Родриго Кортес - Фармацевт
– Будь моей! – хрипло зашептал он в ухо растерявшейся на несколько мгновений Фатиме. – Я всё для тебя сделаю, всё, что угодно, только… Только будь моей!
Вот ведь интересно: хоть бы, приличия ради, слово «люблю» произнёс, так ведь нет! И всё правильно: в такие мгновения люди не могут лгать, а назвать то, что он сейчас испытывал к мачехе, словом «любовь» было совершенно немыслимым, и на глубинном, подсознательном уровне Питер это прекрасно понимал.
Но тут Фатима опомнилась. Одним неуловимо быстрым, как у атакующей кобры её родных гор, но мощным движением она разорвала кольцо его рук, обернулась к нему лицом, резко оттолкнула. Её глаза на мгновение точно полыхнули изнутри тёмным янтарём. Взгляд Фатимы, сперва несказанно удивлённый, тотчас наполнился столь же неописуемым презрением.
Да, никогда Питеру Стэнфорду не забыть этого взгляда! Человек ещё может как-то примириться с тем, что его ненавидят, но никогда с тем, что презирают. На такое способны разве что святые.
– Ты что же делаешь, мерзавец? – тихо спросила она, но таким голосом, который хлестнул Питера почище любого крика. – Ты как посмел, дрянной мальчишка?! Взбесившийся щенок!
О, к этому моменту Фатима уже в совершенстве владела английским языком! Ей не составило труда выразить всё своё презрение и негодование.
Но Питеру уже было наплевать на всё. Последняя тоненькая запруда в его мозгу, которая отделяет человека от троглодита, обитателя пещер, с треском лопнула. Он хотел эту женщину! Хотел именно как самку. Здесь, сейчас, немедленно! И ничто его не остановит, он любой ценой добьётся своего. И если для этого потребуется насилие… Что ж, он пойдёт на насилие. И плевать на то, что будет потом и чем придётся расплачиваться.
Питер протянул вперёд руки, пытаясь вновь схватить женщину.
Очень зря он так поступил. Потому что относительно «ничто не остановит» старший сынок графа Уильяма серьёзнейшим образом заблуждался! Есть такая хорошая испанская поговорка: «Одна из первых мер предосторожности – соизмерять желанья и возможности»… Если не следовать этому простенькому правилу, то весьма плачевные результаты могут воспоследовать.
Уж кем Фатима, бесспорно, не была, так это беззащитной овечкой. Ещё до своих семнадцати лет, когда майор Уильям Стэнфорд спас молодую пуштунскую аристократку от участи куда худшей, чем смерть, ей пришлось пройти суровую школу выживания. Кстати сказать, спасать её довелось в ходе умиротворяющего рейда британской конницы по приграничному району, охваченному жесточайшей резнёй меж двух афганских кланов. Элитные части, гордость британской колониальной армии, они насаждали закон Империи там, где отродясь не желали знать никаких законов, кроме закона силы и крови. Межклановая война полыхала уже без малого три года, то затухая, то вновь охватывая истребительным пожаром многострадальный Парапомиз. Легко догадаться, что Фатима, ведущая свой род от легендарного хромца Тимура, занимала в одном из враждующих кланов не последнее место. И дралась с отчаянной храбростью: там, в Парапомизе, совсем не редкость, когда женщина сражается наравне с мужчинами. Даже такая молодая. Ей не повезло, она почти попала в плен к своим злейшим врагам, и лучше не думать о том, что могло её там ожидать. Но тут на авансцене появились два эскадрона британской тяжёлой кавалерии, которые вёл тридцатипятилетний майор Стэнфорд. Ох, какое замечательное получилось «умиротворение», не меньше полусотни порубленных в лапшу трупов за собой оставили. И как-то между делом, заодно, спасли связанную и сильно избитую молодую афганку, девушку изумительной красоты. Дальнейшее нетрудно домыслить…
Всё это, конечно, дела прошлые, и откуда Питеру было о них знать, ведь граф не любил особо распространяться о начале их романа с Фатимой. Если бы Питер знал, то, может быть, призадумался – стоит ли внаглую лезть к даме с таким боевым прошлым. Хотя… Навряд ли! Сейчас мозги у него были начисто отключены.
Так вот, леди Стэнфорд не стала испуганно звать на помощь, пытаться убежать от неожиданно свалившегося, как снег на голову, ополоумевшего поклонника или хотя бы уклониться от захвата. Как раз напротив! Фатима сделала короткий шажок навстречу Питеру и, словно бы даже нежно, прижалась к его груди. Затем последовало неуловимо быстрое и точное движение – правое колено Фатимы врезалось в пах незадачливого искателя амурных приключений. Благо свободный покрой домашнего платья легко позволил ей проделать этот трюк.
Между ног у Питера словно что-то взорвалось. Он со свистом втянул в себя воздух, сдавленно охнул. Невыносимая боль словно вытащила все кости из его тела, сделала его мягким, как тряпичная кукла. Глаза Питера вылезли из орбит, и он тяжело рухнул к ногам своей мачехи. Но сознания всё же не потерял: Фатима грамотно рассчитала силу удара, ей хотелось, чтобы Питер услышал напоследок пару фраз. Дело надо было довести до конца, чтобы хоть как-то обезопасить себя на будущее.
Она склонилась над поверженным Питером:
– Если ты, негодяй, ещё раз попытаешься вытворить что-либо подобное, то я просто сломаю тебе руку. Или обе руки.
Голос Фатимы был полон спокойного ледяного презрения, и Питер сразу же понял: это не пустая угроза. Сломает.
Старший сын графа Стэнфорда издал сдавленное рычание, достойное Минотавра по накалу прозвучавшей в нём злобы. Он с трудом приподнял голову, поднял затуманенный слезами взгляд на Фатиму.
– Я… Я ненавижу тебя! – слова с трудом вырывались изо рта, всё ещё сведённого судорогой боли. – Чтоб ты сдохла, гадина! Ты и твоё отродье… Я доберусь до тебя! Ты… ты пожалеешь, что родилась на свет!
Вот на такой мажорной ноте закончилась эта любовная сцена.
Перед хозяйкой Стэнфорд-холла вставал, однако, очень непростой вопрос: что делать дальше, как реагировать на этот дикий поступок Питера? Рассказать всё мужу? А он поверит ей? Не решит ли граф Уильям, что его жена из каких-то соображений желает очернить пасынка в отцовских глазах? Питер-то, само собой, будет всё отрицать, так что её слово против его слова! Если Питер достаточно умён, точнее хитёр, то он может попытаться перевернуть всё с ног на голову. Дескать, это развратная мачеха домогалась его, он решительно отказался, а она, чтобы отомстить… Ведь сколько имеется примеров, когда женщины подобным вот образом оговаривали чем-то досадивших им мужчин! Вон, хоть Ветхий Завет вспомнить, Книгу Бытие – историю Иосифа Прекрасного и жены египетского вельможи Потифара. Или трагедию дона Альфонсо, короля Кастилии времён Реконкисты и его супруги Изабеллы. Один к одному получается! Граф сейчас ещё толком не оправился от тяжёлых ран, как мужчина он практически несостоятелен и очень тяжело переживает это. Ведь может подумать, что молодой жене подобная ситуация стала нестерпима, вот она и попыталась разрешить её простейшим способом.
Нет, не может он так подумать! Фатима любила мужа и неплохо знала его. Почти наверняка граф поверит именно ей, сердце подсказывало ей это. Только вот что из этого выйдет?
Ничего хорошего. Последствия могут оказаться самыми ужасными.
Ещё раз: граф Стэнфорд тяжело болен, и года не прошло с того момента, как две афганские пули и перелом ноги поставили его буквально на грань жизни и смерти. Так вот, не загонит ли его известие о столь вероломном и подлом поведении собственного сына в ту самую могилу, которую он чудом миновал? Не убьёт ли его такое тяжёлое потрясение?
«Но хорошо, – продолжала рассуждать сама с собой Фатима, – допустим, что муж выдержит этот удар. Он сильный человек, так что, скорее всего, выдержит. И что Уильяму делать дальше? Он ведь не только сильный, он очень резкий, импульсивный человек с взрывным темпераментом. Убить, конечно, не убьёт. Прежде всего, я не позволю. Только… И не простит, и не сумеет сделать вид, что ничего не случилось. Разве он сможет жить с Питером под одной крышей после того, что узнает про него? Нет, не сможет!»
В подобных прогнозах леди Стэнфорд была абсолютно права. Граф прежде всего военный! Для людей его склада и воспитания в плоть и кровь въедается нехитрая максима: «Компромисс всегда обходится дороже, чем любая из альтернатив». Всё верно, на войне это действительно так. Когда имеешь дело с врагом и либо ты его, либо он тебя. Только вот в политике и в семейной жизни всё с точностью до наоборот! Поэтому-то настоящие, хорошие военные редко бывают хорошими же политиками, да и в семейной жизни обычно несчастливы. Разве что надо быть Юлием Цезарем или Наполеоном, но речь-то не о гениях!
Нет, на компромисс граф Стэнфорд не пойдёт, Питера не простит, а значит, выгонит его из Стэнфорд-холла. И какой же, на радость всем сплетникам Фламборо-Хед, разразится грандиозный скандал!..
«И опять же, – печально размышляла она, – Питер не станет молчать. Он постарается привлечь общественное мнение на свою сторону, и, несомненно, ему это удастся. Что будут думать все эти напыщенные сквайры из Фламборо-Хед? Что наглая чужеземка подчинила стареющего и больного графа своей воле, дьявольской интригой стравила отца и сына. И мотив такой гадости сразу же отыщется. Хотела, чтобы граф Стэнфорд выгнал старшего сына, лишил его наследства. Тогда и титул, и Стэнфорд-холл достанутся младшему, Ричарду. То есть сыну интриганки. Соседи и без того косятся на меня, а что же начнётся тогда? И каково будет мужу? Даже сейчас они не могут простить Уильяму женитьбы на мне, а если дело дойдёт до изгнания Питера… Продать Стэнфорд-холл, переехать в Шеффилд, Ноттингем или даже Лондон? Уильяму будет безумно трудно расстаться с родовым гнездом. Да в любом случае это не выход: молва догонит всюду».
