Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов)
– Это ты ей скажи, а не мне.
– Как связаться с «Транквилити»? Я не хотел звонить ей: по правде говоря, я чертовски старался выбросить все мысли о них из головы...
– Это – первая разумная мысль, которую я от тебя услышал. Записывай номер. – Конклин продиктовал код и номер телефона, после чего Борн повесил трубку.
Стараясь преодолеть лихорадочное возбуждение, Джейсон провел нудные переговоры с телефонисткой: назвал код, номера телефона и кредитной карточки. Всю эту процедуру сопровождали гудки и заикающиеся переспрашивания, но в конце концов его соединили с карибским островом, и, преодолев последнюю преграду в виде какого-то идиота дежурного в «Транквилити Инн», он услышал наконец голос своего шурина.
– Позови Мари! – сказал Борн.
– Дэвид?!
– Да... Дэвид. Давай Мари.
– Она уехала. Уехала час назад.
– Ку-у-да?!
– Она не доложила. Собиралась вылететь чартерным рейсом из Блэкберна, но не сказала куда. Международные аэропорты только на Антигуа и Мартинике, но она вполне могла полететь и на Сен-Мартин или даже в Пуэрто-Рико. Она ведь собралась в Париж...
– И ты не мог ее остановить?!
– Я пытался, Дэвид. Черт подери, я пытался...
– Надо было ее запереть. Это тебе не пришло в голову?
– Мари?!
– Ладно, хватит... Сюда она доберется только к завтрашнему утру.
– Слышал новость? – закричал Сен-Жак. – Убит Тигартен. Пишут, что это дело рук Джейсона...
– Заткнись, – оборвал Борн. Повесив трубку, он вышел из телефонной будки и зашагал по улице, стараясь хоть как-то собраться с мыслями.
* * *Питер Холланд, директор ЦРУ, вскочил со стула, выпрямился во весь рост и заорал на сидевшего перед ним человека:
– Как это – ничего не делать? Ты что, совсем обезумел?!
– А ты был в своем уме, когда выдал заявление о совместной англо-американской операции в Гонконге?
– Черт побери, это ведь чистая правда!
– Есть и другая правда, например, когда все отрицается, если это выгодно ЦРУ.
– Дерьмо!! Чертовы политики!
– Я бы не стал так кипятиться, мистер Чингисхан. Мне доводилось слышать о людях, готовых умереть, но не предать ту правду, которую им приказали отстаивать... Все это чушь, Питер.
Доведенный до белого каления Холланд тяжело опустился на стул.
– Мне действительно здесь не место...
– Может, и так, но погоди еще немного. Может, и ты обваляешься в дерьме, как все мы, – это случается, поверь мне.
Директор ЦРУ откинулся на спинку стула и глухо сказал:
– Я запачкан больше вас всех вместе взятых, Алекс. Я до сих пор просыпаюсь от ужаса и вижу лица парней, которым я вспарываю животы. Они смотрят на меня, смотрят, пока я приканчиваю их... Я прекрасно понимаю, что они ни при чем и ни в чем не виноваты.
– Там не было выбора: либо ты их, либо они – тебя. Эти парни пустили бы тебе пулю в лоб, если бы могли.
– Да, это так. – Директор ЦРУ резко наклонился вперед и уставился на Конклина. – Кажется, мы отвлеклись?
– Считай это вариацией на тему...
– К черту это дерьмо собачье...
– Это просто музыкальный термин. Я люблю музыку.
– Тогда давай вернемся к главной теме симфонии, Алекс. Я тоже люблю музыку.
– Согласен. Борн исчез. Последний раз он сообщил мне, что нашел логово Шакала, – это его слова. Он не сказал, где это логово, и только Богу известно, когда он снова позвонит.
– Я послал нашего человека из посольства в «Пон-Рояль» поспрашивать о Симоне. Похоже, что Борн сказал правду: Симон зарегистрировался в отеле, ушел и больше не возвращался. Так где же он?
– Где-то за пределами видимости... У Бернардина на этот счет была идея, но все кончилось пшиком. Старик решил, что сможет подобраться к Борну, если сообщит полиции номерной знак арендованного «пежо». Но Борн не взял его из гаража, и мы оба полагаем, что и не возьмет. Он теперь не доверяет никому – даже мне. Если вспомнить его биографию, то для этого есть все основания.
Холланд подозрительно взглянул на собеседника.
– А ты не врешь мне, Конклин?
– Зачем мне врать в такой момент – да еще о моем друге?
– Это не ответ, а вопрос.
– Нет. Я не вру. Мне неизвестно, где он находится.
– Итак, ты полагаешь, что не надо ничего предпринимать.
– Да. Мы ничего и не можем сделать. Рано или поздно он позвонит мне.
– В таком случае, может, у тебя есть соображения по поводу того, скажут в сенатском следственном комитете, когда через пару недель или месяцев все это взорвется? Мы тайно посылаем человека, известного под именем «Джейсон Борн», в Париж, который столь же близок к Брюсселю, как Нью-Йорк к Чикаго...
– По-моему, даже ближе.
– Благодарю, для меня очень важно это уточнение... Верховный главнокомандующий войск НАТО в Европе убит, упомянутый Джейсон Борн берет ответственность на себя, а мы не говорим никому ни полслова! Боже, кончится тем, что я буду чистить гальюны на каком-нибудь паршивом буксире!
– Но Борн не убивал Тигартена!
– Это знаем ты и я. Но если полистать его досье, то там есть краткое упоминание о душевной болезни, которое всплывет, едва следователь потребует материалы, касающиеся Борна.
– Это была амнезия, не имеющая ничего общего с комплексом насилия.
– Черта с два, дело обстоит гораздо хуже: человек не помнит, что он делал.
– Мне плевать, помнит он или не помнит... В этом эпизоде что-то нечисто. Чутье подсказывает мне, что убийство Тигартена каким-то образом связано с «Медузой». Где-то что-то замкнуло, информация была перехвачена, в игру ввели чертову дюжину отвлекающих ходов...
– Мне казалось, что я говорю и понимаю по-английски так же хорошо, как и ты, – сказал Холланд, – но сейчас я не улавливаю ход твоих мыслей.
– Тут и улавливать нечего: никакой арифметики, никакой алгебры. У меня нет фактов... Но «Медуза» как-то с этим связана.
– В случае, если бы ты дал показания под присягой, я смог бы привлечь к суду Бартона, председателя Комитета начальников штабов, и, конечно, Аткинсона из Лондона.
– Оставь их в покое. Установи за ними слежку, но не топи их шлюпки, адмирал. Как и в случае с «уходом» Суэйна, мухи рано или поздно слетятся на мед...
– И что ты предлагаешь?
– То, что сказал, когда вошел сюда. Ничего не предпринимать: в этой игре надо уметь ждать. – Неожиданно Алекс со всего размаху стукнул тростью по столу. – Черт меня возьми со всеми потрохами, но это – «Медуза». Иначе быть не может!
* * *Плешивый старик с изможденным лицом с трудом поднялся со скамьи в церкви Святого Причастия, расположенной в Нёйи-сюр-Сен, предместье Парижа. Он направился ко второй исповедальне слева от притвора. Откинув черную шторку, он вошел внутрь и тяжело опустился на колени перед черной деревянной решеткой.
– Ангелюс Домини, сын Божий, – раздался голос. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Значительно лучше благодаря вашей щедрости, монсеньер.
– И слава Богу! Чем ты порадуешь меня сегодня? Что там в Андерлехте? Что может сообщить солдат моей верной армии?
– Мы рассредоточились по всей округе и работали не покладая рук последние восемь часов, монсеньер. Мы установили, что из Штатов прилетели два американца и сняли комнату в семейном пансионе, расположенном через улицу от того кафе. Они выехали буквально через несколько минут после взрыва.
– Я знаю. Это был заряд взрывчатки с радиодетонатором!
– По всей видимости, монсеньер. Больше ничего не удалось узнать.
– Но почему все-таки? Почему?
– Увы, нам не дано проникнуть в людские помыслы, монсеньер.
* * *На берегу Атлантического океана, в роскошной квартире на Бруклин-Хайтс, сквозь окна которой сверкали огни с набережной Ист-Ривер и Бруклинского моста, развалившись на мягком диване с бокалом «Перрье» в руке, отдыхал саро supremo. Он был в обществе своего юного друга, который сидел в кресле напротив, попивая джин с тоником. Молодой человек был строен, темноволос и, что называется, хорош собой.
– Понимаешь, Фрэнки, я не просто умен, я – великолепен, ты понимаешь, о чем я? Я выигрываю на нюансах, то есть на намеках, которые могут быть важными, а могут и не быть: я воссоздаю полную картину жизни. Слушаю разглагольствования всяких дуралеев, а потом складываю четыре и четыре и вместо восьми получаю двенадцать. Бинго! Вот в чем секрет. Есть один кот, который называет себя Борном, ублюдок, вообразивший себя потрясающим бандитом, а на самом деле – всего лишь грязный подонок и приманка в охоте на кого-то другого. Но это фрукт, который нам нужен, понимаешь? Далее, этот пархатый лекарь выкладывает под действием всякой дряни все, что мне нужно: мол, у этого Борна всего половина головы и часто он не помнит, кто он такой, а возможно, и что делал. Понимаешь?
– Потрясающе, Лу.
– Этот самый Борн сидит во Франции, в Париже, всего в двух шагах от действительно крупной рыбы – придурка генерала, которого тихие парни с берегов Потомака хотят ликвидировать, как и двух болванов, которых уже убрали.
