Анатолий Чехов - Тропа Кайманова
Абзал поднял ногу, затем другую, показывая подметки и каблуки недавно отремонтированных сапог.
— Да и гвоздей не хватило, — говорил он. — Видишь, на одном косячке четыре гвоздика, на другом — только три... Ты, что ли, притчу о семи гвоздиках рассказывал? Когда по ним нарушителя поймали...
— Загадки загадываешь, Абзал-ака? — пристально глядя на него, спросил Яков.
— На то ты и комендант, чтобы отгадывать. Только какие загадки, когда свои следы сам показываю.
— А гвоздики почему не до конца забил? — спросил Яков.
— Чтоб на камнях не оскальзываться. Чиркнешь по камню, тоже ведь след остается.
— Ладно, разберемся, что к чему, — сказал Яков.
«А не двойную ли игру затеял Абзал? — подумал он. — Тогда зачем этот разговор о косячках? Не зря же он подметки свои показывает?»
— Давай вспомним наш с тобой уговор, — сказал Яков вслух. — Надо будет, чтобы я или Галиев срочно тебя нашли, повесишь на дувале кошары какую-нибудь кошму...
— Память у меня хорошая, Ёшка. Этот разговор я на всю жизнь запомнил, — ответил Абзал.
Машина остановилась у широкой полосы сыпучки, пересекавшей дорогу. Песок был так изрыт, что разобраться, какие на нем следы, не представлялось возможным.
— Колхозное стадо гнали для фронта, — заметил Абзал. — Считай, половину овец из моей отары забрали. Вон сколько следов! И конских, и коровьих, и овечьих, даже ишачьих... Попробуй разберись!..
— Насчет лошадей разберемся, — сказал Кайманов. — Можно спросить на разъезде, не грузили ли их в вагоны для отправки на фронт.
— До разъезда кони могли своим ходом дойти, — проговорил Абзал.
— Тоже правильно, — согласился Яков.
Через каких-нибудь десять — пятнадцать минут они подъехали к железнодорожной станции, одной из тех, что возникли в голой степи во время войны.
На запасной ветке разгружался, видимо, прибывший прямо с фронта, изрешеченный пулями и осколками санитарный поезд.
Врачи, сестры, санитары в белых халатах несли раненых на носилках, помогали выбираться из вагонов ходячим, усаживали их на телеги, в крытые брезентом машины.
Яков почувствовал, как отлегло от сердца, когда увидел распоряжавшуюся возле одного из вагонов Светлану; он считал, что Светлана осталась с Ковтуном на заставе Аяк-Кала...
Кайманов издали помахал Светлане рукой, то же сделали Абзал и пограничники. Она увидела их, сдержанно ответила, снова обернулась к вагону, из которого выгружали раненых. За выгрузкой наблюдал и дежурный по станции.
Тут же, на разъезде, толпились жители ближайших аулов и поселков, между вагонами, высматривая своих, шныряли любопытные мальчишки, слышались возгласы, причитания.
Якову так захотелось спрыгнуть на землю, подойти к Светлане и поговорить с ней, что он готов был постучать по кабине, чтобы уехать от соблазна, но раздался насмешливый голос Абзала:
— Счастливый ты, Ёшка. Ехал по делу, а встретил докторшу...
— Скажешь, докторша здесь без дела? — трезвея, парировал Яков.
— Я так не говорил. Я не о ней, о тебе...
«А этот пастух вовсе не прост, — невольно подумал Яков. — Уж не провокация ли опять: поехал Кайманов ловить бандитов, а попал на свидание с милой... Еще одно дело пришьют...»
— Разворачивайся, — приказал он шоферу, — сейчас обратно поедем. — Яков спрыгнул на землю, узнал у дежурного, что никаких лошадей с разъезда не отправляли, подошел к Светлане, остановился, не зная, с чего начать разговор.
Светлана еще больше похудела и осунулась. Вскинув на него измученные глаза, негромко проговорила:
— Слава богу, жив! Я уж тут все передумала...
— С чего это мне не быть живым? — сразу обретя равновесие, спросил Кайманов.
— Разное болтают...
— А ты слушаешь? Врачу вроде бы негоже слухами пользоваться.
— Да ведь банды... Одну не выловили, другая, говорят, прорвалась.
— Видишь, как хорошо ты осведомлена, — спокойно заметил Яков. — Нам бы так...
— Ты все шутишь...
Кайманов не ответил. Он, не отрывая глаз, рассматривал бледное, утомленное лицо любимой. Якову так хотелось обнять ее, прижать к себе, что руки сами потянулись к Светлане, заставив ее, усмехнувшись, едва заметно отстраниться, покачать головой.
— Хотел спросить, — хриплым от волнения голосом сказал Яков. — Из наших дауганских никто не вернулся?
— Нет, Яша, никто... Сегодня будем принимать еще один санпоезд, может, там... Раненых много, очень много, едва справляемся...
Послышался гудок автомобиля. Водитель полуторки то ли случайно, то ли из зависти нажал сигнал.
Яков обернулся. Абзал коротко махнул ему рукой. Больше нельзя было оставаться возле вагонов.
— Береги себя, Света. Обо мне не беспокойся, — уже на ходу сказал Яков, не подозревая, что его совет окажется по иронии судьбы пророческим.
— Ты хоть изредка появляйся, — ответила Светлана. Она еще что-то сказала, но Яков не расслышал. Вскочив в кузов, скомандовал:
— Поехали обратно!.. — Обращаясь к Абзалу, добавил: — Никаких лошадей они не отправляли, принимали раненых. Еще эшелон ждут...
Тревога все больше охватывала Якова: парашютисты-десантники скрывались неизвестно где, никто не знал, какое у них задание. Флегонт и Аббас-Кули затаились в песках. Теперь через границу прорвался Клычхан. Обстановка на участке отряда за последнее время стала не лучше, а хуже. И самое печальное, — не удержав банду, четырех человек потеряли.
Машина мчалась к предгорьям Копет-Дага. Яков стоял рядом с Абзалом в кузове и раздумывал о том, что вот и еще раз ему довелось навестить родной Дауган. Стоило произойти здесь ЧП — и его снова вернули в те места, где он вырос, где знал каждую тропинку, каждый камень. А от тех нескольких слов, какими они обменялись со Светланой, на душе стало теплее и даже появилась уверенность, что все будет хорошо, что поиск закончится успешно, что враги будут разгромлены, а главари их задержаны и доставлены в штаб.
Судя по внешним признакам, командование уже приняло меры, чтобы блокировать и локализовать в определенном районе прорвавшуюся банду.
Из кузова машины было видно, как в разных местах по серпантинам горных дорог ползли военные грузовики. Кое-где у выходов из ущелий они останавливались, на дорогу спрыгивали солдаты.
В другой стороне по тропе шла группа вооруженных людей в гражданской одежде. Старший подал сигнал. Все замаскировались в камнях... Небольшой отряд в милицейской форме рассредоточился на окраине поселка. Командир взмахом руки направлял в укрытие по два-три человека.
Промчался вдоль шоссе кавалерийский взвод в форме внутренних войск.
Высоко в горах пробирались по карнизу верховые в тельпеках, с винтовками за плечами.
— А вон наши, дауганские, — заметив, куда смотрит Яков, проговорил Абзал.
— Да ведь все больше аксакалы...
Абзал не успел ответить: из-за поворота дороги показалась спускающаяся со склона горы овечья отара. Два загорелых подпаска с собаками гнали ее. Увидев машину и, видимо, узнав Абзала, они остановились, дожидаясь своего старшего чабана.
— Вот я и дома, — проговорил Абзал. — Пойду... Если что увижу, сообщу.
— Буду ждать...
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
НА ГРАНИЦЕ КАЖДЫЙ — СОЛДАТ
Ночью в песках у подножия гор обозначился силуэт всадника. Внезапно из-за бархана перед ним появились стволы винтовок.
— Кто?
— Я, хозяин...
— Аббас-Кули?.. Наконец-то. Хвост за собой не привел?
Клычхан спешился, подошел к своему старому подручному.
— Чисто... Абзал направил зеленые фуражки к разъезду.
— А где Хислят?
— С лошадьми сзади.
— Что Абзал велел мне передать?
— К вечеру будет с отарой у обвалившейся штольни.
— Кто поведет минеров к озеру?
— Сам Абзал поведет.
Клычхан помолчал, не сразу проговорил:
— Ему нельзя доверять до конца. Ты и Хислят пойдете с ним, будете за каждым шагом следить... Сказал ему, чтоб запомнил, где у зеленых фуражек посты?
— Абзал знает... Вечером сам тебе все скажет.
Клычхан недовольно хмыкнул, всматриваясь в темноту, откуда доносились топот и фырканье, спросил:
— Коней добрых привели?
— Абзал подбирал.
— Проверь седловку, Хислят, — приказал Клычхан. — Особенно вьючных...
— Слушаюсь, хозяин...
В ночной мгле едва угадывались силуэты двух европейцев, подтаскивавших на парашютном шелке ящики с взрывчаткой.
Парашютисты переоделись в местную одежду: халаты, тюбетейки, тельпеки, — разобрали пригнанных Аббасом-Кули лошадей, накинули им на спины потники, седла, переметные сумы.
Хислят — телохранитель Клычхана и Аббас-Кули стали подавать им бруски тола, которые те укладывали в переметные сумы.
Клычхан молча наблюдал, как споро работали европейцы, упаковывали кроме взрывчатки провода, подрывные машинки.
