Р. Шулиг - Белые линии
Неблехова растерянно промямлила:
— Я должна обсудить вопрос с руководством редакции,
Калина с твердой решимостью сказал:
— Хорошо, обсудите! До свидания, до завтра!
Неблехова ужаснулась:
— Подождите, как это? Уже завтра?
— Да, завтра вечером я приду к вам. В завтрашней телевизионной программе новостей или после нее, в беседе с вами, я поговорю о том, что вы сегодня сказали людям. Отвечу вам откровенно и правдиво на все ваши вопросы. Идет?
И у нее не осталось иного выхода, чем сказать:
— Идет.
Калина улыбнулся и попрощался:
— Спокойной ночи...
Павел Данеш, когда ушел Калина, негромко присвистнул:
— Ну привет, это серьезный прокол, Даша. Что теперь будешь делать?
А Неблехова, которая уже пришла в себя, решительно заявила:
— Позвоню министру внутренних дел.
2Этой сумасшедшей, истеричной весне 1968 года, казалось, не будет конца. Она бунтовала и вставала на дыбы, как молодой, дикий конь, который слепо бьет вокруг себя копытами, жестоко калеча, а порой и убивая невиновных. Она несла на своем хребте виновников происходящего и безумцев, пьянила, как молодое вино, и вселяла бешеную хмельную бесшабашность в неискушенные души, наполняла страхом хозяев и тех, кто не потерял головы и способен был представить, чем такая бешеная езда может закончиться.
У майора Земана этой весной не было слишком много времени, чтобы проводить бесконечные часы где-нибудь на митингах или в кафе, дискутируя о достоинствах и недостатках, рассуждать о последствиях происходящего. С ослаблением контроля за соблюдением некоторых норм, которыми до сей поры руководствовалось все общество, возросла преступность. Поэтому у пражского угрозыска работы заметно прибавилось. Земана даже не слишком обеспокоила телевизионная передача, подготовленная редактором Неблеховой. Он знал, что не только Калина и Житный, но и министр внутренних дел, и руководство партии информированы о том, что Неблехова и Голы являются участниками диверсионной акции «Белые линии». Земан предполагал, что эту программу пропустили на телевидении только для того, чтобы дать противникам открыть свои карты и получить возможность принять против них решительные меры. Разумеется, своей жене Бланке он не имел права ничего сказать даже тогда, когда она очень расстроилась после вечерней телевизионной программы. Он только и сказал ей:
— Не бойся, девочка, все будет в порядке! — И усмехался про себя, видя, как встречные знакомые, когда он шел на работу, прятали глаза, не зная, замечать его или нет. «Подождите, голубчики, — думал он, — теперь уж наверняка Калина действует, и вы завтра или даже уже сегодня вечером запоете по-другому!»
Майор вошел в свой кабинет в хорошем настроении и прогудел своему помощнику Стейскалу, который ждал его:
— Привет, Мирек! Смотрел вчера телевизор?
Стейскал тихо обронил:
— Смотрел.
Земан снял пальто, шляпу и повесил их в шкаф.
— И что ты на это скажешь? Вот негодяи! Бедняжка Бланка после этого от расстройства не могла всю ночь уснуть. Ей все мерещился планицкий священник. Но Калина возьмет их в оборот, будь спокоен. Слишком грубая провокация. Этой Неблеховой наверняка с сегодняшнего утра на телевидении уже нет.
Стейскал вяло промямлил:
— Я не знаю, Гонза. — И продолжал старательно копаться в куче следственных дел, которые вытаскивал из ящиков стола Земана.
До Земана это дошло только теперь. Он запнулся, перестал улыбаться и строго спросил:
— Подожди, а что ты, собственно, делаешь за моим столом?
Стейскал молча продолжал свое занятие. Земан возмущенно закричал:
— Кто дал тебе право копаться в моих делах? Где ты взял ключ?
— У дежурного!
— А почему? Что это значит?
Вместо ответа Стейскал пододвинул ему какой-то пакет:
— Вот это пришло сегодня утром.
— Что это?
— Повестка на реабилитационный суд. Ты там фигурируешь в качестве свидетеля...
Земан рассмеялся:
— Ну, это уж слишком!.. — И тут же, снова став серьезным, показал на груду следственных протоколов, лежащих перед Стейскалом: — А какое это имеет отношение ко всему?
Стейскал, пряча глаза, смущенно проговорил:
— Ночью после этой программы... мне позвонил начальник управления... и приказал... пойми, Гонза... приказал...
— Что приказал?
Стейскал говорил с трудом, будто ворочал тяжелые камни:
— Чтобы я с сегодняшнего утра... временно... исполнял твои обязанности...
Земан взорвался:
— Что такое? Почему?
— Потому что ты идешь в отпуск...
— Я не просил никакого отпуска!
— В особый отпуск, до выяснения обстоятельств, связанных с Планице. Представь, сколько будет шума, всевозможных гадостей... в газетах, по радио, по телевидению. Они просто не хотят, чтобы это бросило тень на наше учреждение... на доброе имя пражского угрозыска...
У Земана от обиды и огорчения перехватило горло.
— Значит, вот как? И ты мне не позвонил, Мирек! Не спросил! Ты согласился?
Нервы у Стейскала тоже были на пределе. Земан и он были давними друзьями, очень долго жили и работали бок о бок, знали друг о друге все. Поэтому эта минута была для Стейскала нелегкой. И он в раздражении, в отчаянном стремлении оправдаться не столько перед Яном, сколько перед самим собой, заговорил:
— А что мне оставалось делать? Я что, должен был отдать это место какой-нибудь дряни? Чтобы кто-нибудь чужой пришел на все готовое? Ведь мы с тобой здесь в течение многих лет занимались тяжким трудом. Я тебе даю гарантию, Гонза: как только ты решишь свои проблемы, а я верю, что ты их решишь, я встану и беспрекословно освобожу тебе твое место за этим столом...
Земан, однако, снова спросил:
— Так ты согласился, Мирек?
Стейскал воспринял его вопрос как обиду и возмущенно воскликнул:
— Я же тебя еще в прошлом году предупреждал! Говорил тебе, не впутывайся в политику, занимайся своей криминалистикой. Но ты был упрям как баран, вспомни... А теперь получай...
— Ты согласился? — произнес еще раз Земан. — Добро. С богом!
Он повернулся, подошел к шкафу, взял пальто и шляпу и начал одеваться.
Стейскал подошел к нему:
— Подожди, Гонза, посоветуемся... Может быть, найдем какое-нибудь решение, чтобы ты мог здесь работать и дальше, пока хотя бы как заместитель... Опомнись, Гонза, не торопись с решением... Мы должны вместе написать протокол по передаче дел... Куда ты собираешься идти?
Земан резко и решительно произнес:
— К Калине! В министерство! — Он посмотрел на часы и холодно, с иронией в голосе добавил: — Думаю, что ровно через час ты полетишь во внеочередной отпуск вместе с начальником управления!..
Земан шел длинным коридором, одна сторона которого состояла из целого ряда окон. Он шел спокойно, уверенный в себе, несмотря на то, что его мысли были заняты только что происшедшим.
Он машинально здоровался с людьми, которые ему встречались, и в задумчивости не замечал, что многие из них не отвечают ему или отвечают недружелюбно. Некоторые, заметив Земана, вдруг торопились уйти со своими бумагами куда-то в сторону или захлопывали двери своих кабинетов. Только один человек не уклонился от встречи с ним. Он вышел в коридор как раз в тот момент, когда Земан проходил мимо. Это был прокурор Стрейчек, которого Земан хорошо знал и поэтому сердечно сказал:
— Привет, прокуратура! Что ты здесь делаешь?
Стрейчек пришел в полное замешательство от такого неожиданного вопроса и не знал, куда деть глаза.
— Мне нужны были кое-какие следственные документы из архива.
Земан машинально спросил:
— И дали тебе их?
Прокурор, явно нервничая, ответил:
— Дали. — И промямлил, как бы извиняясь: — Я теперь работаю в реабилитационном суде, Гонза.
Земан воспринял это по-деловому, спокойно:
— Отлично. Значит, скоро встретимся.
Прокурор поддакнул:
— Да. Наверное. — И тут же спросил: — А что ты? Есть какие-нибудь проблемы?
Земан остановился у одной из дверей в конце коридора:
— У меня? Нет. Так только, небольшие служебные трудности. Иду с ними к бате!
— К кому? — Прокурор прежде никогда не слышал, что у Земана в министерстве работает отец.
Земан еле заметно усмехнулся и пояснил ему:
— К Вашеку Калине. Я его так называю. — Он нажал ручку и открыл дверь кабинета Калины.
Эта комната была знакома Земану до мелочей. Здесь он часто бывал, когда ему было необходимо о чем-то посоветоваться с Калиной или когда получал от него какое-нибудь задание. Земану всегда здесь было хорошо. Он учился у Калины по-партийному мудро относиться к людям и их слабостям...
Земан по старой привычке остановился в дверях по стойке «смирно» и энергично, хотя и с долей юмора в голосе, потому что знал, что Калина не требует такого доклада, начал:
— Товарищ начальник... — И замолк на полуслове.
