Александр Авдеенко - Над Тиссой (Иллюстрации Б. Козловского)
— Согласен, товарищ полковник. Я тоже так думаю.
— Вот и хорошо. Значит, будем с чистой совестью мучить друг друга вопросами, сомнениями, догадками и разочарованиями.
Шатров сел в кресло. Минут пять отдыхал, откинув голову, закрыв глаза и ослабив все мускулы. Это хорошо помогало в дни усталости, заменяло хороший сон. Зубавин смотрел на неподвижное, скульптурно суровое лицо Шатрова и готовился отвечать на поток вопросов, который, как он предчувствовал, должен обрушиться на него. Так оно и случилось. Шатров открыл глаза и раздумчиво, как бы продолжая размышлять про себя, спросил:
— Вызывал у вас хоть какое-нибудь подозрение Крыж до заявления кассирши Книготорга?
— Нет. Несмотря на свое сложное прошлое, не давал никакого повода заняться собой. Маскировка была глубокой, с дальним прицелом.
— Наблюдает за Крыжем, конечно, опытный сотрудник?
— Да. Я выбрал одного из лучших, опытных работников и дал ему двух помощников.
— Есть какие-нибудь результаты наблюдения?
— По магазину — никаких. Нам чрезвычайно трудно определить, кто приходит покупать книги, а кто — по тайному делу.
— Не пропустите момент, когда в магазин зайдет Ступак.
— Я уже предупредил. Ступак до сих пор не заглядывал ни в магазин, ни на Гвардейскую.
— Ждите. Обязательно заглянет. Ну, а как поживает Крыж после работы? Есть за что зацепиться?
— Есть. Мы установили, что он почти ежедневно покупает то в одном, то в другом «Гастрономе» коньяк, сухую колбасу, сыр, копчености, лимоны.
— Что, он любит выпить?
— Нет, до сих пор считался трезвенником.
— Почему же он теперь пристрастился к коньяку? Сам пьет, в одиночку или гостей приглашает?
— Нет, гостей у него не бывает. И сам, насколько нам известно, не пьет.
Шатров усмехнулся:
— Осторожный любитель коньяка. Ну, Евгений Николаевич, так что же вы думаете по этому поводу: зачем Крыж, непьющий, покупает коньяк в таком количестве? Коллекционирует?
Зубавин молчал, смущенно улыбаясь.
— Не кажется ли вам, Евгений Николаевич, что этот коньяк пьет кто-то другой? — спросил Шатров.
— Соблазнительный этот вывод, товарищ полковник. Но… мы наблюдаем за домом Крыжа круглосуточно. До сих пор к нему никто не заходил.
— А может быть любитель коньяка вошел в дом Крыжа до того, как вы установили за ним наблюдение?
— Возможно.
— После работы Крыж всегда идет домой?
— Да, как правило.
— А раньше, год или месяц назад, он тоже всегда направлялся домой? Не изменились его привычки?
— Я не ставил перед собой такого вопроса, товарищ полковник, — покраснев, ответил Зубавин.
— Зря. Поставьте. И как можно скорее. Днем дом Крыжа на запоре, конечно?
— Уходя, запирает на два замка, внутренний и висячий.
Шатров лукаво прищурился:
— А что в это время, пока отсутствует Крыж, делается с печной трубой? Дымок над ней не курится? Этого не замечал ваш лучший оперативный работник?… Жаль, жаль… Удалось вам установить, чем занимается Крыж дома после работы?
— Обедает. Пьет чай. Вытачивает из дерева на токарном станке разные безделушки. Переплетает книги. Читает. Бывает и так, что он исчезает из поля нашего зрения.
— Не понимаю.
— Мы имеем возможность наблюдать за ним только издали, с помощью стереотрубы, через окна, выходящие из кухни, столовой и спальни. И только одна комната, где библиотека, недоступна нам: окна всегда зашторены.
Зубавин достал из дела 183/13 плотный лист бумаги — план дома Крыжа.
— Точно соответствует натуре? — быстро спросил Шатров, изучая план.
— Как будто так. Сделан по данным горкоммунхоза.
— Какого года данные? Не устарели? Дом не переустраивался?
Зубавину еще раз пришлось смутиться: он не мог ответить и на этот вопрос.
— Товарищ полковник, мы завтра же будем иметь точные данные о доме Крыжа. Мы проникнем туда под каким-нибудь благовидным предлогом.
— Осторожнее, Евгений Николаевич. Боюсь, как бы Крыж не понял, что разгадан. Это для нас сейчас самое опасное. Мы провалим всю операцию, и Крыж ускользнет от нас подобно Дзюбе. Мы должны взять его живым. С арестами нам не следует спешить даже в том случае, когда будем иметь все основания для этого. Я оставил на свободе львовского покровителя Ступака, старого агента иностранной разведки, чтобы не вспугнуть его единомышленников. Будем крайне осмотрительны, Евгений Николаевич. Мы должны до конца распутать весь клубок, иметь в руках все нити и только тогда начнем аресты. — Шатров некоторое время помолчал, глядя на план. — Под каким предлогом вы проникнете в дом Крыжа?
— Пошлем к нему инспектора пожарной охраны для проверки электропроводки.
— Предлог жидковатый. Есть у Крыжа близкие друзья, способные нам помочь?
— Марта Стефановна и ее сын Лысак — плохие для нас помощники. Они исключаются. А других друзей у Крыжа нет. Он любит одиночество.
— И книги, — подсказал Шатров. — И резьбу по дереву тоже любит. На этой почве с ним кто-нибудь общается?
— Да, я совсем забыл! — воскликнул Зубавин. — Крыжа знают все резчики по дереву. Особенно он близок с Иваном Васильевичем Дударем.
— Дударь? Дударь… Это тот старик, который просигналил пограничникам о появлении Ступака?
— Он самый. Несколько дней назад, в воскресенье, Крыж был у него.
— Зачем приходил? Интересно! По делу или так?
— Как обычно: купил кое-что из рукоделий старика, поговорил от том, о сем и ушел.
— Хорошо! — оживился Шатров. — А постоялец Дударя был дома, когда приходил Крыж? Вы этим интересовались, Евгений Николаевич?
— Был дома. Но нам не удалось установить, говорили ли они друг с другом.
— Наверняка говорили! Ступак не случайно поселился там, где может бывать Крыж.
Шатров подошел к окну и, чуть приоткрыв штору, посмотрел на предгорья Карпат, виднеющиеся поверх городских крыш. Где-то там, у ворот зеленой Верховины, жил Иван Васильевич Дударь.
— Мог бы Дударь в ближайший вечер проведать Крыжа? — поворачиваясь к Зубавину, спросил Шатров.
— Думаю, что сможет. И его приход не насторожит резидента.
— А выдержит поединок Иван Васильевич, не перехитрит его Крыж?
— Нет. Пограничник-следопыт знает все повадки лисы и волка, рыси и дикого кабана. Завтра же Иван Васильевич будет на Гвардейской.
Шатров вздохнул с облегчением, вытер лицо ладонями, словно умывался, и глаза его сразу посветлели, разгладились морщины на лбу.
— Ну, что вы скажете, Евгений Николаевич, о Горгуле и его шантажистах?
— Убежден, что тут не простой шантаж. Этот молодчик, Андрей Лысак, действовал не по собственной инициативе, а выполнял чью-то волю. Попытка разведать, что случилось с Белограем, конечно, прямое поручение того, кто завербовал Лысака.
Шатров не согласился с Зубавиным. Если Лысак уже завербован, то как ему позволили его хозяева пьянствовать в Цыганской слободке! Прямоват он, этот Лысак, не похож на агента. Возможно, он гуляка, прожигатель жизни, и только. Так или это не так, но с Андрея Лысака тоже нельзя спускать глаз.
Иван Васильевич Дударь в один из ближайших вечеров побывал в гостях у своего приятеля Крыжа. Вернувшись от него, он пошел на Киевскую. Ничего интересного, как казалось ему, он не мог рассказать Зубавину. Да, комнат в доме Крыжа три: спальня, столовая, библиотека, она же и мастерская. Ни в одной из них, насколько он заметил, никто, кроме хозяина, не живет. Никаких признаков. Зубавин спросил, один ли выход имеет библиотека. Да, один, В этом Дударь был твердо уверен. Все, что находится в этой комнате, Иван Васильевич сфотографировал, как он сказал, глазами. Одна дверь на кухню. Одно окно в — сад. Четыре шкафа с книгами. Верстак. Токарный станок по дереву. Полка с готовыми изделиями. Стойка сухих брусков. Два табурета. Стол накрыт клеенкой. На стене, оклеенной обоями, — большой портрет Тараса Шевченко. Больше ничего в библиотеке нет. Зубавин поблагодарил Ивана Васильевича и, проводив его к двери, распрощался.
Так и остался неразгаданным дом Крыжа. А разгадать его надо было во что бы то ни стало. И срочно.
Глава восемнадцатая
В один из майских вечеров, со вторника на среду, скоростной и высотный самолет, без всяких опознавательных знаков, с небольшим планером на буксире поднялся с придунайского аэродрома, расположенного в Южной Германии, и взял курс на юго-запад. Над Венгрией и Румынией он пролетел на такой высоте, в стратосфере, что до земли не доносился звук моторов. На дальних подступах к границе СССР неизвестные пилоты отцепили буксирный трос и повернули назад, на свою базу. Планер же, используя мощные воздушные потоки горных высот, продолжал полет.
Легкий, сделанный из дерева, бесшумный, недоступный радарным установкам, скользил он под ясным звездным небом, медленно теряя высоту. Никем не замеченный, пересек верховье Белой Тиссы и, оставив позади себя зелено-малиновые пограничные столбы, вторгся в Закарпатье, в край Полонии и горных хребтов.
