Стивен Хантер - Испанский гамбит
Сильвия разрыдалась. Она бы упала на землю, если бы Флорри кое-как не поддерживал ее связанными руками. Он огляделся. Лес, залитый лучами восходящего солнца, дрожащие колонны тумана, мягкий, насыщенный влагой воздух – все жадно впитывали его глаза.
«Пусть все на земле будет таким прекрасным, – помолился он тихо. – Пусть оно таким останется».
– Apunten,[116] – рявкнул sargento.
– Сволочи, – услыхал собственный голос Флорри.
И тут они услышали шум.
– Esperan. ¿Que es eso ruido?[117]
Сначала это был отдаленный шорох медленно двигающегося через лес автомобиля. Этот звук был настолько тихим, что его можно было не расслышать. Но он постепенно приближался, становился более настойчивым и громким, шум работающего мотора – нет, двух моторов, а возможно, даже и трех, взбирающихся вверх по склону Тибидабо тяжелых автомобилей.
– Es uno camión, sargento,[118] – заметил один из бойцов.
– ¡Carrajo! Bueno, no disparen,[119] – неохотно приказал сержант, недоуменно озираясь по сторонам.
Солдаты выронили оружие.
Между деревьями уже показались грузовики, громоздкие и нескладные, они ползли вверх. В кузовах сидели солдаты.
– Асалтос, – испуганно прошептал кто-то.
Грузовики затормозили всего в нескольких шагах от них. Офицер отдал приказ, и люди стали спрыгивать на землю, гремя оружием. Почти к каждому ружью были примкнуты штыки. Быстро построившись, с винтовками наперевес, они бегом устремились прямо туда, где находился давешний барак. Двое штурмовиков замыкали цепь, один из них тащил в руках пулемет «хочкис», другой – треногу к нему.
– Сталинисты добрались до Стейнбаха, – пробормотал Флорри.
Сильвия, потеряв сознание, упала на землю, но никто даже не заметил этого.
На вершине горы события развивались без задержки. Мгновенно был открыт огонь. До них донесся сухой раскатистый треск ружейных выстрелов, затем уверенный стрекот пулемета.
– Они и вправду с ними расправились, – сказал Флорри и обернулся к расстрельной команде.
Сержант был явно ошарашен и не совсем понимал, каких поступков требует от него воинский долг. Остальные не раздумывали над такими сложностями, видно было, что они все в панике.
Сержанту наконец удалось справиться с нерешительностью. И, победив сомнения, он произнес:
– ¡No! ¡La hora de su muerte está aquí![120]
И мелодраматическим жестом указал на Флорри.
– ¡Muerte![121] – повторил он, поднимая пистолет.
Но тут лицо его внезапно изменилось, и он тяжело рухнул на землю. Позади него один из бойцов, только что сокрушивший сержанту череп, в полном ужасе от совершенного швырнул ружье в кусты и опрометью кинулся бежать. Его компатриоты колебались не более полусекунды, решительно побросали свое оружие кто куда и стремительно разбежались.
Флорри схватил ружье со штыком, склонился над ним и спустя несколько мгновений упорной работы высвободил руки. Отомкнул штык и разрезал веревки, стягивавшие Сильвии руки.
– Бежим! – скомандовал он, подбирая автоматический пистолет сержанта. – Отсюда надо убраться поскорее.
На вершине стрельба уже стихла. Флорри с Сильвией, не разбирая дороги, ринулись в чащу леса, но пробираться в таких густых зарослях было почти невозможно. Поэтому когда через несколько минут они вышли к старому заброшенному фуникулеру, который в прежние времена подвозил жителей Барселоны в парк развлечений, то стали спускаться по гравийной колее под ним, что было много легче. К полудню они уже оставили гору Тибидабо далеко позади. Внизу жилье встречалось редко, но, отойдя на некоторое расстояние, они оказались на фешенебельной улице, застроенной большими нарядными, но давно заброшенными домами.
Беглецы пробрались сквозь ворота одного из них и подошли к дверям. Разумеется, они были надежно заперты, дожидаясь возвращения хозяев и наступления более спокойных времен, но небольшая дверца, ведущая в помещения для прислуги, поддалась под напором Флорри. Они вошли и оказались в безмолвном покое дома.
36
Гора Тибидабо
К тому времени, когда комрад комиссар Болодин со своими людьми прибыл на вершину Тибидабо, все было закончено. Угарте подогнал черный «форд» к площадке, расположенной несколькими сотнями футов ниже входа в парк развлечений, и Ленни увидел грузовики штурмовиков, стоящие там же. Он почувствовал, как разгорается в нем пламя гнева; больное и неуправляемое, оно словно вытесняло из души другие чувства. Он даже ощущал рвотные позывы, сопровождавшие его ярость.
«Предположи, – говорил он себе, и боль чуть отступала, – предположи, что они убиты. Предположи, что все твои надежды пошли прахом, что эти двое пойманы на мушку головорезами из Валенсии, налетевшими „защищать“ революцию от предателей».
– А-а, это товарищ Болодин, – послышался совсем рядом чей-то голос и сопровождавший эти слова сытый самодовольный смешок.
Ленни обернулся и увидел лихого молодого офицера-штурмовика – рука покоится в косынке, сигарета торчит изо рта, берет заломлен на сторону. Юноша сиял как майский полдень, ожидая, что сейчас похвалы розами посыплются на его напомаженную голову.
– Капитан Дега, одиннадцатый отряд асалтос из Валенсии, – представился он, щелкнув каблуками с подчеркнутой и чуть насмешливой вежливостью. – Как видите, комрад комиссар, проблема с фашистскими предателями, главным из которых являлся пресловутый Стейнбах, решена.
– Пленные имеются? – спросил Ленни на своем корявом испанском.
– К сожалению, комрад комиссар службы военной разведки, предатели оказали нам бешеное сопротивление и взятие пленных оказалось невозмож…
Ленни с наслаждением влепил пощечину в это глупое самодовольное лицо. Капитан пошатнулся и упал. Выражение крайнего изумления и внезапного стыда мгновенно исказило его смазливые черты.
– Болван! – рявкнул Ленни. – Идиот! Я тебя сейчас пристрелю!
Застыли и внезапно замолчали толпившиеся вокруг него штурмовики. Ленни ощутил на себе их любопытные и испуганные взгляды.
– Объяснитесь, – отрывисто приказал он офицеру.
– Мы прибыли к подножию горы Саррия. Информатор доложил, что банда поумовцев проехала наверх, и согласился провести нас туда. Мы действовали по строжайшим революционным приказам службы военной разведки, то есть по приказу самого комрада Болодина.
– Привести информатора.
– Рамирес, сюда! – закричал капитан.
Секундой позже был приведен тщедушный пожилой испанец в черной куртке, нервно мявший кепку в ладонях. Ленни выслушал его объяснения: он служит сторожем в ближайшем поместье; когда хозяева уехали, он постарался пристроиться куда-нибудь, чтобы свести концы с концами, и прошлой ночью как раз выходил из дому, когда появился грузовик, едущий в парк. Он сразу догадался, что это провезли предателей. Он видел, как из кузова выпрыгнули высокий мужчина в костюме и девушка.
– ¿Inglés?
– Да, возможно.
– У мужчины были усы?
– Не уверен. Но видел, что у того были светлые волосы и темный костюм.
– Заплатить ему, – велел Ленни. – Он выполнил свой долг. А вам следовало войти в контакт с нами. Вы своего долга не выполнили.
– Мои глубочайшие извине…
– Плевать мне на твои извинения. Этого увести, а вы проводите меня к телам убитых.
– Вот сюда, комрад комиссар, пожалуйста, сюда. Мы снесли тела в это место, чтобы захоронить их вместе.
Дега провел его по двору к бараку. Ленни увидел, что вся постройка изрешечена пулями и снарядами. Одно из окон почернело от языков пламени, пороховая гарь до сих пор витала в воздухе.
Трупы, их было примерно пятнадцать, были уложены в ряд под стеной барака. Некоторые были совершенно изуродованы артиллерийским огнем и взрывом. Все они сохраняли неряшливую, отталкивающую неподвижность мертвого тела. Жужжали и роем кружились над ними мухи. Повсюду стояли лужи крови, уже почерневшие и застывшие.
– Вот этот был их главарем, – давал объяснения Дега. – Старик в свитере. Он кричал, что мы убийцы, сталинские выкормыши. Тот, у которого было вот это.
Штурмовик показал Ленни искусственный глаз.
Маленький стеклянный шарик блеснул в руке, затянутой в перчатку, черный зрачок словно смотрел прямо на них, остальная поверхность был ярко-синей.
– Выбросить эту гадость.
Ленни подошел и наклонился, рассматривая Стейнбаха. Пули попали тому в горло, грудь, руку. Серый когда-то свитер приобрел цвет спелой малины.
– Мы нашли еще это, комрад, – сказал Дега. – Тут написано по-английски, никто из нас не сумел прочесть.
И он протянул Ленни лист бумаги, покрытый синими строчками:
«Я, нижеподписавшийся, готов понести наказание, которое мне предназначено, и хочу подтвердить, что действовал согласно приказам, которые получал от высокой инстанции. Я признаю, что, предавая революцию, я похищал ее самое драгоценное сокровище, в чем я, и только я один, виновен».
