Владимир Орешкин - Рок И его проблемы-4
— Нам нужен язык, — обратился я к президентам. — Сейчас, это главная наша задача.
— Я думал, мы сматываемся, — удивился Рыжий.
— Мы сматываемся, — согласился я, — но с достоинством… Поэтому нам нужен язык.
— Слушай, Дядя, — сказал Рыжий, — у тебя прирожденный талант. Я это с утра еще понял. Знаешь, что-то дано тебе от бога… Может, ты какой-нибудь Блюхер или Тухачевский. Только пока не знаешь этого сам.
— Или Наполеон, — сказал Берг.
— Суворов, — недовольно сказал Олег Петрович.
— Кутузов! — согласился Птица, не отрываясь от руля.
И я подумал: это же детский сад. Что бы они без меня делали… Лежали бы уже где-нибудь все они трупами, и тихонько превращались в смертяков.
С таким подходом к процессу.
Ферма, которую строил много лет назад наш проводник, и деревня рядом, давно перестали существовать.
От домов остались полусгнившие заборы, яблони за ними, обросшие непроходимыми лопухами, и остовы печных труб. От фермы, — бетонные столбы, на которых держалась когда-то крыша.
Но мост был.
Обыкновенный деревянный мост, с настилом из досок, по колее машин, которые должны были проезжать по нему. Но, судя по отсутствию свежих следов, уже который год не проезжали.
Газик робко, взвыв от страха мотором, вступил на этот настил, который затрещал под его колесами, и двинулся с наивысшей осторожностью вперед, оставляя следы на трухлявом дереве.
Грузовик же остановился, — кладоискатели стали спрыгивать на землю. Справедливо решив, что с таким грузом, как они, перебираться на другой берег бесполезно, — обязательно завалишься с пятиметровой высоты в журчащую вокруг ненадежных свай, холодную воду.
— Не пройдет, — авторитетно заявил кто-то, перебираясь пешком, следом за нашим газиком, на другую сторону реки.
Но мы-то проехали. Правда, мне тоже показалось, что каким-то чудом. Поскольку настил, после наших колес, растрескался, и стали видны поперечные бревна, которые тоже отпечатали на себе следы наших протекторов.
— Не пройдет, — согласился Птица, — мы еле-еле проскочили.
Второй наш водитель вышел из машины и принялся осматривать мост. Смотрел-смотрел, а потом плюнул на него.
— Только на скорости, — сказал он нам. — Если разогнаться, как следует. Может, и повезет.
— Давай, — согласился я.
Народ устроился на новом берегу, и стал переживать, — что мы без грузовика, груда оборванцев, и только.
Водитель, которого я, как ни странно, помнил хуже всех, потому что он всегда молчал, и всегда молча сидел за баранкой, дал задний ход. Отъехал метров на сто, и там стал реветь мотором.
— Нормальный мужик, — сказал мне Птица, — но ему все время не везет… Так, по жизни… Лучше бы я попробовал.
Если бы я чуть раньше узнал, что тот невезучий, попробовал бы Птица. Но узнал я о невезучести в самый последний момент, когда грузовик наш взревел, — и ринулся с места вперед.
Он разгонялся, и разогнался перед мостом, наверное, километров до шестидесяти, — на этой скорости въехал на мост, доски стали разъезжаться под его тяжестью, но отчаянный невезучий водитель прибавил газу, грузовик как-то, заметно для глаз, подпрыгнул и выпрыгнул передними колесами на другой берег. Задние же колеса, раскидали под собой остатки настила, переломили хлипкие бревна, и, упершись в сваи, чуть дернули машину вперед.
Дернули, и только.
Потому что она стала проваливаться, вниз, но уже какой-то своей частью была на берегу, так что села днищем на основание моста, в том месте, где тот заканчивался и начиналась сухая земля, густо перемешанная когда-то с гравием.
Хорошо было то, что центр тяжести машина преодолела, и поэтому, не поползла назад и не свалилась в речку. Плохо же было то, что она прочно села на раму, задние колеса крутились в пустом пространстве, — как средство транспортного передвижения машина эта перестала для нас существовать.
Оставалось только надеяться, что не навсегда.
Народ, бурно переживавший вокруг меня, накинулся на несчастного.
Он произносил по его адресу разные слова. Громко и членораздельно. И в изобилии. Ни в одном из них не было сочувствия, милосердия и снисхождения к молчаливому водителю, который сидел по-прежнему за рулем, и не желал покидать машину.
С тех пор, как я принял командование, мы одержали две победы, — и не испытали еще горечи поражения. То, что случилось сейчас, у нас на глазах, была первая наша серьезная неприятность.
То, что погиб парень, почти мальчик, который сидел на дереве, и умер тяжелораненый, которому пуля попала в голову, и то, что я застрелил расхитителя общественного достояния, — не было поражением, а было лишь небольшой, приемлемой, платой за триумфальность нашего продвижения вперед.
Три покойника и легкораненый. За один день.
И никаких гарантий, что мы завтра вернемся на большую дорогу и продолжим свой путь.
Интересно, что бы они сделали со мной, если бы я оказался плохим командиром.
Пожалел бы кто-нибудь меня, услышал бы я слова сочувствия, — перед тем, как они бы привели в исполнение свой справедливый приговор. Выслушали бы они мое последнее желание?
Я даже усмехнулся, впрочем, довольно криво, — когда представил, как мямлю перед этой разгневанной толпой свое последнее незамысловатой стремление, типа, звякнуть по сотовому Маше, чтобы попрощаться с ней и Иваном.
2.Пока народ орал на водилу, я подошел к грузовику, открыл дверь кабины, и сказал:
— Ладно, ты все сделал правильно. Не обращай на них внимания… Им просто не хочется идти пешком. Лентяи, в общем… Тебя как зовут?
— Костя.
— Меня — Михаил… Но я уже привык к Дяде. Не держи на них зла.
— Обидно, — сказал Костя, — чуть-чуть недотянул.
— Вот из-за таких чуть-чуть, — улыбнулся я ему, — веся ерунда в мире и происходит… Мне Птица сказал, ты у нас невезучий.
— Да, есть такой грех, — ответил Константин, и стал смотреть куда-то в сторону, и не смотреть на меня.
Поставил машину на ручник, полез в бардачок, вытащил оттуда довольно чистую тряпочку, и стал протирать ею стекло перед собой, на котором, напротив его лица, виднелась аккуратная сквозная дырочка.
— Вы меня из-за этого из компании не прогоните?.. Не решите, что я могу вам все дело испортить?
— Ты, я вижу, уже решил, что у нас все неприятности из-за тебя?
— Может, не из-за меня. Откуда я знаю?
— Не прогоним. Но если ты больше никому рассказывать не будешь, о своих мыслях… Чтобы, кроме нас с тобой, о них никто не знал.
— Я и тебе не рассказывал.
— Рассказал, — у тебя все на лице написано.
— Тогда, постараюсь.
— Ты вот сам подумай. Ведь невезучий, на самом деле, тот, кто сидел на твоем месте до тебя… Вот уж кому не повезло, так не повезло.
Я лукавил, когда таким образом утешил Константина. Не понимал в чем, потому что, вроде бы, изрек нечто типа абсолютной истины, — но внутри что-то, когда я говорил эти слова, прошло не так, как-то шершаво, словно бы я двинулся не туда, и отморозил что-то несусветно банальное. И, поэтому, скучное… По поводу его невезучести. Черт его знает, есть же наверное, такие люди, со специфической аурой…
Ну, да бог с ним, — поживем, увидим.
— Трактор нужен, — сказал Птица. — Без трактора ее не вытащить.
— Ты ничего не видишь? — спросил я его.
Птица вгляделся в окрестные дали, и ответил:
— Ничего.
— Я вот вижу. Как по пятам идут народные мстители. И скоро будут здесь… Ты вот что, весь груз с ЗИЛа перекиньте на газик, забери всех, у кого нет карабинов или автоматов, и дуйте на опушку. Там будете ждать.
— У меня автомат.
— Отдай другому или посади за руль вместо себя Костю.
Я отыскал глазами Артема и подошел к нему.
— Как с патронами? — спросил я его.
— Нет проблем, — ответил он. — У них там был целый цинк, только распечатали.
Люди Птицы носились от грузовика к газику, противника еще не было видно, так что остальные фраерски стояли, щелкая затворами автоматов и карабинов. Все им было ни по чем.
— Равняйсь! Смирно! — сказал я, тоном сварливого, но доброго армейского начальника. — Слушай боевую задачу!
Народ подобрался и приосанился. Рыжий, Берг и Олег Петрович сделали полшага вперед, как настоящие лидеры.
— Как по вашему, что мы будем сейчас делать?
— Займем оборону, — авторитетно сказал Берг, — через речку они без моста не перепрыгнут. Остальных, кто переберется вплавь, отстреляем. Чтобы у них навсегда пропала охота за нами бегать… Найдем где-нибудь трактор, вытащим машину и двинемся дальше.
— Логично, — согласился я. — Есть другие мнения?
Других мнений не было…
— Все будет не так, — сказал я боевому подразделению. — Вы зачем сюда приехали, чтобы воевать, или чтобы искать сокровища?
В ответ, — молчание.
