Джеффри Арчер - Узник крови (в сокращении)
— Об этом спросят, только если вы заказали бифштекс, — возразил Ник.
Дэнни вонзил нож и вилку в хлебный ломоть.
— Не так, — сказал Ник. — Мясо не рвут, а режут, притом каждый раз отрезают по маленькому кусочку.
Дэнни последовал его указанию, но, проглотив кусочек хлеба, набрал на вилку бобов.
— Нет, нет и нет, — сказал Ник. — Вилка не лопата, нужно насаживать на зубья по нескольку горошин за раз.
— Эдак я провожусь целую вечность, — возразил Дэнни.
— И нельзя разговаривать с набитым ртом, — заметил Ник.
Это скудное блюдо отняло у Дэнни изрядное время.
— Положите нож рядом с вилкой, чтоб официант знал, что вы закончили.
— Вообще-то я редко бываю в ресторанах, — признался Дэнни.
— Значит, как только вас освободят, я первый приглашу вас с Бет в ресторан. А завтра я покажу, как пробовать вино, которое официант нальет на донышко бокала…
— А послезавтра, — сказал Большой Эл, громко испортив воздух, — я дам тебе отведать моих ссак урожая того еще года, чтоб ты помнил, что сидишь в тюряге, а не в чертовом «Ритце».
— По мне, никакое это не совпадение, — сказал Большой Эл утром спустя несколько дней. Он был рад поговорить с Ником с глазу на глаз, пока их сокамерник был в душе. — Лича упекают в изолятор, а наутро снова появляется Мортимер — ему позарез нужен врач.
Ник перестал писать:
— Не совпадение? Думаешь, Лич его снабжал?
— Мортимера всего трясет. Так всегда бывает в начале курса детоксикации. Ну, скоро выясним, замешан тут Лич или нет.
— Как? — спросил Ник.
— Через пару недель его выпустят из одиночки. Угодил он туда из-за того, что толкал наркоту, потому как до них дошло — никакой тети Мейзи у него нет и не она каждый месяц шлет ему деньги. Перестанет Мортимер ходить на процедуры, как только выпустят Лича, — все ясно.
— Значит, у нас две недели на то, чтобы получить свидетельство Мортимера, — сказал Ник. — Возьми у Дэнни магнитофон и при первой возможности запиши показания Мортимера.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Большой Эл, вытянувшись у койки по стойке «смирно». — Дэнни говорить или нет?
— Расскажешь ему все как есть, чтобы он передал своему адвокату. Три головы в любом случае лучше, чем две.
— А у Дэнни голова хорошо варит? — спросил Большой Эл.
— Много лучше, чем у меня, — признался Ник.
— Письма, — произнес надзиратель. — Два Картрайту, одно Монкрифу.
Одно письмо он протянул Дэнни, тот прочитал на конверте имя адресата и сказал:
— Нет, Картрайт — это я, а он Монкриф.
Надзиратель с хмурым видом исправил ошибку — вручил одно письмо Нику и два — Дэнни.
— А меня звать Большой Эл, — подал голос Большой Эл.
— Отвали! — сказал надзиратель и захлопнул за собой дверь.
Дэнни было рассмеялся, но, глянув на Ника, увидел, что тот сделался мертвенно-бледным.
— Хотите, я первым прочту? — предложил он.
Ник отрицательно покачал головой и продолжал читать. На его глаза навернулись слезы. Он передал письмо Дэнни.
Глубокоуважаемый сэр Николас! С глубоким прискорбием должен сообщить Вам о кончине Вашего отца.
Он умер вчера утром от сердечного приступа. Врач заверяет, что он испытал лишь мгновенную боль, если вообще испытал таковую. Я подаю прошение о краткосрочном Вашем отпуске по семейным обстоятельствам для присутствия на похоронах.
С искренним уважением, Фрейзер Манро.
— Не могли бы вы сберечь это до моего возвращения? — спросил Ник, снял с шеи серебряную цепочку и отдал Дэнни.
— Конечно, — ответил тот, внимательно рассматривая висящий на цепочке кулон в виде ключика. — А почему не хотите взять его с собой?
— Скажем так, я доверяю вам больше, чем большинству людей, с которыми свижусь сегодня, — ответил Ник.
— Очень лестно, — произнес Дэнни, надевая цепочку.
В скважине повернулся ключ. Они впервые увидели надзирателей Паско и Дженкинса в гражданской одежде.
— Следуйте за мной, Монкриф, — сказал Паско. — Начальник тюрьмы хочет с вами поговорить до отбытия в Эдинбург.
— Передайте ему от меня теплый привет, — сказал Дэнни, — и спросите, не соизволит ли он заглянуть ко мне вечерком на чашечку чая.
Ник рассмеялся: Дэнни в совершенстве изобразил его акцент.
— Раз уж вы считаете, что можете сойти за меня, попробуйте нынче провести за меня занятия, — предложил он. — В конце-то концов, от экзаменов, что вы с таким блеском сдали, должна быть хоть какая-то польза.
Телефон Лоуренса Дэвенпорта заходился звоном, но тому пришлось выпутываться из простыней, чтобы ответить.
— Кто это, черт возьми? — сонно пробормотал он в трубку.
— Гибсон, — ответил знакомый голос его агента.
Дэвенпорт мигом проснулся. Грэм Гибсон звонил лишь в тех случаях, когда речь шла о работе.
— У меня выясняли, не занят ли ты. Возобновляют постановку «Как важно быть серьезным» и хотят пригласить тебя на роль Джека. Платят не очень, но зато большие продюсеры вспомнят о твоем существовании.
Дэвенпорт не был в восторге. В его памяти отнюдь не поблекли воспоминания о неделях гастролей и непрерывных ежевечерних спектаклях в Уэст-Энде. Но за четыре последних месяца ему впервые предложили хорошую роль.
— Я подумаю, — сказал он и положил трубку.
В утренний перерыв Дэнни стал вместо Ника тюремным библиотекарем. Сделав все, что требовалось, он взял с полки «Таймс» и начал читать некролог сэра Ангуса Монкрифа, баронета, кавалера «Военного креста» и ордена Британской империи. Он ознакомился с обстоятельствами жизненного пути сэра Ангуса — учеба в привилегированной школе для мальчиков Лоретто, военная академия Сандхерст и служба в Камероновском хайлендском полку. После награждения «Военным крестом» за службу в Корее сэр Ангус был в 1994 году произведен в почетные полковники полка. В конце некролога сообщалось, что титул баронета наследует единственный сын покойного Николас Монкриф.
— До скорого, Ник, — попрощался какой-то заключенный и ушел, прежде чем Дэнни успел исправить ошибку.
Дэнни теребил ключик на серебряной цепочке и, подобно Мальволио из шекспировской «Двенадцатой ночи», жалел, что он не кто-то другой. Он подумал об ошибке заключенного и задался вопросом — не получится ли у него сойти за Ника и на занятиях в его классе.
Класс Ника уже сидел за столами, когда Дэнни вошел в учебную часть. По всему было видно, что об отъезде учителя им не сообщили. Дэнни бодро вошел в комнату и улыбнулся.
— Откройте учебник на девятой странице, — произнес он, подделываясь голосом под Ника.
— Я не могу ее найти, — сказал заключенный, и тут в класс вошел надзиратель.
— Монкриф?
Дэнни поднял глаза.
— Мне казалось, вы в отпуске по семейным обстоятельствам, — сказал тот, сверяясь с блокнотом.
— Совершенно верно, мистер Робертс. Ник в Шотландии на похоронах отца, но он попросил меня провести за него занятие.
— Дурака валять вздумали, Картрайт?
— Нет, мистер Робертс.
— Тогда марш назад в библиотеку, не то я на вас рапорт подам.
Поезд Ника остановился у перрона эдинбургского вокзала Уэверли в самом начале первого. Его, Паско и Дженкинса ждал полицейский автомобиль, чтобы отвезти в Данброут.
Автомобиль остановился у церкви за четверть часа до начала заупокойной службы. Пожилой господин, которого Ник знал с ранней юности, подошел к задней дверце, когда ее открыл полицейский. На господине были черный фрак, рубашка со стоячим воротником и черный же шелковый галстук, так что своим видом он скорее напоминал служащего похоронного бюро, а не семейного поверенного. Он приподнял шляпу и отвесил легкий поклон. Ник с улыбкой пожал ему руку.
— Добрый день, мистер Манро.
— Добрый день, сэр Николас. Добро пожаловать домой.
Дэнни не терпелось поделиться с Ником хорошей новостью, но он знал, что тот вернется из Шотландии только за полночь.
Алекс Редмэйн написал ему и подтвердил, что прошение будет рассмотрено 31 мая, всего через две недели. Дэнни хотелось, чтобы Бет первой узнала о том, что Мортимер надиктовал, а Большой Эл записал на магнитофон, не пропустив ни единого слова, полное признание Мортимера, но писать про это было слишком рискованно. Пленку он запрятал в матрас.
Церковный староста проводил нового главу семьи по проходу и усадил на переднюю скамью справа. Паско и Дженкинс заняли места во втором ряду. Ник посмотрел налево, где остальные члены семьи сидели в трех передних рядах по другую сторону прохода. За всю службу никто из них ни разу даже не покосился в его сторону: дядя Хьюго явно дал им четкие указания.
Священник произнес прощальное благословение, и паства перешла на кладбище, где состоялось погребение. Ник обратил внимание на мужчину — тот был весом за триста пятьдесят фунтов и, видимо, чувствовал себя в Шотландии не в своей тарелке. Ник улыбнулся в ответ на его улыбку и попытался припомнить, когда они последний раз встречались. Вспомнил: в Вашингтоне, на открытии приуроченной к восьмидесятилетию деда выставки знаменитой его коллекции почтовых марок в Смитсоновском институте. Но имени человека Ник так и не припомнил.
