Нельсон Демилль - Одиссея Талбота
Эванс посмотрел на экран прибора.
– Зашкаливает. Но это ничего. Здесь может быть двоякое толкование. Первое: вы не хотите осматривать их дурацкий дом. Второе: вы так сильно хотите пройтись по нему, что в вашем голосе появляются предательские микроколебания. В конце концов, ни одна машина не может быть абсолютно совершенной и надежной. Главное, поверьте в себя.
– Хорошо.
Эванс откашлялся:
– А что вы думаете по поводу нашего дела против ван Дорна, мистер Смит?
Тони дал пространный ответ. Эванс удовлетворенно хмыкнул:
– Хорошо. А чем вы занимались в полиции?
– Я был патрульным полицейским.
Эванс покачал головой:
– Боже, Смит, на табло выскочило трехзначное число.
– Черт вас побери вместе с вашим аппаратом!
– Ничего не поделаешь, надо научиться его обманывать. Тот же вопрос. Но теперь попытайтесь сыграть.
Эванс повторил вопрос. Тони начал отвечать, но неожиданно закашлялся, взял баллончик с аэрозолью и пустил короткую струю себе в рот, затем подышал и наконец ответил:
– Я был патрульным полицейским.
Его голос теперь звучал несколько выше. Эванс посмотрел на экран, но ничего не сказал.
– Ну как? – спросил Абрамс.
Вместо ответа Эванс задал еще один вопрос:
– Как долго вы работаете в фирме «Эдвардс и Стайлер», мистер Смит?
– Около двух с половиной часов.
Эванс рассмеялся и посмотрел на Тони поверх крышки кейса.
– Вот сейчас нормально, но правда нам не нужна.
– Так всегда.
– Согласен. Ладно, продолжим тренировку. Готовы?
Следующие полчаса они отрабатывали возможные вопросы, затем Эванс неожиданно щелкнул выключателем и захлопнул кейс.
– Урок окончен.
– И каков результат?
Эванс закурил.
– В общем, однозначного ответа на вопросы, кто вы такой на самом деле и что у вас на уме, я не получил.
– Но вы поняли, что у меня что-то на уме?
– Отчасти. Знаете, Смит, напряжение возникает в людях по разным причинам. Некоторые могут нервничать просто потому, что находятся на русской территории. Некоторые лгут из вежливости. В любом случае, если бы я был оперативником из КГБ, в результате беседы с вами вряд ли бы вытащил пистолет, чтобы застрелить вас на месте.
– Это обнадеживает.
Эванс зевнул.
– Вся эта электроника – дерьмо. Я, по-моему, уже говорил это.
– Да.
– Все эти технические новинки – дерьмо. Они лишают опасность ее прелести. Они лишают наше дело души.
– В нашем деле нет души, Эванс.
Эванс наклонился вперед, оперся руками о стол и пристально посмотрел на Абрамса.
– Когда-то я мог запросто определить, лжет мне человек или говорит правду, только по его глазам, теперь я вожусь с этой вонючей машиной.
– Ага.
– Знаете что?
– Что?
– Один ценный агент на нашей грешной земле стоит десятка всех этих спутников-шпионов и всей этой электронной дурости, которую использует АНБ.
– Не думаю.
– Может, вы и правы. – Эванс снова откинулся на стуле. – Но ведь иногда нам нужен именно человек. Для анализа. Для окончательной оценки. Для морального удовлетворения, наконец.
– Моральным удовлетворением вы меня купили.
Эванс вздохнул:
– Хорошо. Давайте продолжим беседу, чтобы вы не опоздали на свидание за железным занавесом.
– Что вы, что вы! Я туда не тороплюсь.
– А вы мне нравитесь, – улыбнулся Эванс.
В течение следующих двадцати минут Абрамс внимательно слушал Эванса. Тот, в частности, показал ему чертежи дома, сделанные в то время, когда он еще принадлежал Килленуорту, и дал несколько полезных советов. Наконец Эванс поднялся:
– Послушайте, я понимаю, что вы волнуетесь. Кто не волновался бы на вашем месте? Знаете, что помогает мне сохранять хладнокровие в те минуты, пока я нахожусь по ту сторону занавеса?
– Нет.
– Злость. Я разжигаю в себе злость против этих сукиных сынов. Я все время напоминаю себе, что русские хотят разрушить жизнь моих детей. Это самые отвратительные люди на земле.
– На кого вы работаете? – спросил Абрамс.
– Не знаю. Меня наняли через цепь подставных фигур. Раньше я работал в ЦРУ, теперь у меня частная консультационная фирма. – Эванс протянул Тони визитную карточку. – Штат укомплектован в основном отставными офицерами разведки. Большинство моих клиентов – транснациональные корпорации. Они платят мне за информацию о том, не замышляют ли аборигены очередную революцию, а если замышляют, то когда. Я должен проинформировать своих заказчиков заранее, чтобы они успели вывезти капиталы, собственность и людей.
– Но кто ваш клиент в данном случае?
– Я же сказал, не знаю. Может быть, «контора». Они не имеют права работать на территории США, а связываться с ФБР не всегда хотят. Ну а поскольку закона, запрещающего им нанимать для внутренних операций частные фирмы, нет, вот они и нанимают таких, как я.
– Я слышал о группе ветеранов, которые работают не на «контору», а на себя, – сказал Абрамс.
Эванс сразу помрачнел:
– Это невозможно, Смит. Кто станет их финансировать? И что они будут делать с результатами своей работы?
Тони пожал плечами.
– Может, я чего-то не понял.
– Скорее всего. – Эванс направился к двери.
Абрамс встал.
– Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Питер Торп?
– Почему вы спрашиваете?
– Он говорил, что у него есть для меня какая-то работа.
Эванс кивнул.
– У него все строится несколько по-другому. Есть некая аморфная группа гражданских любителей, которых он использует для «конторы». Никакой оплаты. Одни неприятности.
– Если я не найду его в ближайшее время, вы не смогли бы вывести меня на него?
– Возможно.
– А человека по имени Марк Пемброук вы знаете?
Бесстрастное лицо Эванса приняло вдруг озабоченное выражение.
– Держитесь подальше от этого дерьма!
– Почему?
Эванс несколько секунд смотрел на Тони, затем медленно произнес:
– Пемброук – профессионал. Его продукция – трупы. Я сказал вам достаточно. Пока, Смит.
Абрамс обошел стол.
– Спасибо.
– Никогда не благодарите до тех пор, пока не вернетесь обратно. Я свяжусь с вами завтра. Постарайтесь там не нервничать. Обидно будет, если они вас раскроют, а потом ваши останки забетонируют где-нибудь в подвале.
– Я постараюсь, чтобы вы мною гордились.
– Хорошо бы! Кстати, еще один момент. – Тони взглянул на Эванса и понял, что тот сейчас скажет нечто неприятное. – Вы когда-нибудь слышали о бригаде имени Авраама Линкольна?
– Да. Она состояла из американцев, которые в тридцатых годах воевали на стороне республиканской Испании.
– Правильно. Большинство из них были розовыми или красными. Так вот. Русские имеют обыкновение приглашать человек двадцать из этой бригады на борщ в честь Первого мая. Один из них, парень по имени Сэм Хаммонд, уже несколько лет работал на тех, на кого сейчас работаем мы с вами. В этом году ему было дано такое же задание, как и вам. Готовил Сэма я. – Эванс пристально посмотрел на Абрамса.
– Я надеюсь, с ним все нормально? – спросил Тони.
– В тот вечер Хаммонд вышел от русских поздно вечером и сел в поезд до Манхэттена. Но домой он не приехал. Здесь возможны два варианта: или Сэм нечаянно раскрылся сам, или его кто-то сдал. Не верится, что он влип по своей вине. Я готовил его тщательно, и сам он был очень умным парнем. Вероятно, кто-то его продал.
– Лично мне приятнее думать, что и ваша подготовка была никудышной, и сам Хаммонд был дурак, – сказал Абрамс.
– Да, так лучше для вас, – отозвался Эванс. – Доводилось ли вам во время службы в полиции попадать в ситуации, когда вы шли на опасную операцию невооруженным, без напарника, без рации и с ощущением, что вам никто не поможет и за вашу безопасность никто не отвечает?
– Нет, не доводилось.
– Ну что ж, Смит. Добро пожаловать в великий мир шпионажа! – Эванс резко повернулся и вышел из комнаты.
42
Длинный «линкольн» медленно продвигался на север по Дозорис-лейн. Уже почти стемнело, и машины включили габаритные огни. Впереди Абрамс увидел пробегающие по стволам деревьев блики от проблесковых маячков полицейских машин.
– Здесь всегда так накануне праздников? – спросил он.
Сидящий на заднем сиденье Хантингтон Стайлер ответил:
– Да. Ван Дорн пытается создать впечатление, будто для всех этих вечеринок, которые он, конечно, устраивает назло русским, всегда есть какой-то повод. Так было, например, в День закона, который совпал с Первым мая.
– Ван Дорн организовывает у себя вечеринки по каждому пустяковому поводу, не говоря уж об официальных праздниках. Он же у нас такой патриот! – добавил Майк Тэннер.
