Дэвид Игнатиус - Банк страха
— Куда мы идем? — спросил Сэм. Он взглянул в глаза полицейскому и прочитал в них мягкое сочувствие, которое подтверждало опасения.
— Там застрелили женщину, — сказал полицейский. — Мы нашли тело в роще позади гостиницы. — Лишь тогда Сэм издал крик ужаса и ярости. Как при внезапной вспышке молнии, он со всей ясностью увидел тот путь, по которому он вел Лину к этой роще с самого первого момента их встречи.
Окруженный кордоном полицейских, Сэм Хофман вышел через служебный выход гостиницы. Он окаменел, как заключенный, которого выводят на казнь. Ему что-то говорили, но он не слышал. В голове у него раздавались какие-то щелчки, похожие на электрические разряды от свитера. Тело женщины лежало на колючем настиле мха лицом вниз, до половины накрытое одеялом. Сначала Сэм увидел белые туфли на резиновой подошве, потом черную униформу и лишь затем — лицо.
Потом он со стыдом вспоминал, какое облегчение почувствовал, когда понял, что мертвая женщина — не та, о ком он думал. «Она жива», — пробормотал он. Полицейский заботливо обнял Сэма, думая, что он рехнулся. «Она жива».
Это было тело горничной-турчанки, дежурившей в вечернюю смену на девятом этаже. Ее настиг пистолетный выстрел, а потом ей прострелили голову. Во рту убитой женщины полицейские обнаружили скомканную пятидесятифранковую купюру. Посмотрев на труп, Сэм представил себе, что стало бы с Линой, если бы они увезли ее обратно в Багдад.
Швейцарские полицейские допрашивали Сэма больше часа. Они вернулись в его номер, заставили его повторить свою историю несколько раз и туманно пригрозили арестовать за то, что он зарегистрировал в гостинице несуществующую супругу. Сэм рассказал им лишь малую долю из того, что знал о событиях последних нескольких дней. Еще было не время; он должен был все обдумать. Потом прибыли другие полицейские, задававшие новые вопросы и требовавшие заполнить новые бумаги. В коридоре вертелся какой-то сотрудник американского консульства. Наконец Сэма отпустили, когда он сказал, что плохо себя чувствует. И это была правда.
Глава 42
Когда Сэм Хофман, придя в «Нога-Хилтон», позвонил снизу в номер отца, телефон не ответил. Сэм зашел в бар в надежде, что застанет Фрэнка сидящим у стойки на стуле-поганке, как Шалтай-Болтай, заливающим в себя бренди и рассказывающим какие-нибудь невероятные истории про свои восточные приключения приятелям-собутыльникам. Но бармен сказал, что мистера Хофмана не было. Потом Сэм заглянул в казино: может быть, старик висит на перилах стола для крапса[24] и бормочет над игральными костями какие-нибудь детские заклинания. Но и там его не было. Сэм еще раз позвонил в номер и снова не получил ответа. Он попробовал позвонить в номер Асада Бараката — на тот случай, если Фрэнк решил зайти к своему другу-банкиру пропустить стаканчик перед сном. Но и там — длинные гудки. С нарастающей тревогой Сэм подошел к стойке ночного дежурного.
— Мой отец не отвечает по телефону, — объяснил он. — Я беспокоюсь, не случилось ли с ним чего — он пожилой человек.
Дежурный попросил у Сэма удостоверение личности, несколько секунд его изучал, потом взял запасной ключ и повел Сэма в номер. Это был суетливый человечек, очень строгий и педантичный.
Когда они дошли до номера Фрэнка, дежурный постучал в дверь — сначала тихо, потом громче. Сэм стоял рядом, все еще надеясь, что дверь откроется и его отец вывалится в коридор, вынимая из ушей затычки и ругаясь. Но дверь не открылась. Постучав еще раз, дежурный повернулся к Сэму: «Что ж, посмотрим». Он вставил ключ в замок и повернул его.
Сэм вошел в номер первым и тихо позвал: «Папа!» Так зовет своего папу в темноте маленький мальчик.
Первое, что увидел Сэм, — тело Асада Бараката, распростертое посреди комнаты лицом вниз. Вокруг его головы стояла лужица крови. «О Господи!» — произнес Сэм, сдерживая подступившую тошноту. Недалеко от головы Бараката лежало ухо. Его отрезали и отшвырнули, как ненужный хрящик, оставив на ковре тонкий ручеек крови. Дежурный остановился над телом Бараката и закричал. Сэм шагнул к спальне и открыл дверь.
На постели лежал Фрэнк Хофман. Простыни были темно-красные, мокрые от крови, которая сочилась из десятка ран. Сэм подошел ближе и в ужасе отшатнулся. Около правой руки отца лежало маленькое зубило, не толще пальца, к острию которого прилипли кусочки кожи и сухожилий. На стуле около постели лежал молоток. Сэм не мог ни двинуться, ни закричать, ни даже вздохнуть. Он заставил себя подойти к старику и посмотреть повнимательней. У отца на руках не хватало трех пальцев — двух на правой руке, одного на левой. На каждой ноге было также отрублено по два пальца.
Сэм склонился над искалеченным телом. Рот у отца был завязан, но когда Сэм приложил голову к его груди, то услышал, что сердце еще бьется. Он развязал повязку, и с губ Фрэнка слетело бессвязное бормотание. Сэм наклонился и прошептал отцу на ухо:
— Это я, папа. Я, Сэм. Не умирай.
Отец застонал и опять что-то пробормотал, пытаясь исторгнуть слова из своего бессильного тела. У него получился звук «с», как у заикающегося человека. «Ш-ш-ш-ш», — прошептал Сэм, гладя отца по щеке. Старик пошевелил рукой, словно хотел потянуться за телефонной трубкой. Кровь все еще текла из обрубков его пальцев, где видны были дергающиеся остатки мышц и костей.
— Полежи тихо, — сказал Сэм. — Все будет в порядке. Ты выберешься.
Ночной дежурный вошел в спальню и при виде второго изувеченного тела снова закричал. Потом бросился к телефону и стал звонить вниз. Поднятая им паника расшевелила Фрэнка Хофмана. Старик открыл глаза и посмотрел на сына, снова пытаясь что-то сказать, словно должен был сделать еще что-то необходимое перед тем, как потерять сознание.
— Ты что, папа?
— Не надо полиции, — прошептал он. — Позови начальника отделения. — Он пробормотал женевский номер телефона и снова закрыл глаза. Сэм поцеловал его в лоб. Выполнять его просьбу было уже некогда.
Первые часы после этого происшествия Сэм Хофман провел как бы вне времени. Для него было важно только одно — чтобы отец выжил. Старика отвезли в кантональную больницу и оперировали до утра. Швейцарские хирурги сумели пришить ему два пальца на руках, но третий не смогли, а за пальцы на ногах даже и не брались.
Утром в палате реанимации они оставили Сэма около постели отца. Кожа у старика была мягкой и белой, как кусок мыла; к носу и рукам были подведены трубки. Сестры следили за показаниями приборов и регулировали лекарства; теперь он принадлежал им. К вечеру действие наркотических средств закончилось, и к нему пришел главный хирург. Он сообщил Фрэнку сначала хорошую новость — что они спасли два его пальца, — а потом и плохую. В полусознании Фрэнк посмотрел на доктора и раскрыл рот. «В суд подам», — слабо произнес он.
На следующее утро Фрэнка навестил сотрудник консульства США. Они полчаса разговаривали наедине. Потом он нашел Сэма в комнате для отдыха посетителей, сказал, что его зовут Арт, и предложил прогуляться. Он был похож на всех людей, приходивших когда-то в Бейруте к отцу домой: лицо болезненно-желтое от избытка выпивки и недостатка солнца; глаза — когда-то ясные, а теперь помутневшие, как лезвие старого ножа. Они вышли из больницы и направились в сторону озера.
Арт сообщил, что полиция арестовала двух сотрудников иракской разведки, работавших в миссии ООН, и предъявила им обвинение в убийстве Бараката и турецкой девушки. Имя Фрэнка Хофмана в газетах не появлялось и, как надеются в консульстве, не появится. «Это банка с червями», — несколько раз повторил он.
Арт сказал также, что, как считают в консульстве, Фрэнку Хофману разумнее всего было бы покинуть Швейцарию, как только его можно будет перевозить. Швейцарцы закопошились, и оставаться ему здесь опасно. Консульство — он все время повторял этот уклончивый оборот — работает над этим вопросом. Видимо, удастся уладить дело со швейцарскими властями. Фрэнк и Сэм должны будут сделать краткое заявление полиции и предложить свою помощь в проведении дальнейших расследований. Швейцарцы, со своей стороны, разрешат им выехать из страны. Тут возникло параллельное дело о банковском мошенничестве, сказал Арт; оно касается частного банка некоего Мерсье. Швейцарцы готовы постепенно повернуть расследование в этом направлении. Это будет аккуратная сделка. Швейцарцы явно не хотят раскрывать банку с червями больше, чем американцы.
— Я все сделаю так, как хочет отец, — сказал Сэм. Даже в его устах это звучало неубедительно, однако у него действительно было такое желание. Отец же его все хотел делать так, как желало правительство США, поэтому все упрощалось. Приезжали юристы, чтобы снять показания и договориться о возможных соглашениях. Еще раз заходил Арт из консульства. Думая, что Сэм не слушает, он шепнул Фрэнку на ухо, что «крышка открылась». «Тьфу, говно какое», — пробормотал Фрэнк.
