Борис Григорьев - Скандинавия глазами разведчика
Был я свидетелем ещё одного странного визита американцев в Пирамиду: под видом туристов прибыли довольно компетентные специалисты в области угледобычи из транснациональной компании «Назерн Рисосез Лимитед» с филиалами в Пасадене (США), Лондоне и Брюсселе. Их всю ночь «развлекал» директор рудника
Август Петрович Назаренко, чем вызвал серьёзные нарекания со стороны своей строгой супруги. Но ни одной коммерческой тайны он «янки» так и не выдал. Август Петрович, чистой воды украинец, круглый сирота, воспитанный в Сибири в немецкой семье, был настоящим стойким большевиком.
А в Баренцбурге однажды появился сотрудник Информационной конторы США из Тромсё некто Джордж М. Уайт и запросился ко мне на приём. Из беседы с ним я так и не смог составить мнение о целях его визита на Шпицберген, хотя некоторые догадки на этот счёт, естественно, были. Достаточно вспомнить, что Тромсё находится в непосредственной близости к Мурманской области, и какую информационную контору надо было содержать американцам при наличии посольства в Осло и нескольких консульств в других крупных городах страны, догадаться было несложно.
Как видишь, дорогой читатель, я не смогу поведать тебе о крутых шпионских делах, о вербовках ценной агентуры среди сотрудников конторы губернатора, о добыче сверхсекретных материалов НАТО, о подставах на заимках для звероловов, тайниковых операциях в каньонах ледника Ломоносова и тому подобной романтике. В этой командировке я во многом уподобился учёному с более-менее широкими познавательными интересами и только искал носителей интересующей меня информации, чтобы в невинном разговоре «снять» с него недостающий фрагмент и вставить его потом в мозаику информационного сообщения в Центр.
В связи с новыми требованиями информацию с контакта пришлось «снимать» не «втёмную», а «втрезвую» [68].
Не надрывались мы и над контрразведывательным обслуживанием рудника. Новые времена принесли всё-таки некоторые положительные изменения, и мы теперь не приходили в истерику оттого, что какой-то шахтёр завёл дружбу с норвежцем или, на худой случай, попросил политического убежища в Лонгйербюе-не. В конце концов, это касалось только самого перебежчика, его рудничного начальства и консульства. К КГБ и вопросам безопасности это не имело никакого отношения, если, конечно, перебежчик не обладал государственными секретами. Но таких людей в Баренцбурге и Пирамиде не было.
Моему предшественнику чуть не прервали карьеру за то, что какой-то метеоролог сбежал к норвежцам и попросил у них политического убежища. Два года спустя, уже при мне, аналогичный случай не только не «потянул» на драму, но с трудом завершился как самый бездарный фарс.
Как-то мне позвонил директор рудника Соколов А.С. и прерывающимся от волнения голосом доложил, что из поездки в Лонгйербюен не вернулся некто Романов. Этот житель Полтавщины, физически малоразвитый, оказался не подготовленным к труду шахтёра, постоянно прихварывал и не выходил на работу. Руководство рудника перевело его в подсобное хозяйство — «Скотланд-Ярд» — скотником. Скоро он стал предметом насмешек со стороны «настоящих» мужчин и загрустил.
Во время поездки в Лонгйербюен он обратился в контору губернатора и попросил там политического убежища, поскольку не смог в Баренцбурге «реализовать своё право на труд». Мы связались с Элдрингом, и тот подтвердил, что Романов находится у них и что его ходатайство направлено на рассмотрение министерства юстиции Норвегии!
— Господин Элдринг, — сказали мы сюссельману подружески, — вы можете поступать, как вам заблагорассудится, но уже прошли те времена, когда можно было бежать из России под надуманным или реальным предлогом политического преследования. Если вы дадите вид на жительство Романову, завтра к вам прибежит десяток подобных, потому что ситуация экономическая в стране и в посёлке тяжёлая.
Прошло два дня, и вертолёт сюссельмана доставил Романова на Финнэсет и улетел. Романов, как ни в чём не бывало, дошёл пешком до своего общежития и завалился спать. Отоспавшись, он заявился в консульство отметить своё возвращение, а потом отправился рассказывать о своих приключениях в Лонгйербюене товарищам по работе. Самым важным событием за эти дни для Романова явилось получение карманных денег от сюссельмана в сумме 700 норвежских крон и возможность «от пуза» напиться кока-колы.
В. пока не нашёл достаточных оснований для отказа от сотрудничества, поэтому деньги был вынужден взять.
— Парни, у меня до сих пор в животе от неё урчит, — горделиво рассказывал несостоявшийся политэмигрант любопытным коллегам в общежитии.
Следующим самолётом его отправили домой в уже самостоятельную Украинскую республику.
Правда, «романтизма» в этой скучной работе нет. Поэтому я предлагаю оставить тему шпионажа—надеюсь, я удовлетворил твой ненасытный аппетит, читатель, в предыдущих главах, посвящённых Дании и Швеции.
* * *В условиях Шпицбергена снегоход играет ту же роль, что и автомобиль на материке. Он — основное транспортное средство и для решения бытовых и оперативных вопросов, а также и для отдыха. В консульстве в скутерной стояло несколько снегоходов «Ямаха», но исправен из них был только один — консула. Остальные шесть снегоходов, принадлежащих резидентуре, находились в жалком состоянии, заезженные до предела нашими предшественниками по работе.
Первым делом мы принялись за восстановление нашего парка снегоходов, благо наш шифровальщик оказался мастером на все руки и большим энтузиастом мотоциклетного спорта. В техническом отношении двигатель снежного скутера мало чем отличается от мотоциклетного, поэтому ремонт «ямах» нам обошёлся практически бесплатно. Запасные части к ним продавались в Лонгйербюене, так что скоро вся резидентура и члены наших семей стали выезжать сначала на короткие прогулки вокруг Баренцбурга, а потом и в Лонгйербюен.
Ощущение езды на снегоходе не передаваемо. Облачившись в непродуваемые комбинезоны, перчатки, валенки, шлемы и маски, обыкновенный жалкий пешеход превращался в гордого наездника, эдакого рыцаря снежных просторов. Мчишься по замерзшему заливу со скоростью 70—80 километров в час, затаив дыхание, «проглатываешь» расстояние, ныряешь с замершим сердцем в глубокий каньон, и, обозревая бесподобную снежно-голубую панораму, вдруг обнаруживаешь, что внутри тебя начинает рождаться песня, возникает состояние эйфории и лёгкого, как от шампанского, возбуждения. Блеск!
Наши отремонтированные «ямахи» скоро стали предметом зависти рудничных. Японские машины значительно превосходили отечественные «бураны», тяжёлые и неуклюжие изделия, сконструированные ещё в начале 50-х на базе финских скутеров. И хотя они были старенькими, а наше снаряжение не настолько красочно, как у норвежцев, мы всё равно выделялись на фоне «серой действительности» и служили причиной разных досужих домыслов и пересудов.
Передвижение на снегоходах и вообще выезды в горы или на рыбалку на озёра требовали соблюдения мер предосторожности. Мы брали с собой в обязательном порядке карабины с запасом амуниции, ракетницу и рацию. В окрестностях посёлков с марта начинали бродить белые медведи, и встреча с ними не сулила ничего хорошего. Мне лично ни разу не «посчастливилось» встретиться с белым медведем, но почти ежедневно появлялись сообщения о том, что белый медведь учинил разгром той или иной зимовки, зашёл в посёлок или даже совершил нападение на одиноких туристов.
По выходным вместе с метеорологом Синицыным, директором шахты Соколовым мы отправлялись на подлёдный лов шпицбергенского гольца. Местом нашего отдыха выбирали либо озеро Ледяное, куца сползал мощный красивый ледник и где дирекция рудника устроила себе нечто вроде дачи, и озеро Линнея, неподалёку от которого находились мыс Старостина и радио «Ис-фьорден» — метео- и радиостанция норвежцев, которая, наряду с выполнением своих прямых функций, осуществляла, по нашим предположениям, задачи отслеживания за передвижениями судов Северного ВМФ.
Мы брали с собой шахтёрские «тормозки» — наборы съестных припасов — и на целый день выбирались на лёд. Уловы были не очень впечатляющими, потому что из одной лунки можно было максимум выловить одного-двух гольцов весом не более 150—200 граммов, а просверлить лунку в полутораметровом слое льда было не очень приятным занятием. Но впечатлений от самого похода хватало надолго.
Однажды в апреле вместе с несколькими сотрудниками рудника я отправился на неизменном «Гурееве» в район Земли Оскара Второго. Вертолётчики рассказывали, что в заливах появилось много всякой живности, в том числе и моржей, которых в этих краях не видели давненько. Отовсюду сползали ледники, вскрывался лёд в заливах, и мы медленно пробирались сквозь льдины, держа курс на вершину горы Эльйхорнет. Изредка мимо нас на льдинах проплывали грязно-серо-коричневые морские зайцы с белоснежными, только что народившимися детёнышами.
