Олег Северюхин - Его звали просто "Учитель"
Чем больше мы завоевываем себе земель, тем более мы уязвимы от тех, кого мы завоевали. Мы как мешок с гвоздями. Каждый гвоздь старается вылезти наружу и пребольно уколоть хозяина. И получается, что гвозди нужны в строительстве, но не сейчас, и выкинуть их жалко и таскать на себе тяжело и больно.
Каждая империя сама должна понимать, когда она должна распасться на отдельные части и заключить действительный мир с частями империи, чтобы вместе противостоять любым врагам. Одно нашествие империя отобьет. И второе отобьет, но на третьем нашествии она развалится даже без войны. Каждый думает только о себе и о том, как бы побольше урвать от империи. Кому нужна такая империя?
— Тихо ты, — сказал сын. — Накличешь беду на нашу голову. У первого консула есть некий человек, который руководит всеми соглядатаями. Потом приходят ликторы с топориками и уводят тех, на кого поступает донос. Редко кто возвращается домой. Вот тебе и демократия. К народу обращаются только тогда, когда нужно, чтобы плебс подтвердил, что он не против.
— Испугался? — с усмешкой спросил отец. — Раньше надо было пугаться. Можно было бы уехать из Рима в провинцию, но в провинциях империи римлян не любят и при любом восстании или распаде империи нам просто отрубят головы. Такие в империи порядки. Пока империю боятся и нас встречают дружеские улыбки. Только дела в империи становятся хуже, так эти улыбки превращаются в оскал.
— Ничего, отец, проживем, — сказал сын. — Все распавшиеся империи воссоздаются в новом виде. После римской империи придет германская империя. Германцы народ воинственный. Будут воевать, терпеть поражения и снова будут воевать. Вот с кого нужно брать пример.
Мне рассказывал один человек из окружения этого Христа, что в германской империи люди создадут партию, которая сама по себе будет государством. Все партийцы будут носить военную форму, во всех областях и районах будут руководители — фюреры, и подчиняться они будут верховному фюреру.
Главными у них будут партийные солдаты с молниями на одежде. Вся империя будет поделена на профессиональные общества, которые будут входить в одну партию. Вот это будет демократия. Скажет фюрер что, а все сразу поднимают руку в римском приветствии и кричат «ура». И не надо народом манипулировать. Все четко и ясно: детский отряд, юношеский отряд, взрослый отряд, и в каждом отряде свой фюрер. Учителя в своем отряде, ученые в своем отряде, артисты — в своем, гладиаторы — тоже. Вот это будет империя.
— И когда же это будет? — спросил отец.
— Скоро, — ответил сын, — через две тысячи лет от рождества Христова.
— Да, обманул тебя провидец, — усмехнулся старик, — как же проверишь, правду он сказал или нет?
— Врал, конечно, — согласился сын, — но зато как ловко врал. А я пойду на службу к тому человеку у первого консула, который ликторами руководит. Есть у меня кое-какой опыт по Иудее, пригодится и здесь. Такие работники, как я, нужны везде и всегда.
— А что ты скажешь семье своей и детям, которые будут видеть, как ликторы забирают соседей, с которыми мы жили бок о бок десятки лет? Скажешь, что это и есть твоя работа? — спросил отец.
— Не утрируй, отец. В этой работе есть свои особенности, — сказал сын. — Человек официально занимает одну должность, а неофициально делает другую работу. Да и не такие у нас соседи, чтобы замышлять что-то против сената и консулов. Иногда люди из разных классов и разного положения делают эту работу добровольно, без всякого принуждения и оплаты, испытывая чувство глубокого удовлетворения сделанным. Пойдем лучше спать, время позднее.
Только легли спать, как в ворота кто-то стал стучать и кричать:
— Именем первого консула открывайте ворота! Открывайте ворота! Открывайте ворота!
Глава 32
Я проснулся от стука в дверь. Пять утра. Схватил пистолет, подбежал к дверям, встал сбоку, спрашиваю:
— Кто там?
— Товарищ капитан, тревога. Сбор в управлении.
Тревожный чемоданчик стоит готовый. Быстро оделся. Плеснул холодной водой в лицо и побежал в управление.
В кабинете начальника управления собрались заместители и начальники отделов. Не было начальника седьмого отдела.
— Ввожу в обстановку, — начал говорить начальник. — При аресте командира стрелкового полка полковника С. произошла перестрелка. Полковник лично перестрелял всю оперативную группу, в том числе и начальника седьмого отдела. Застрелил свою жену и ушел в неизвестном направлении.
Одному раненному оперативнику он сказал:
— Я не враг народа, живым не сдамся и семью свою на поругание вам не отдам. Попробуете взять меня, стрелять буду только наповал.
— Это все забудьте, — продолжил начальник управления. — Вы должны знать, что затаившийся враг устроил засаду на оперативную группу и скрывается. Я так и доложил в Москву. Наша задача — найти и обезвредить врага народа. Учтите. Полковник профессионал. Прошел две войны. Физически развит. Снайперски стреляет из любого вида оружия. К органам безопасности относится со звериной ненавистью. Взять его живым нам не удастся. Приказ — уничтожить. Уничтоживший будет сразу представлен к ордену. Каждому отделу свой сектор в городе. Тесно работаете с милицией. Силы воинских частей не привлекаем. Не надежные. Вперед.
Я со своими сотрудниками прибыл в районный отдел милиции. Довел обстановку. Раздал быстро сделанные и еще не высохшие фото. Приказ — уничтожить.
Пошли по двое. Сотрудник НКВД и милиционер. Держали дистанцию, чтобы можно был вовремя подоспеть на помощь, и сразу двоим не оказаться под ударом. Прочесывали город до позднего вечера. Ничего. Где-то затаился или уже успел выехать из города. Прочесывание отменили. Перешли в фазу оперативно-розыскных мероприятий. На начальника управления страшно смотреть. Весь почерневший от переживаний и полученных нахлобучек.
В период репрессий ни один здравомыслящий человек не должен как баран идти в карательные органы, если у него есть оружие. Массовые репрессии — это всегда преступление. К массовым репрессиям можно свободно относить и ограничения свободы передвижения, печати и слова. Как только начались ограничения — жди массовых расстрелов и массовой посадки в лагеря, особенно в стране, вкусившей коммунизма.
Когда будет сопротивление массовым репрессиям, то и работники карательных органов будут чувствовать не хозяевами положениями, а врагами в собственной стране. Только поэтому в России было отменено право человека на оружие и право на самозащиту, отменено право неприкосновенности жилища и тайны переписки.
Сколько же России еще предстоит мучиться, сто, двести лет? Лет через двести, может, Россия и встанет в ряд стран, где есть демократия, даже в ее искаженном смысле, но все равно демократия.
Около двух часов я возвращался домой. В темном подъезде мелькнула тень и твердый голос произнес:
— Прошу не делать лишних движений, я не причиню вам вреда. Я тот, кого вы ищете. Адрес мне дал ваш учитель. Он сказал, чтобы я обратился к вам, если я окажусь в безвыходном положении.
— А он не сказал, что я должен сделать, если кто-то обратится ко мне от его имени? — спросил я.
— Сказал — вы должны меня сразу застрелить, — ответил голос.
— Как вы познакомились с учителем? — спросил я.
— Он мой отец, — сказал голос.
— Чем докажете? — выяснял я.
— Он сказал, что вы мне дадите окно ухода на КВЖД и условия связи с ним, — сказал человек.
— Почему же я ничего не знал о вас? — задал я вопрос.
— Он думал, что нам больше не придется встретиться, — сказал разыскиваемый, — попрощался со мной навсегда и сообщил о вас на крайний случай.
— То есть, я должен полагаться только на вашу порядочность? — подытожил я.
— Выходит, что так, — согласился полковник.
— Вы достаточно умно спрятались от погони, — сказал я. — За вас уже обещан орден тому, кто вас застрелит. А у меня как раз ордена нет. Ладно, следуйте за мной.
Дела. Я и он на грани провала. Нужно его поскорее отправлять. Хорошо, что он в гражданской одежде. Документы его сожжем. Нужно посмотреть документы репрессированных в архиве. Вряд ли кто хватится, что в документах расстрелянного отсутствует паспорт. Фотографию только подобрать похожую и отправить в локомотивное депо к старому другу учителя — машинисту паровоза. Они его как кочегара вывезут куда надо.
Дня три ему нужно пробыть у меня. Как бы только кто-то в гости не напросился. Думаю, не напросятся, я еще не обжился. Скажу, что приглашу всех, как только хозяйку в дом приведу. Лучше немного поинтриговать, чем придумывать причины, почему я никого к себе не приглашаю. А почему я должен кого-то к себе приглашать? Обойдутся.
Документы подходящие я нашел. Бывший железнодорожник. Как-то он дернул какую-то ручку и заклинил ее, а паровоз все набирает ход и никто остановить не может. Так два состава и столкнулись. Вернее, не столкнулись, а один на большой скорости на повороте упал на другой. Хорошо, что поезда не пассажирские. Были жертвы в паровозных бригадах, ну и загремел парень под диверсию на железной дороге. Потом кувалдой выбивали рычаг, еле выбили. Все удивляются, как это у него получилось?
