Джон Ле Карре - Особо опасен
— Сегодня вечером я свободна, так что буду рада задержаться, — сказала фрау Элли с какой-то необъяснимой алчностью.
Ей не терпелось увидеть спину последнего Липицана, или она жаждала познакомиться с бастардом полковника Григория Борисовича Карпова?
— Спасибо, фрау Элли, но в этом нет необходимости. Клиент настаивает на полной конфиденциальности. Впрочем, я буду вам признателен, если вы эксгумируете соответствующие бумаги и положите их мне на стол.
— Я полагаю, у заявителя есть ключ, мистер Томми?
— По словам его адвоката, такой ключ у него есть. А где наш ключ?
— В тайнике, мистер Томми. В замурованном сейфе. С двойным шифром.
— Рядом с несгораемыми шкафами?
— Рядом с несгораемыми шкафами.
— Мне всегда казалось, что наш неписаный закон — держать ключ подальше от сейфа.
— Так было при мистере Эдварде. В Гамбурге вы приняли более мягкие правила.
— Не будете ли вы так любезны принести мне ключ?
— Мне придется обратиться к главному кассиру.
— Почему?
— Второй шифр известен только ей, мистер Томми.
— Разумеется. Вы обязаны поставить ее в известность о предстоящей операции?
— Нет, мистер Томми.
— Тогда лучше не надо. Сегодня мы закроемся рано. Я хочу, чтобы банк все освободили к трем часам.
— Все?
— Все, кроме меня, с вашего позволения.
— Как скажете, мистер Томми.
Возмущение, прозвучавшее в ее голосе, вызвало у него легкую оторопь, тем более что он не понимал причину.
В три часа банк, в соответствии с его указаниями, опустел, и он позвонил Лампиону, чтобы подтвердить это. Через несколько минут послышался дверной звонок. Брю осторожно спустился вниз. На пороге стояли четверо в синих плащах. За их спинами можно было разглядеть припаркованный на банковской стоянке белый минивэн, судя по надписи, принадлежащий электрической компании «Три океана» города Любека. Мы называем их жучками, по понятным причинам, заметил Лампион, готовя его к их нашествию.
У старшего были два совершенно пиратских золотых зуба.
— Мистер Брю? — Он сверкнул зубами.
— Что вам надо?
— Нам поручено проверить вашу систему, сэр, — ответил он, с трудом подбирая английские слова.
— Входите, — пробурчал в ответ Брю по-немецки. — Делайте что полагается, только постарайтесь не попортить штукатурку.
Он устал повторять Лампиону, что банк «Фрэры» весь напичкан скрытыми видеокамерами. Если лампионовским жучкам так уж необходимо увеличить их количество, то почему бы им по крайней мере не воспользоваться имеющейся проводкой? Нет, эту братию, или «наших немецких друзей», как называл их Лампион, такой вариант не устраивал. Битый час Брю, ощущая полную беспомощность, мерил шагами свой офис, пока эти четверо «готовили помещения»: вестибюль, приемную, лестничные пролеты, комнату кассиров, секретарскую, туалеты и даже темницу, которую ему пришлось открыть своим личным ключом.
— А теперь, пожалуйста, ваша комната, мистер Брю. Если не возражаете, сэр, — сказал мужчина с золотозубой улыбкой.
Брю болтался на первом этаже, пока они оскверняли его офис. Однако, как он ни старался, обнаружить следы нанесенного ущерба ему не удалось. И его собственное рабочее место, когда он вернулся, выглядело по-прежнему.
С дежурным выражением респекта на лицах мастера ушли, и Брю, вдруг остро почувствовав свое одиночество, распластался на столе, не желая протянуть руку за стопкой стародавних липицанских бумаг, которые фрау Элленбергер для него оставила.
Но вскоре случилось явление другого Брю, прежнего или нового — не столь уж важно. Брю вернулся. Меряя шагами комнату, руки в карманах, он остановился перед нарисованным от руки генеалогическим древом Фрэров, которое на протяжении тридцати пяти лет ежедневно напоминало ему о его собственной несостоятельности. Интересно, наши немецкие друзья сунули один из своих жучков за эту картинку? Уж не следит ли великий предок за каждым его движением?
Пускай. Через несколько недель шпионить за ним он сможет разве что из зеленушного мусорного контейнера на колесиках.
Развернувшись на каблуках, он оглядел комнату: мой офис, мой рабочий стол, моя дурацкая вешалка с конской головой от «Рэнделла» из Глазго, мой книжный шкаф — не отцовский, не дедовский, не прадедовский. И книжки в нем, даже если я их ни разу не открывал, тоже мои. Пора им уже это понять… вслед за ним. Что хочу, то и ворочу. Могу сжечь, могу продать, могу пожертвовать неимущим.
Кто бы их прижучил? Пока что они меня отжучили, ха-ха.
Произнеся про себя этот легкий вульгаризм и мысленно его обкатав, Брю повторил его уже вслух, на своем рафинированном английском, — сначала для Лампиона, потом для его немецких друзей и, наконец, для всех, кто его сейчас слушал. Они уже подключились? Жуки навозные.
А затем он не спеша начал планировать диспозицию: Исса сидит здесь, Абдулла здесь, я за рабочим столом.
А Аннабель?
Аннабель, пока я здесь хозяин, не будет сидеть в конце класса, уж извините. Она мой гость, и обращаться с ней будут так, как я скажу.
Рассуждая таким образом, он поймал взглядом дедов стул в темном углу, куда сам его задвинул, этакий изысканно резной монстр с венчающим спинку фамильным гербом Фрэров и фрэровской шотландкой, нашитой поверх выцветшей обивки сиденья. После того как Брю выволок стул из ссылки, он бросил на сиденье пару подушечек и отошел, чтобы полюбоваться. Вот так она будет восседать… королева… кто меня потревожит, тому голову с плеч!
В качестве последнего штриха он достал из холодильника в алькове пару бутылок минералки без газа и поставил их на кофейный столик — к ее приходу вода будет комнатной температуры. Мелькнула мысль заодно уж налить себе скотча, но он удержался. До начала беседы ему осталось предпринять последний важный шаг, который он особенно предвкушал.
#Брю, не приводя никаких резонов, настаивал на отеле «Атлантик». После разведки на местности Лампион смиренно одобрил его выбор. Стрелки часов показывали семь, именно в это время они с Аннабель впервые встретились. В вестибюле витали те же ароматы. Дежурил тот же герр Шварц. Бар все так же гудел. И тот же недооцененный пианист наигрывал мелодии любви, когда Брю занял то же место под теми же образцами коммерческого искусства на стене и взял под прицел те же вращающиеся двери.
Только погода была другой. Вовсю светило низкое весеннее солнце, делая прохожих более свободными и высокими. По крайней мере так казалось Брю, возможно, потому, что сам он чувствовал себя выше и свободнее.
Он приехал рано, но Лампион и двое его ребят приехали еще раньше и сейчас сидели, как трое бизнесменов средней руки, между столиком Брю и вращающимися дверями; уж не для того ли, чтобы увести его, если он попытается дать деру с паспортом Иссы? Через проход, ближе к гриль-бару, сидели две дамы, те самые, что поспешили на помощь Аннабель в ресторанчике «Луиза». Они и сейчас демонстрировали полную боеготовность, вроде бы изучая с каменными лицами карту города и неубедительно обмениваясь «туристскими» репликами.
Она пришла без рюкзака.
Это было первое, на что Брю обратил внимание, когда она прошла через вращающиеся двери. Ни рюкзака, ни велосипеда. И плавная походка. К отелю ее подвез песочного цвета «вольво», и это было не такси, так что, скорее всего, Аннабель привезли ее «телохранители».
На шею она повязала тот самый шарфик, который был на ней в качестве головного платка в доме Лейлы. Строгая черная юбка вкупе с блузкой, чьи рукава выглядывали из-под жакета, застали его врасплох. Она выглядела как адвокат, готовый появиться в суде или только что вышедший оттуда. Впрочем, он тут же вспомнил, что и сам надел свой самый темный костюм перед сегодняшней встречей с доктором Абдуллой.
— Воды? — осторожно спросил он. — Без лимона? Комнатной температуры? Как в прошлый раз?
— Да, пожалуйста, — сказала она, даже не улыбнувшись.
Он заказал две воды, одну из них для себя. Когда они обменивались рукопожатием, он позволил себе лишь искоса взглянуть на ее лицо из страха увидеть «что-то не то». Оно было осунувшееся, как после бессонной ночи. Губы плотно сжаты — такой самоконтроль.
— Сдается мне, у вас здесь свой эскорт? — весело заметил он. — Если хотите, можем послать за их стол выпивку. Бутылку шампанского.
Она лишь пожала плечами в стиле Джорджи.
Это он ради нее паясничал. Валял старого английского дурака. Он прибегал к комедийным штучкам, можно сказать, невпопад, но иначе просто не умел. Он выступал в роли бездарного актера, готовящего приму к ее главной сцене и желающего показать, как он ее боготворит.
