтивым энтузиазмом.
Когда с едой было покончено, я заказал двойной кофе «эспрессо», а ему наполнили чайник свежим чаем.
Выпив кофе, я сказал:
