Александр Авдеенко - Над Тиссой (Иллюстрации Б. Козловского)
Файну хотелось обругать своего помощника самыми последними словами, но он сдержался.
— Поезжайте, — сказал он.
Ступак вышел. Скрылся и Крыж.
Независимость «Учителя», его самоуверенность взбесили Файна. Он не выносил людей самостоятельных, умеющих постоять за себя. Ему по душе были только те, кто боялся его, кто служил ему, превозносил его, льстил ему, кто пророчил ему великое будущее и принимал его голый карьеризм за энергичную и умную деятельность.
Проводив Ступака, Крыж вернулся в дом. Он плотно прикрыл входную дверь, дважды повернул ключ в замке, поправил шторы на окнах, а на конвекторы накинул ковровую скатерть. Вот на ком Файн отыграется! Этот не опасен, этот молча, терпеливо перенесет любые нападки и оскорбления.
— Ну и труслив же ты, Любомир! Не к лицу это резиденту.
— Я только осторожен, сэр, — учтиво, мягко ответил Крыж.
— Труслив! Если не осмелеешь, далеко не пойдешь.
— Мне и не надо далеко ходить. Я свое уже отходил. Вот бы вам побывать там, где бывал я, насладиться жизнью так, как я.
— Да, знаю. В молодости ты побродил по свету, покутил, поразвратничал. Прошлого не вернешь. — Файн открыл шкаф, достал из-за книг бутылку с коньяком и два хрустальных узких и высоких стакана. — Чокнемся, Любомир, по-русски и выпьем за твое будущее,
— Спасибо.
Они чокнулись, выпили. Файн вновь наполнил стаканы.
— Интересно, Любомир, каким вам представляется ваше будущее?
— Мое будущее? — Крыж пожал плечами. — Не представляю никак.
— Так уж и не представляете? Неужели у вас нет никаких планов на год или два вперед? Неужели не мечтаете?
Крыж отхлебнул коньяку, глубоко вздохнул:
— Если бы не мечты, нечем бы и на земле было держаться.
— Ну, и какие они, ваши мечты? Рассказывайте!
Резидент отрицательно покачал головой:
— Не будем, сэр, ковыряться в кровавых ранах.
— Так… Не хотите открыть железный занавес своей души. Что ж, я могу сделать сам. — Файн поднял стакан с коньяком на уровень глаз и, глядя на Крыжа сквозь янтарную, искрящуюся солнечными блестками жидкость, начал поднимать «занавес его души». — Вы, Любомир, днем и ночью просите всевышнего, чтобы он послал на земной шар гибель Советам. После установления в Яворе западного образа жизни вы надеетесь получить от нас за свои заслуги пост городского головы, а в придачу — новый двухэтажный дом на Ужгородской, где теперь детсад N 18, виноградники на Соняшной горе, принадлежащие колхозу «Заря над Тиссой». Так или не так, Любомир?
Крыж принужденно засмеялся:
— Почти так.
— Став городским головой, диктатором Явора, — продолжал Файн с воодушевлением, — вам захочется посадить на электрический стул не только всех местных коммунистов, их родственников, но также и всех, кто дружил с ними, кто сочувствовал им. И вы не пожелаете успокоиться до тех пор, пока не достигнете цели — не отомстите за свое низкое существование при Советах. Что же касается вашего быта, личной жизни, то вы привольно развернетесь! У вас в доме будет индивидуальный бар, ресторан, казино, дюжина молодых наложниц.
Файн поднес стакан к губам, медленно, смакуя, выпил коньяк, закусил яблоком.
— Но есть и другой вариант вашего будущего, Любомир. Однажды мы обнаружим, что вы недостойны нашего доверия, не окупаете того количества денег, которые получаете. Тогда… тогда вы попадете под грузовую машину или утонете в Каменице, повеситесь в собственному саду на старой яблоне или выпьете какой-нибудь яд. Может случиться и так, что ваш труп вообще не будет найден. Как видите, Любомир, выбор у вас небольшой. — Файн аккуратно заткнул пробкой бутылку с коньяком, спрятал ее в книжный шкаф и, потягиваясь, зевая, отодвинул с дверцы тайника портрет Тараса Шевченко, взялся за ремни конвектора. — Ну, мой друг, поработаем!
Крыж молча кивнул. Руки его были сжаты в кулаки. Он на волосок был от того, чтобы броситься на «товарища Червонюка», размозжить ему голову.
Файн и не подозревал, какого зверя разбудил. Когда все мешки со взрывчаткой были переброшены в тайник, Файн сел на них и рядом с собой посадил Крыжа:
— Ну, Любомир, догадались, зачем нам прислали такое количество взрывчатки?
Резидент угрюмо покачал головой:
— Нет.
— Догадывайтесь, я разрешаю! Да веселее!
— Гидростанция? — осторожно, неуверенно спросил Крыж.
— Не угадали, Любомир. Туннель!
— Какой?
— Тот, что по соседству с домом вашего друга Дударя.
Крыж резко побледнел и так вскочил с брезентового конвектора, словно мешок был раскаленным.
— Не бойтесь, — усмехнулся Файн. — Не вы будете взрывать туннель, а специалист своего дела.
— Ступак? — вырвалось у Крыжа.
— Да… Если же ему что-нибудь помешает, то это сделает ваш Андрей Лысак.
— Андрей Лысак? Какой же он специалист?
— Не беспокойтесь, сделает! Должен сделать.
— Но он даже не посвящен в наши дела.
— Посвящайте как можно скорее и действуйте. План операции проще простого. Один из этих конвекторов, снабженный взрывным устройством, будет погружен вместе с углем на паровоз, где работает Лысак. Когда паровоз войдет в туннель, Лысак под каким-либо предлогом выбирается на тендер и сбрасывает мешок вниз, на подошву туннеля. За свою жизнь молодой человек пусть не тревожится: взрывное устройство сработает не раньше, чем поезд пройдет через туннель.
«Лжешь ты, гадина!» — подумал Крыж. И он не ошибся. Файн действительно врал. Он отлично знал, что конвектор взорвется в то же мгновение, как только коснется подошвы туннеля.
— Ясно задание, Любомир? — спросил Файн, доставая из сумки пачку новеньких сторублевок.
— Ясно.
— Ну, раз так, то берите аванс, — Файн бросил деньги на колени Крыжу. — Получите в десять раз больше, Как только выполните задание. Доброй ночи!
Ранним утром другого дня, по дороге на работу, Крыж завернул на Железнодорожную улицу, к Лысакам. Открыла ему калитку бывшая монашенка. Она очень удивилась, увидев в такой ранний час друга своей хозяйки.
— Пан Любомир, что-нибудь случилось? Разбудить Марту Стефановну?
— Не надо. Андрей тоже спит?
— Нет, одевается. Он же сегодня начинает свою практику на паровозе.
— Знаю. Вот ради этого я и пришел. Поздравить хочу парня, пожелать счастливого пути.
— Справедливо делаете, по-божески. — Мария освободила проход калитки. — Милости просим.
Андрей стоял перед зеркалом в новеньком «рабочем» комбинезоне и повязывал галстук, когда Крыж вошел к нему в комнату.
— Доброе утро, Андрейка!
Широкая, радостная улыбка расплылась по одутловатому лицу Лысака:
— А, это вы, дядя Любомир! Здравствуйте! Легки на помине! Я только что о вас подумал.
— Интересно, как же ты подумал: плохо, хорошо?
— А почему же мне плохо о вас думать? Не имею никакого права.
— Для этого, мой мальчик, не требуется никакого права. Надо только иметь злое, неблагодарное сердце. А твое сердце, к счастью, и доброе и благодарное. — Крыж осмотрел Андрея с ног до головы, от батевских скороходов до пражского галстука. — Ты на работу собираешься, как на большой праздник. Правильно! Молодец! Работа в жизни человека — настоящий праздник.
Андрей с недоумением оглянулся через плечо на дядю Любомира. Почему он вдруг так заговорил? Крыж протянул Лысаку руку:
— Ну, Андрейка, счастливого пути! Скатертью дорога. Желаю тебе стать лучшим машинистом Закарпатья! Будь всегда здоров и крылат. — Крыж обнял Андрея, крепко поцеловал и, вытирая влажные глаза, торопливо пошел к двери. Но на пороге остановился, будто вспомнив что-то: — Андрей, у тебя память хорошая? — спросил он, нежно глядя на юношу.
— Да как будто неплохая. А что?
— Есть у меня к тебе одна небольшая просьба, Андрейка. Запоминай все, что увидишь по дороге. Решительно все. И особенно присматривайся к железнодорожным туннелям.
— Зачем, дядя Любомир?
— Потом расскажу. Так сделаешь? Сделаешь чисто и аккуратно, я знаю. — Крыж похлопал по розовой, выскобленной бритвой щеке Лысака и вышел.
Глава девятнадцатая
Перед выходом «Галочки» на станционные пути, к поезду, Олекса Сокач увидел в депо своего друга. Как и в былое время, он был одет в черную форму железнодорожника. Олекса спустился на землю, приветствовал Гойду:
— Ты чего здесь, Василь? Возвращаешься на чумазую работу?
— Пока еще не думаю. Пока нравится на новом месте работать. А как у тебя дела? Э, да зачем я тебе такие вопросы задаю! За три версты видно, какой ты гордый и счастливый. Хороший паровоз отхватил, завидую. — Гойда осторожно оглянулся по сторонам, добавил вполголоса: — Жаль только, что его испоганит своим присутствием этот… практикант, Андрей Лысак.
Олекса Сокач усмехнулся:
— Что ж, можно его и не пустить на мой святой паровоз, можно на другой отправить.
