Поль Кенни - Путь в ад
— Ну что? — спросил корсиканец, когда Рихард подсел к нему.
— Великолепно! — ответил чех на безупречном французском, в котором иностранный акцент был едва заметен. — Прекрасная работа!
Он щелкнул пальцами бармену, убиравшему стол за «хипарями», и, указав ему на пустые стаканы на их столе, продолжил:
— Можно принять их за настоящие.
— Так оно и есть. И, поверьте, никто не доберется до источника. Деньги при вас?
Рихард вынул из кармана куртки конверт, подождал, пока бармен наполнит их стаканы, и протянул его корсиканцу.
— Стерлинги. Ничего? Здесь по курсу семьсот тысяч старыми франками. Как и договаривались.
Корсиканец ногтем пролистал пачку. Делал он это быстро, затем убрал деньги и выпил свой коньяк.
— Порядок. Мне остается пожелать вам приятного путешествия. Если, конечно, вы уезжаете, — добавил он с деланной улыбкой.
Он хотел встать, показывая, что разговор окончен, но Рихард Тубек удержал его за рукав:
— Вы давно из Лондона?
Черные глаза корсиканца уставились в светло-карие глаза чеха.
— Очень давно, — ответил он, — и возвращаться туда не собираюсь. Вы да американцы вышибли всех корсиканцев из английского игорного бизнеса с тех пор, как он действует детально.
Рихард развел руками и улыбнулся.
— Сожалею, но…
— Да ладно, — прервал ею корсиканец, — не вы же лично в этом виноваты. Колесо крутится, а место крупье можно найти и в другом месте.
…Пожав протянутую ему руку, он вышел. Рихард тоже вышел из бара и медленно пошел к площади Дезабесс, надеясь там найти такси. Хотя вечер был теплым, народу в этом конце Парижа было немного. С одной стороны, уже начался период отпусков, а с другой — люди здесь, как и в других городах, сидели как привязанные у телевизоров. Рихард знал другой Париж — живой, веселый, дружелюбный и раскованный. Но это было в иные времена, при других нравах. Для него, как и для многих иностранцев, Город-Солнце стал легендой, потерянным воспоминанием, чем-то прекрасным и забытым. А город этот стал раздражительным, зажатым, девушки разучились смеяться от комплиментов, а мужчины стали сварливы и думали только о том, как любой ценой делать деньги, если нужно, то и воровать их. Служащие отелей, шоферы такси, официанты, ремесленники — все с ума сходили по машинам, уик-эндам, отпускам. В этом городе работали плохо, встречали враждебно. Как он был далек от былого Парижа, вошедшего в кровь Рихарда.
Он вышел на площадь Дезабесс, когда шум несущейся на полной скорости машины вывел его из раздумий. Обернувшись, он увидел маленькую открытую машину черного цвета, мчавшуюся на него. При свете уличного фонаря он разглядел за рулем девушку с желтым шарфом из бара, а рядом с ней длинноволосого парня в костюме под Мао. Он отскочил в тень, под козырек подъезда. И вовремя. Пули ударили в дерево, вырывая из него щепки как раз в том месте, где за мгновение до того была его голова. Не успел он выхватить свой автоматический пистолет, как машина уже развернулась в вое шин и на всей скорости понеслась к подъезду. Дрожа всем телом в тонкой прилипшей рубашке, он забежал в дверь, которую сначала не заметил в темноте. Едва он вбежал, как раздался крик, в окнах вспыхнул свет. Затем автоматная очередь ударила в темноту, в дерево, в мостовую, по тому месту, где он только что стоял. Он с ужасом услышал вой тормозов. Если они войдут?.. Но те не остановились, так как из внезапно разбуженных домов доносился хор голосов. Рихард слышал, как затихает вдали звук мотора, и неподвижно стоял, слушая биение своего сердца, сжимая в правой руке рукоять пистолета. На лестнице, выходившей в коридор, в котором он прятался, зажегся свет, и мужской голос произнес:
— Надо сообщить в полицию. Набери 17 и скажи им…
Рихард попытался вжаться в стенку, чтобы его не заметили, но человек спустился по ступенькам.
— Что… — Он не закончил фразу, парализованный видом оружия, которое все еще сжимал в руке Рихард.
Чех глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Потом, после минутного колебания, резко повернулся и ушел в ночь.
— Эй, вы! — крикнул человек с лестницы.
В его голосе не было уверенности, и с места он не двинулся. Никогда не надо рыпаться, если перед тобой вооруженный человек, а ты не знаешь, что у него на уме. Конечно, если ты не устал жить и не хочешь доставить удовольствие твоим наследникам.
На бегу Рихард сунул в карман свой пистолет калибра 7,65. Любой ценой ему хотелось избежать вопросов, особенно со стороны местной полиции. Он немного успокоился, замедлив бег, а потом и вовсе перешел на шаг. В этот момент на площадь Дезабесс, воя сиренами, влетели две полицейские машины. Чуть позже он дошел до улицы Дюрантэн и сел в такси, в полном изнеможении вытянув ноги, плюхнулся на сиденье.
— Вам плохо? — забеспокоился шофер, глядя на него в зеркало.
— Да так, ничего, — успокоил его Рихард, — небольшая слабость, наверное от жары.
Он велел ехать в Харрис Бару, улица Дону, решив взять там другое такси, чтобы запутать следы.
— Да, вот оно как, — заметил шофер, трогаясь с места, — какая жара в июне! Вот в другие годы… Слушайте, что я вам скажу. Эта их атомная бомба нам тут всю погоду перевернула. Вот раньше, до войны…
Рихард Тубек его не слушал. Положив руку на сердце, он пытался замедлить его бешеный ритм. Доктора уверяли, что у него пошаливает сердчишко. Он ведь не берег его раньше: удовольствия, развлечения, особенно в те годы, когда летал, когда был почти героем… или…
Он закусил губу. Герой? Его товарищи по эскадрилье, если бы не погибли, здорово повеселились бы, увидев его теперь. Это он-то герой? Трус-сердечник, вот кем он стал! Невероятный трус, который побоялся выстрелить в человека, пытавшегося его убить. Он — герой? Бедняга — да! Размазня, решивший присвоить себе деньги, принадлежавшие людям, не знавшим пощады. Людям, которые теперь травят его и не успокоятся, пока не убьют. Это ведь дьяволы.
Не следовало ему соваться в это дело. Дюк, руководитель лондонских гангстеров, которого никто никогда не видел, ему не простит. Легавые или блатные, но его пришьют. Ах! Если бы его старые боевые друзья могли его увидеть… Как бы они его презирали! Но все они, кроме Иво Буриана, погибли в боях. Они-то были героями.
Вдруг на его лбу прорезалась морщинка — признак мысли. Иво Буриан? Его друг Иво, с которым он продолжает переписываться, его старый друг, вернувшийся после войны на родину, говорил, что ничто на свете на заменит ему Чехословакию.
Дрожащими от волнения руками Рихард закурил сигарету и стал наблюдать за ехавшими рядом машинами. С Лондона, с того момента, как он счел возможным обмануть банду, с первого покушения на него, он жил в страхе. И имел на это все основания, потому что слишком хорошо изучил этих убийц, слишком хорошо знал, что боевика, получившего приказ, остановить невозможно.
Рихард остановился на пороге полутемной комнаты. Сестра Ирэн и ее муж, мелкий служащий, с увлечением смотрели ночную телепрограмму и даже не обернулись. Перед ними на уровне колен, на столике, сделанном под мрамор, стояли чашки с липовым отваром и бутылка кальвадоса. Но Ирэн, раздавив в пепельнице окурок, бросила на него взгляд из-под длинных ресниц и, очевидно, заметила его бледность и нервную дрожь, так как встала и подошла к нему. Он ждал, пока она начнет его расспрашивать. Говорил он сухим тоном, а в голосе его все еще чувствовался ужас.
— Они опять стреляли в меня. Только чудом…
Она повернулась к сестре, заинтригованно смотревшей на них, и, приложив палец к губам, потащила его в их комнату, бросив любителям телевизора:
— Извините.
Едва закрыв дверь, она спросила:
— Твой корсиканец?
Он опустил голову, седая прядь волос упала на его озабоченно нахмуренный лоб.
— Может быть. Против него нет никаких доказательств, но…
— Но?
Она с любопытством допрашивала его, волнуясь помимо своей воли, потому что любила насилие и в крови у нее был вкус к риску.
— Но парочка, покушавшаяся на меня, сидела в том же баре, что и мы, и…
— Ну, все ясно. Корсиканец.
Увидев, что карман его пиджака оттягивает автоматический пистолет, она спросила:
— Ты защищался?
Он закашлялся и, вынимая оружие, соврал:
— Я даже не успел его вытащить.
— А, — разочарованно протянула она. — Как ты думаешь, почему этот корсиканец предупредил тех, в Лондоне? А главное, как он узнал, что ты на ножах с ними?
Он положил пистолет на ночной столик, снял пиджак и мокрую от пота рубашку.
— Может, он поддерживает с ними постоянный контакт. Я в это не верю. А может, он встретил какого-нибудь земляка, тамошнего крупье, который и рассказал ему мою историю. Как я могу тебе объяснить? Может, Чарли Линдсон, человек Дюка, сообщил в Европу мои данные и описание внешности! Не забывай, что у них огромные силы и друзья повсюду. Они сильнее любой полиции.
