Джон Ле Карре - Особо опасен
— Я бы сказал, что у нас даже маловато охраны, Аннабель. С учетом того, как много мы для них значим. У вас только две тигрицы, у меня трое. Мои сидят вон там, если вам любопытно взглянуть. — Он демонстративно показал пальцем. — Молоденький коротышка в костюме — их мозговой центр. Его зовут Лампион. Йен Лампион из британского посольства в Берлине; его, как и посла, можно найти через справочную. Остальные двое… в общем-то шавки. Одна извилина. Я полагаю, вы тоже с жучком?
— Да.
Неужели мелькнула легкая улыбка? Похоже, что так.
— Это хорошо. Значит, достойная аудитория нам гарантирована. А может, — он сделал озабоченное лицо, как будто его только что посетила неприятная мысль, — а может быть, тигрицы слушают только вас, а мои звери только меня? Нет, это невозможно, правда? Я, конечно, по части электроники не большой дока, но они же не могут быть на разных волнах. Или все-таки могут? — Он бросил взгляд через ее левое, а потом правое плечо, словно желая удостовериться. — А впрочем, чего о них беспокоиться. — Он укоризненно помотал головой. — В конце концов, сегодня мы главные звезды. А они просто зрители. Все, на что они способны, это слушать, — подытожил он, за что был награжден такой теплой, такой обезоруживающей улыбкой, что показалось, будто новый мир воссиял.
— Его паспорт у вас. — Она продолжала улыбаться. — Мне сказали, что вы были очень добры.
— Ну, не знаю, как насчет доброты, но я подумал, что вам захочется на него взглянуть. Признаться, мне самому тоже хотелось взглянуть. Мы живем в такое время, когда ты не понимаешь, с кем имеешь дело. Пока я не могу его вам отдать, к сожалению. Я могу только показать его вам, чтобы затем вернуть юному Лампиону, что сидит справа от нас, который передаст паспорт вашим людям, а они уже его активируют, — так, кажется, это называется, — после того как наш клиент сделает то, что собирается сделать и что от него все ждут.
Он протянул ей паспорт. Не по-тихому, а совершенно открыто, что заставило обе группы наблюдателей оставить всякое притворство и во все глаза уставиться на эту парочку.
— Или на вашей половине корта рассматриваются иные варианты? — Он не оставлял своего беззаботного тона. — С этими людьми, как я уже не раз убеждался, нелишне сравнить версии. Они не из тех, кто отягощен жаждой правды. Вот как они изложили это мне. Вы привозите нашего клиента в банк, он там завершает все дела, и после этого его везут прямиком, как меня заверили, в учреждение, адрес которого мне не был назван, где он заполнит формы в трех экземплярах и сразу получит немецкий паспорт. Тот самый, что сейчас перед нами. И в эту минуту паспорт станет действительным. Как, совпадает? Или есть проблемы?
— Совпадает, — подтвердила она.
Она взяла у него паспорт и стала внимательно изучать. Сначала фотографию, затем невинные на вид марки таможенного сбора, въезд и выезд, не слишком новые по времени. Затем срок действия, три года и семь месяцев, считая от сегодняшнего дня.
— За паспортом я пойду с ним вместе, — сказала она, радуя его своей прежней решительностью.
— Разумеется. Вы его адвокат, так что у вас нет альтернативы.
— Он болен. Ему нужен отдых.
— Естественно. После сегодняшнего вечера он может отдыхать, сколько его душе угодно, — сказал Брю. — У меня есть еще один документ, лично для вас. — Он забрал у нее паспорт и вложил ей в руку незапечатанный конверт. — Можете посмотреть потом. Это не драгоценный камень, который мог бы вас смутить. Обычный листок бумаги. Но он гарантирует вашу свободу. Никакого мстительного преследования или чего-то в этом духе при условии, что вы больше не ввяжетесь во что-то подобное, хотя лично я очень надеюсь на обратное. А еще там благодарят вас за участие, так сказать. В их профессии это почти равносильно предложению руки и сердца.
— Мне не нужны гарантии моей свободы.
— Ну да, еще как нужны, — возразил он.
Последнюю фразу он произнес по-русски, а не по-немецки, что, к его удовольствию, вызвало сильнейшее замешательство в обоих лагерях. Все завертели головами, лихорадочно спрашивая друг друга через проход, нет ли среди них русскоговорящего. Судя по озадаченным лицам, такового не нашлось.
#— Ну вот, а теперь, когда мы можем несколько минут побыть наедине… надеюсь, что так, — продолжал Брю на своем правильном, французской выучки русском, — я хотел бы задать вам пару очень личных и сверхсекретных вопросов. Вы не против?
— Я не против, мистер Брю.
— Когда-то вы сказали: «Если бы не ваш гребаный банк, мой клиент не оказался бы здесь». Тем не менее он здесь. И может здесь остаться, судя по всему. Вы по-прежнему предпочли бы, чтобы он сюда не приехал?
— Нет.
— Я могу вздохнуть с облегчением. Еще я хочу, чтобы вы знали: у меня есть любимая дочь Джорджина. Я зову ее уменьшительно Джорджи. Это ребенок от раннего брака, в который я вступил, еще не понимая смысла данного слова. Как, впрочем, и другого — любовь. Я не годился для брака и не годился для отцовства. Сейчас все изменилось. Джорджи ждет ребенка, и мне предстоит вжиться в роль деда.
— Это же замечательно.
— Спасибо. Мне давно хотелось рассказать об этом кому-то, ну вот, рассказал, могу быть доволен. Джорджи подвержена депрессиям. Вообще-то я скептически отношусь к профессиональному жаргону, но в ее случае диагноз, по-моему, соответствует ее состоянию. Она разбалансирована. Кажется, это так называется. Сейчас она живет в Калифорнии. С писателем. В свое время у нее была анорексия. Она стала похожей на истощенную птицу. Никто не мог ничего поделать. Печальная история. Родительский развод только усугубил ситуацию. Она приняла мудрое решение. Перебралась в Калифорнию. Сейчас она там живет.
— Вы это уже говорили.
— Извините. Я это к тому, что она выкарабкалась. Я говорил с ней несколько дней назад. Иногда мне кажется: чем больше между нами расстояние, тем легче определить, счастлива ли она. У нее уже был ребенок, но он умер. Это не повторится. Уверен. Я не это хотел сказать. Извините. Когда все это закончится, я возьму отпуск и поеду с ней повидаться. Может, немного там поживу. Банк все равно умирает. Мне не особенно и жаль. Все имеет свое начало и конец. Я вот что подумал: когда я там немного обоснуюсь и вы тут со всеми делами разберетесь, может, прилетите к нам на пару денечков — за мой счет, разумеется… с собой кого-нибудь прихватите, если появится такое желание… познакомитесь с Джорджи и с ребенком. А также с ее мужем, наверняка жутким типом.
— С удовольствием.
— Сразу возвращать подачу необязательно. Это не футбол. Просто обдумайте мое предложение. Собственно, это я и хотел сказать. А теперь мы можем снова перейти на немецкий, пока терпение у нашей аудитории окончательно не лопнуло.
— Я приеду, — сказала она по-русски. — С удовольствием. Мне не надо ничего обдумывать. Я знаю, что приеду.
— Отлично, — произнес он уже по-немецки и глянул на свои часы, словно проверяя, как долго его не было на рабочем месте. — Еще один деловой вопрос: список пожеланий доктора Абдуллы по Чечне. У него есть общие предложения по мусульманской общине и также краткий список рекомендаций. Он подумал, что наш клиент, вероятно, захочет взглянуть на них до нашей сегодняшней вечерней встречи. Не исключено, что это поможет создать более непринужденную атмосферу. Могу я сказать, что увижу вас обоих в десять часов вечера?
— Можете, — ответила она. — Да, можете, — повторила она, подчеркнув слова энергичным кивком, после чего, поднявшись, твердым шагом направилась к вращающимся дверям, где ее уже ждали сопровождающие.
— Никаких подрывных действий, Йен, — непринужденно бросил Брю, возвращая Лампиону паспорт Иссы. — Просто мы позволили себе легкую прогулку.
#Было полдевятого вечера, когда две дамы высадили Аннабель возле ее дома у гавани, а дальше ей предстояло уже в одиночку подняться в свою мансарду — последний раз, подумала она. Последний раз, когда Исса ее пленник, а она его; последний раз, когда они вместе слушают русскую музыку при свете фонарей, мерцающих в арочном окне; последний раз, когда он будет ее ребенком, которого можно кормить и вышучивать, и ее неприкасаемым любовником, а еще ее наставником в мире невыносимой боли и слабой надежды. Через час она отдаст его в руки Брю и доктора Абдуллы. Через час Бахман и Эрна Фрай добьются своего. С помощью Иссы они спасут больше невинных жизней, чем ее приют сможет спасти за семьдесят лет… хотя как подсчитать неубитых?
— Это рекомендации доктора Абдуллы? — В голосе Иссы, стоявшего под люстрой в самом центре комнаты, звучали повелительные нотки.
— Некоторые. Чечню он поставил во главу списка, как ты просил.
— Человек, взвешивающий свои слова. Этот благотворительный фонд, который он здесь называет, хорошо известен в Чечне. Я слышал о нем. Они доставляют медикаменты, перевязочные материалы и обезболивающие препараты нашим смелым бойцам в горах. Этот фонд мы поддержим.
