Роберт Ладлэм - Круг Матарезе
Итак, мы ехали довольно долго, но наконец прибыли. Надо мной, подо мной, рядом были трупы, и я молила Всемогущего Бога послать мне смерть. Но хотя и желала себе смерти, я боялась ее, страшилась боли. Мне казалось, что я ощущаю, как чья-то рука душит меня.
Господь смилостивился надо мной - я потеряла сознание. Возможно, на долгое время...
Когда я очнулась, лунный свет брезжил вдали, обливая холмы, покрытые лесом. Я не узнавала местность и как тогда, так тем более и теперь не могу сказать, где происходило все дальнейшее.
Нас вытаскивали и бросали в общую могилу, - и может. мне померещилось в кошмаре ночи, - но могила эта была круглой. То есть я хочу сказать, она была вырыта в форме круга. Окровавленные тела летели одно за другим в яму, бросили и меня, а сверху еще тела... Тошнота опять подступила к горлу, но я сдержалась. Трупы были изуродованы, руки вывернуты - с нами плохо обращались, а может, кое-кого изуродовали прямо на месте убийства, я не знаю... Я слышала, как ссорились меж собой те, кто привез и хоронил нас. Одни требовали, чтобы привели священника, - ведь Господь не примет наши души без заупокойных молитв. Другие говорили, что это не обязательно, хотя им самим нужен был пастырь, чтобы отпустить их грех, но кто-то сказал: "Господь все видит и простит нас, ибо ведает, почему мы согласились выполнять эту работу".
Заваленная трупами, я с трудом могла дышать.
И все же ноздри мои и рот все забивала земля с каждым броском лопаты, ловить воздух становилось все труднее. Но Господь не пожалел для меня воздуха - маленькая щелочка осталась. Как это могло случиться, я не знаю.
Прошли часы, прежде чем я решилась выбраться. Это стоило мне огромных усилий, поскольку я была в полном изнеможении. Высвободив наконец руки, я принялась рыть землю ногтями.
Наконец в какой-то момент рука моя не ощутила препятствия, ее овевал холодный воздух. Кое-как я высвободила лицо, затем голову, шею, плечи... Я зарыдала, но какая-то часть моего мозга все же работала - я испугалась, что кто-то услышит мои рыдания.
Мне повезло. Все покинули проклятое место. Я выбралась и поползла прочь из этого леса смерти в поля. Я увидела над головой восходящее солнце и возблагодарила Господа. Новый день занимался, и я была жива, но жизнь для меня была кончена. Я не могла вернуться назад, так как не сомневалась, что меня убьют, а пойти в какое-то другое, незнакомое место было также невозможно для одинокой молодой женщины, ибо в этой изолированной от мира стране женщины на виду. Мне не к кому было обратиться за помощью, так как я три года пользовалась покровительством моего падроне и дорога к другим людям была для меня закрыта. Но и умереть я не могла в солнечном свете дня. Свет Божий велел мне выжить.
Я стала думать, что же предпринять, и наконец вспомнила, что в одном имении, недалеко от Нонзы, есть человек, который убирает конюшни. Он служил у друзей Гильома де Матарезе и, когда мы приезжали к ним в гости, обслуживал наших лошадей. Я подумала, не пойти ли к нему, упасть в ноги и попросить, чтобы он спрятал меня, из милосердия. Я понимала, какому огромному риску его подвергаю. К самим друзьям Гильома - его господам - я тоже пойти не могла: у всех были жены и дети, а я была шлюхой с виллы Матарезе, и они это знали. Они лишь терпели меня прежде, когда мой падроне был со мной, они бывали даже обходительны, а порой наслаждались моим обществом. Но это было, когда мой господин был жив. А теперь он мертв, и я умерла вместе с ним.
И все же я решилась идти к тому человеку, что работал на конюшне, потому что знала, что он добр ко мне. Я помнила, как он улыбался мне, а когда все отправлялись охотиться, он помогал мне сесть на лошадь, подправляя седло, и смеялся, говоря, что я рождена не для охоты. И я смеялась вместе с ним. Иногда я чувствовала на себе его особый взгляд. Я привыкла к сладострастным взорам, но его глаза говорили мне о гораздо большем. Он был тонок, умен и все понимал. Он, казалось мне, уважал меня. Не за то, кем я была, а за то, что я не претендовала казаться не тем, что я есть.
Я подождала, когда солнце выскочит из-за гор, чтобы было легче ориентироваться. По солнцу я и определила, что Нонза где-то левее, и в конце концов добралась до тех конюшен, нашла этого человека. Он стал мне мужем, а когда я родила дочь Гильома де Матарезе, он принял ее и относился к ней как к своей дочери. Он любил нас обеих и оберегал... Но я не стану рассказывать об этом, ибо вас эта часть моей жизни уже не касается. Скажу лишь, что мы прожили долгие годы к северу от Весковато, вдали от холмов и этих людей, и никогда не вспоминали об их тайне. Мертвых не вернешь, а убийца и его сын - я имею в виду того, кто стрелял последним, избавляясь от выполнивших волю Гильома де Матарезе людей, и его сына-пастушка - исчезли, испарились с острова.
Я рассказала вам правду, всю правду, синьоры. Если у вас все еще остаются сомнения, то я уже не в силах избавить вас от них. Добавлю только, чтобы вы поняли, какая цена заплачена людьми с холмов за земли Гильома де Матарезе.
Эти бедняки с холмов унаследовали землю за то, что согласились захоронить трупы. Они знали, что делают это и для мертвых, и для собственных детей, для будущих детей. Ради их благополучия они сохранили в тайне распоряжения пастушка и завещание Гильома де Матарезе.
Талейников подошел к плите и налил себе чаю.
- Семьдесят лет прошло, а они все еще убивают из-за этой могилы, - сказал он по-английски Скофилду. Старуха заволновалась:
- Простите, о чем это вы?
Талейников объяснил ей по-итальянски, и она согласно кивнула:
- Секрет, тайна переходит от отца к сыну. С тех пор, как им достались земли, родились уже два новых поколения. Но это не так уж много. Они все еще боятся.
- Да нет таких законов, по которым они подлежат ответственности за это! - вскричал Талейников. - Их могли бы судить за то, что они скрыли факт массового убийства, да и то - через столько-то лет?! И потом, они ведь всего лишь похоронили мертвых. Убийц-то не нашли. Стало быть, привлекать некого. Зачем хранить в тайне то, что они зарыли трупы? За что суд?
- Они хранят не тайну захоронения, - пояснила слепая женщина. - Они держат в тайне то, что зарыли людей без священника, молитв, без Божьего благословения.
- Ну, на это существует совсем другой суд! На сей счет я помолчу, так как ничего в этом не понимаю, - заявил Талейников.
Скофилд с интересом посмотрел на русского и обратился вдруг к старухе:
- Почему вы вернулись сюда?
- Я могла это сделать, то есть была в состоянии. И потом, я была уже стара, когда мы нашли это место.
- Это не ответ, - возразил Скофилд.
- Люди на холмах верят лжи. Они думают, что падроне просто-напросто отправил меня подальше на время чтобы я не видела всего, что там произошло. Кое-кто страшится меня, ненавидя при этом. Ходят слухи, что я послана сюда, чтобы служить им напоминанием, но ослеплена Господом, чтобы не указать место захоронения. Мне ведь уже не найти ту могилу в лесу. И никто не решается убить меня, слепую шлюху с виллы Матарезе. Не смеют они избавиться от напоминания Божьего.
- Но вы же сказали, что они убьют вас без колебаний, если вы расскажете кому-нибудь эту историю. А может даже, если узнают, что вам все известно... Тем не менее вы рассказали ее нам и даже надеетесь, что мы увезем ее с собой и она станет известна за пределами Корсики. Так почему вы пошли на это?
- А разве у вас, в вашей стране, один человек не позвал вас к себе, чтобы рассказать вам о том, что, он считал, должно стать известным вам?
Талейников начал объяснять, но женщина прервала его.
- Вот так и у меня, синьор. Близится конец моей жизни, я ощущаю это с каждым лишним вздохом. Смерть, похоже, приглашает высказаться тех из нас, кто знал хоть что-то о Матарезе. Я, наверное, не смогу точно объяснить, почему я рассказала все это, но мне был знак. Моя внучка ходила вниз, а вернувшись, рассказала, что там появился какой-то человек, собирающий сведения о падроне. Вы и явились этим моим знаком. И я отослала внучку назад, чтобы она привела вас.
- А она знает обо всем этом? Рассказывали вы ей хоть что-нибудь? Ведь она не сумеет молчать, - сказал Брэй.
- Нет! Она никогда ничего не знала. О, дайте мне слово, синьоры, что вы оставите ее и не будете дальше иметь с ней никаких дел! Она известна в холмах, но она не с холмов. И ее найдут, куда бы она ни скрылась. Ее убьют!
- Мы можем дать вам слово, мадам, - проговорил Талейников. - А кроме того, ведь ее здесь нет, в этой комнате, и она не слышит нашей беседы.
- А на что вы надеялись, стремясь рассказать все это моему приятелю, которого вы называете "эрудитом"? - оросил Брэй.
- На то же, на что надеялся его друг, который перед смертью решил поведать ему свою тайну. Мне хотелось, чтобы люди заглянули поглубже, под волны, в самую толщу воды, где таится сила, которая и приводит моря в движение.
