Александр Авдеенко - Над Тиссой (Иллюстрации Б. Козловского)
Под крылом промелькнули одна за другой хорошо приметные горы Говерло, Свидовец. Белые извилины бурных, порожистых рек прорезали скалистые массивы поперек, сверху скал. Чернели хвойные леса.
Планер резко снизился в районе Сиротской поляны, зашифрованном резидентом «Юга» как квадрат «19-11». Приземлился на безлюдном, голом плоскогорье.
Открыв герметический колпак, из кабины пилота вышел плечистый, кряжистый человек в теплом комбинезоне, с пистолетом в руке. Он настороженно оглядывался — не видно ли где-нибудь пастушьего костра. Повсюду было темно и тихо. Лишь издалека, снизу, с горных склонов, ветер доносил сдержанный лесной гул.
Человек, прилетевший на планере, был не только пилотом, но и особо доверенным лицом «Бизона». Его задача не ограничивалась тем, что он доставил в район квадрата «19-11» груз взрывчатки. Шеф разведцентра «Юг» наделил своего ближайшего подручного, по кличке «Кобра», чрезвычайными полномочиями: он должен был проникнуть в Явор с подложными документами, сфабрикованными на имя Кучеры, и, не открывая себя ни резиденту Крыжу, ни Джону Файну, тайно контролировать, как выполняется операция «Горная весна». В случае необходимости «Кобра» имел право однажды, по своему усмотрению, предстать перед Крыжем и Файном, предъявить им личное послание «Бизона» и решительно вмешаться в их действия. Он также был уполномочен покончить с Файном и резидентом Крыжем, если над ними нависнет серьезная угроза провала.
Не увидев и не услышав ничего подозрительного, «Кобра» спрятал пистолет и начал раздеваться. Сбросив теплый комбинезон, он открыл люк планера, извлек оттуда первый конвектор с взрывчаткой — пятидесятикилограммовый брезентовый мешок, перетянутый ремнями. Легко взвалив на плечи конвектор, ориентируясь по наручному светящемуся компасу, «Кобра» направился к лесному массиву, темнеющему на краю плоскогорья.
Через час, пройдя несколько километров лесной чащей, по глухой охотничьей тропе, он доставил взрывчатку в условленное с Джоном Файном место — в старую, заброшенную штольню, вырытую когда-то изыскателями. Не отдыхая, выкурив сигарету на ходу (он торопился до рассвета перетащить груз), «Кобра» вернулся к планеру, достал еще один конвектор, взвалил его на плечи и отправился во второй рейс. Обладая огромной физической силой, отлично натренированный, хорошо зная местность (он был родом из Закарпатья), «Кобра» успел, прежде чем зажглась заря, перетащить в штольню все четыре мешка взрывчатки и сбросить планер с плоскогорья в глубокий овраг. И только после этого он позволил себе отдохнуть. Забравшись в лесную чащу, метров за пятьсот от того места, где был замаскирован планер, он наломал еловых веток, устроил удобную постель и лег спать, держа пистолет в руке. Едва заснув, он проснулся и беспокойно начал прислушиваться: не появились ли на Сиротской поляне солдаты органов безопасности, не прочесывают ли они лес, разыскивая того, кто прилетел на планере. Вокруг было тихо, слышалось только щебетанье птиц. «Кобра» достал из кармана коробку с питательными таблетками. Утолив голод, он опять завалился спать. Проснулся ночью. Проспал дотемна. Вечером он по знакомой тропе пробрался к штольне, залег в ближайшем кустарнике, чтобы скрытно проконтролировать, когда и кто заберет доставленный груз. Если Ступак сегодня ночью сумеет забрать взрывчатку и переправить ее на Гвардейскую, то завтра днем — можно сжечь планер, выходить из Карпат и окольными путями, через Киев, пробиваться в Явор.
В среду вечером, закончив работу в Черном потоке, шофер Ступак с разрешения начальника лесоучастка инженера Борисенко отправился в район дальней, так называемой Сиротской, поляны якобы за дровами для своих хозяев.
На тридцать восьмом километре Верховинского щебеночного шоссе он свернул на глухую лесную просеку и остановился. Отсюда до заброшенной штольни было не больше ста метров. Перетащив по одному мешки со взрывчаткой к машине, Ступак разложил их на дне кузова и осторожно завалил буковыми и еловыми кругляшками.
В Явор спустился без всяких происшествий и задержек.
На Гвардейской его ждали: как только подъехал к дому N 9, ворота распахнулись и черная фигура Крыжа выступила из-под ветвистого дерева. Резидент вскочил на подножку грузовика и махнул рукой:
— Давай прямо.
Ступак въехал во двор медленно, на малом газу, выключив большой свет, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания жителей Гвардейской улицы. В глубине двора, около сарая, притормозил, выключил мотор и, стараясь не шуметь, разгрузил дрова.
— Ну, а это добро куда прикажете? — шепотом спросил он, кивая на брезентовые мешки, туго увитые ремнями.
— Неси сюда.
Ступак взвалил «посылку» на спину и, широко расставляя ноги, твердо упираясь в землю, осторожно пошел следом за Крыжем. Поднялись по крутой лестнице на крылечко. Прошли темные сени и очутились в большой, заставленной книжными шкафами и ярко освещенной комнате — домашней библиотеке.
В углу, в глубоком кресле, положив ногу на ногу, с дымящейся сигаретой в углу рта, в купальном халате, с ключом в руках сидел Джон Файн. Дубашевич хорошо знал «Черногорца» в лицо.
Перед отправкой в Закарпатье «Бизон» собрал к себе основных исполнителей операции «Горная весна» — Файна, Дубашевича, Хорунжего — и познакомил друг с другом.
Крыж похлопал по массивному табурету, стоящему под портретом Тараса Шевченко:
— Кладите сюда!
Ступак опустил конвектор на указанное место и, тяжело дыша, утирая мокрое от пота лицо, приветливо улыбнулся в сторону Файна:
— Здравствуйте, товарищ Червонюк! Вот и встретились!
Файн нагнул голову и поверх выпуклых стекол очков посмотрел на Дубашевича так, будто всего полчаса назад расстался с ним. Это было притворство, поза, игра. Файн играл роль матерого шефа, который умеет творить самые сложные дела с ледяным спокойствием.
— Да, встретились, — проговорил он без всякого энтузиазма, бережно сбивая пепел с сигареты. — Здравствуйте.
Не ожидавший такого холодного приема, Ступак остановился на полдороге к «Черногорцу» с протянутой рукой.
— Ну, чего же вы прохлаждаетесь? — удивился Файн. — Где еще три мешка? — Несите их сюда поскорее!
Ступак молча повернулся и вышел. Перетащив все мешки, он снял кепку, вытер мокрую голову и, тяжело дыша, сурово-требовательно посмотрел на «Черногорца»: ну, поговорим, мол, барин. Если не захочешь поговорить, так я тебя заставлю. Ну!
— Ну как, Ступак, съездили? — спросил Файн.
— Все в порядке, — ухмыляясь, буркнул Дубашевич.
— Видел ли кто-нибудь вас на Сиротской поляне?
— Ни один человек не встречался,
— По дороге не было никаких происшествий?
— Никаких.
— Прекрасно!
Файн поднялся. Забыв на время о той роли, которую играл, он подошел к конвекторам, осмотрел их со всех сторон, похлопал по ним ладонью.
— Самое трудное сделано, теперь все зависит от нас с вами! — с радостным оживлением, вполне искренним, продолжал Файн.
Дубашевич переступал с ноги на ногу, и, осклабясь, показывая желтые зубы заядлого курильщика, сказал:
— А мы с вами не подкачаем, товарищ Червонюк!
Слова Дубашевича не понравились Файну. «Мы с вами»! Да как это быдло осмелилось разговаривать с ним так панибратски! Профессиональный громила, поджигатель, убийца из-за угла, бандеровский палач, жалкий наймит возомнил себя равным ему, Джону Файну, заслуженному разведчику, будущему генералу и миллионеру, которому суждено стать одним из воротил центрального разведывательного управления! Хорошо бы, конечно, проучить эту скотину, но, к сожалению, нельзя. Опасно. Если этого быка раздразнить, так он, пожалуй, насмерть забодает.
— Слушайте, вы, «Учитель», — процедил сквозь зубы Файн, — поменьше хвастайтесь!
— А я не хвастаюсь, товарищ Червонюк. Давайте мне хоть сегодня эту штуку, — Ступак кивнул на конвекторы, — и я подниму на воздух туннель.
— Тише, ради бога, тише! — зашипел Крыж, с ужасом глядя на дверь.
Не обращая внимания на хозяина, Ступак пнул ногой брезентовый мешок:
— Может быть, прихватить их с собой, а?
— Оставьте! — все более и более раздражаясь, бросил Файн. — Не своевольничайте! Ваше дело — исполнять то, что вам прикажут.
— Так приказывайте, в чем дело?
— Рано! На гидростанции были?
— Не пришлось еще.
— Постарайтесь как можно скорее попасть туда.
— Уж и так стараюсь, дальше некуда. Можно перестараться. — Ступак надвинул на голову кепку, шагнул к двери, — Я поеду домой.
Файну хотелось обругать своего помощника самыми последними словами, но он сдержался.
— Поезжайте, — сказал он.
Ступак вышел. Скрылся и Крыж.
Независимость «Учителя», его самоуверенность взбесили Файна. Он не выносил людей самостоятельных, умеющих постоять за себя. Ему по душе были только те, кто боялся его, кто служил ему, превозносил его, льстил ему, кто пророчил ему великое будущее и принимал его голый карьеризм за энергичную и умную деятельность.
