Анна Клодзиньская - Очная ставка
Сведения о «вильколаках»[33] были весьма скудными. Мы не знали в ту пору, что это была организованная и подготовленная еще в 1944 году генералом Геленом, бывшим в то время начальником Восточного отдела разведки вермахта, специальная диверсионная организация, которая после вступления Советской Армии и народного Войска Польского на территорию освобожденных западных земель должна была развернуть деятельность согласно указаниям своих руководителей, в том числе самого рейхсфюрера СС Гиммлера.
Преследуемые нами члены организации «Вервольф» совершали акции саботажа на железных дорогах, поджигали склады, убивали политических деятелей, что вызывало на возвращенных западных польских землях настроение неуверенности в завтрашнем дне. Мы знали, что преследуемой нами бандой руководит человек с военным образованием. Он умело контактирует со своими людьми, стараясь при минимальных потерях наносить нам максимальный ущерб. Мы со своей стороны тоже не дремали. Неоднократно нам удавалось напасть на след банды. В районе Каменной Горы мы обнаружили запасы оружия, которое должно было быть использовано на случай ожидаемого тогда начала новой войны.
Постоянные столкновения, и прежде всего наш союзник — мороз, помогали нам уменьшать состав организации «вильколаков». Прибытие польских репатриантов в эти районы ограничивало свободу действий банды. Кроме того, у нас был опыт партизанских боев, что помогало нам неоднократно разгадывать маневр бандитов…
В конце февраля — начале марта 1946 года от банды осталось только три человека вместе с главарем. Однажды морозной ночью мы окружили эту тройку в шалаше возле Шклярской Порэмбы. Застигнутые врасплох во время сна, уставшие, продрогшие, они не сопротивлялись. У главаря банды были отморожены руки и ноги. Допрашивал его я. Это был брюнет среднего роста, лет тридцати, со шрамом на левой щеке.
Сначала он отказывался отвечать, однако после очной ставки с остальными членами банды постепенно начал «открываться». Старался представить себя совершенно аполитичным человеком, который ошибся в своих руководителях. Проклинал Гитлера, фашистскую партию и все, что было с этим связано. Просил помилования, много обещал, рассказывал о себе, называл себя Курт Штох (специально подчеркнул: Штох, а не Стох), говорил, что родился в Познанском воеводстве и через несколько лет после окончания первой мировой войны выехал вместе с родителями в Германию, в 1937 году согласился работать в немецких разведорганах и карьеру свою начал в «салоне Китты».
Этот салон, организованный СД[34], находился в одном из районов Берлина и был просто-напросто первоклассным домом свиданий, который посещали иностранцы, дипломаты, занимаясь там вместе с любовью и разведывательной деятельностью. Красивые женщины разных национальностей выполняли роль танцовщиц, светских дам и услаждали ищущих развлечений дипломатов. В салоне имелась подслушивающая аппаратура, обслуживаемая специально подобранными людьми. Одним из них был мой пленник. В одиночных номерах были скрытые аппараты для фотографировании наиболее пикантных сцен.
Это давало предусмотрительным хозяевам «салона» неоценимые средства морального воздействия, использования всего этого в «служебных» и «частных» целях, обеспечивающих получение необходимой информации и денежных средств.
Традиции «салона Китты», как мне объяснил Штох, тянутся с конца прошлого века. Тогда организатором немецкой разведки Стибэром был создан похожий салон под названием «Зеленый дом». Там также работал тщательно подобранный женский персонал. Среди них главными были «специалистки по половым извращениям». Они исполняли как бы роль «наркотиков». Мужчины, вовлекаемые Стибэром в разведработу, направлялись как раз к этим «специалисткам», которые сумели так связать их собой, что они не могли уже обойтись без них, как морфинисты или кокаинисты не могут обойтись без своего «снега»[35] или укола.
Во время войны Штоха подготавливали особенно тщательно, с учетом всей специфики действий на территории СССР. Быстрое продвижение Советской Армии в 1944 году прервало его связь с разведывательным управлением, поскольку его радиостанция имела чересчур малый радиус действия. Он вынужден был самостоятельно, в одиночку, пробиваться на Запад. Во время налета советских самолетов был ранен осколком бомбы, что приковало его к постели. Убежище он нашел на территории Вроцлавского воеводства в квартире родственников, которые укрыли его и продержали у себя несколько месяцев…
Я впервые в жизни столкнулся с офицером разведки, поэтому старался узнать как можно больше подробностей, связанных с его работой. Проводил с ним длительные беседы, в ходе которых он мне рассказывал о своих методах, системе связи, обрисовывал приметы известных ему людей из гитлеровской разведки, их слабые стороны и наклонности.
Некоторые мои товарищи смеялись надо мной и говорили: «Зачем тебе все это? Немцы разбиты и никогда уже не поднимут головы. Никто и никогда на допустит возврата немецкого милитаризма».
Это было еще до начала первых выступлений западных политиков, начавших «холодную войну». Такая постановка вопроса как будто была правильной. Моя любознательность, однако (возможно, это была не только любознательность), победила, и, не обращая внимания на все логические доводы и насмешки друзей, не считаясь с большой нагрузкой, связанной с текущей работой, я вытягивал из Штоха все, что было возможно. И уже много лет спустя жалел, что мало тогда у него выведал. Со временем те же самые люди опять начали действовать, и собранные тогда материалы пригодились не только мне, но и многим моим друзьям.
Копии допросов и свои замечания отослал своему начальству.
Я не ожидал никакого вмешательства вышестоящей инстанции в это дело, потому что, как мне казалось, следствие велось правильно. Однако вскоре получил шифровку следующего содержания:
Арестованного Курта Штоха немедленно доставить в Центр.
Приказ есть приказ — я должен был его выполнять. Решил лично сопровождать арестованного. Для конвоя мне выделили двух солдат. Советовали, как сейчас помню, ехать машиной, однако я отказался: на дорогах была гололедица. Итак, поехали поездом в специально оборудованном купе.
Поезда тогда были переполнены, в купе темно, стекла выбиты, а окна заколочены фанерой. Поезд шел невыносимо медленно. Когда проехали Валбжых, Штох попросил солдат отвести его в туалет. Конвоирующие с трудом протолкнулись через кишащий людьми коридор, я остался в купе. Спустя несколько минут услышал какой-то шум. Предчувствуя беду, выглянул в коридор. На что же мог решиться человек с отмороженными руками и ногами, всем своим видом показывавший, что от жизни уже больше ничего не ждет? С тех пор прошло много лет, однако отчетливо помню, как замерло у меня сердце. «Задержать поезд! — послышался отчаянный голос конвоира, а затем: — Где тормоз?»
Поезд, набирая скорость, шел с горы, и я чувствовал, как мы с каждой секундой удаляемся от беглеца. Расталкивая недовольных пассажиров, пробрался в темноте в конец вагона, пытаясь рукой нащупать тормоз. Не нашел. Вытащил пистолет, локтем выбил фанеру и, к удивлению пассажиров, начал стрелять через окно вверх. Поезд наконец притормозил и остановился. Я не слушал конвоиров, показывающих на выбитое окно туалета. Одна мысль владела мной: во что бы то ни стало задержать беглеца! Начались поиски. Мы блуждали по снегу всю ночь вместе с поднятой по тревоге группой местной милиции, пытаясь напасть на след. Ничего из этого не вышло. Штох пропал, как в воду канул. Долго после этого случая я не мог успокоиться.
«Каждый делает ошибки, — успокаивали тогда меня, — особенно когда нет опыта работы в контрразведке».
Прошли годы. Много было других дел, каждое из которых могло послужить основой для сценария детективного фильма. Встречался со многими людьми, накапливал знания о сложной натуре «homo», который не всегда «sapiens». Но, несмотря на эту бушующую вокруг меня жизнь, я никогда не забывал о Штохе.
После его бегства собрал все документы, относящиеся к деятельности шпиона, и частенько заглядывал в них, как будто хотел присоединить к ним еще одну важную страницу. Все время во мне горела искорка надежды, что когда-нибудь еще встречу его…
ЛЕТАЮЩАЯ ТАРЕЛКА
Уф! Все позади! Дверь кабинета профессора Варшавского университета, где я заочно учился на юридическом факультете, закрылась за мной. Почувствовал облегчение, которое всегда сопутствует успешной сдаче трудного экзамена. На этот раз это был уголовный кодекс. Друзья-студиозусы, собравшиеся в коридоре, набросились на меня, перебивая один другого. Умоляли рассказать, какие были вопросы. А мне хотелось как можно быстрее выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха.
