Лев Квин - ...Начинают и проигрывают
Вот так номер!… Прочитал снова. Все точно!
Можно было свободно подумать — чья-то дурацкая шутка. Но я знал: никакая не шутка, а первый результат освобождения Андрея Смагина. И опять работа под обыкновенную уголовщину. Вместо подписи выведено: «Черная кошка». Грубо, кустарно!
Я осмотрел листок. Верхний угол первой страницы нашей областной газеты за прошлый месяц; видна часть названия. Обтрепанный, замусоленный — похоже, газету долго таскали в кармане. Курильщик?
И тут у меня мелькнула мысль. Нелепая, мальчишечья…
Нет, нет, так нельзя! Я не имею права ничего предпринимать на свой страх и риск — хватит, обжегся с Андреем. Надо доложить, попросить разрешения…
Но где найти Глеба Максимовича? Пока буду искать да согласовывать, и время пройдет, и следы затопчут — ищи тогда! И потом, никто еще не отменял разумную инициативу.
Попытаться? Эх, была не была!
— Иди сюда! — подозвал Кимку — Видишь? — показал ему обрывок газеты. — По ней Фронт унюхает след?
— По бумажке? — засомневался он.
Я подзадорил:
— Эта бумага не знаю сколько времени пролежала в пиджаке или там в брюках, вся насквозь человеческим запахом пропиталась. Уж если твой Фронт по ней не учует, тогда и ему вечный позор до седьмого колена, и тебе, как его старшему товарищу и другу… Ну что, сдаешься без боя?
— Кто сдается? Я сдаюсь? — завелся Кимка. — Давай, Фронт, покажем ему класс!
И Фронт показал класс. Только в самом начале поиска он почему-то затоптался в нерешительности возле комнаты Тиунова, наверное, по привычке — чуть ли не каждую ночь ходил сюда ночевать. Но Ким дал ему снова понюхать листок, приказал строго: «Искать!» Фронт выскочил на улицу, взял след и резво побежал на поводке, скользя черным носом по обледенелой тропке. Повел нас, ни разу не сбившись, через проходной двор, застыл у выхода на улицу с поднятой передней лапой и, обнюхав тщательно какую-то ледяшку, рванул так стремительно, что Кимка с трудом удерживал поводок.
Я поотстал. Не только из-за ноги — чтобы не привлекать ненужного внимания. Одно дело — мальчишка с собакой, другое — я с ним. Третий лишний. Если Фронт действительно не потеряет след и куда-нибудь приведет, Кимка вернется — так мы с ним условились.
Собака утащила своего хозяина за угол. Я дошагал не спеша до конца квартала и стал ждать, прислонившись к телеграфному столбу. Двух минут не прошло — они уже вынырнули снова, только в обратном порядке: сначала Ким, а уж потом упиравшийся всеми четырьмя лапами Фронт.
— Иди, иди, ну! — Кимка с силой тянул своего зверя. — Встал возле калитки — и никуда. Скулит, царапается: открой!
— Где? Номер заметил? — быстро спросил я.
— Нет там никакого номера. Красивый такой домик, как игрушечный, сразу увидишь… Что теперь, Витя? — Он сгорал от любопытства и возбуждения.
— Теперь — марш домой!
— У-у!… — попробовал Кимка взять меня нытьем, но так как вместо привычных уговоров последовало резкое: «Разговорчики!», тотчас же осознал безнадежность своей попытки и обиженно дернул поводок:
— Пошли, Фронт! Мы ему все открыли, а он…
Дом я узнал сразу; Кимка описал точно: игрушечный. Он был такой один на всю улицу — с новенькой жестяной крышей, с аккуратно покрашенными в синий и белый цвет ставенками и резным флюгерком у трубы.
Оставалось только спросить, как в известной сказке: «Терем-теремок, кто в тереме живет?»
Я отправился выяснять сказочный вопрос по соседям. Для меня это было совсем нетрудно — работник милиции, мало ли какие служебные дела.
Постучался в дом рядом с теремком. Сразу же, словно ждал, выглянул дряхлый седенький дед.
— Из отделения милиции. Здесь живет… — для пущей убедительности я посмотрел в блокнот. — Семенов Иван Алексеевич?
— Нет, шынок, — прошамкал дед. — Нету у меня такого.
— Значит, рядом?
— И шлыхом про такого не шлыхал.
— Как же! Мне сказано, тут. Электрик он.
— Да нет, не должно. Шправа от наш Лебедевы; он на штанции работает шоштавителем поеждов. Хороший шошед, ничего не шкажу, и жинка у него хорошая…
Деду, видно, не так часто перепадало поговорить.
— А слева? — направил я его поближе к интересующему меня теремку.
— Шлева? Шлева Мушька Прянова и муж ейный. Как его фамилия? Ижошимов, что ль.
От неожиданности у меня глаза на лоб — хорошо, дед подслеповат, ничего не заметил.
— Изосимов? Погодите! — я полистал для виду блокнот. — Изосимов? Шофер?
— Во-во!… Шоферишкой он на комбинате. Ничего не шкажу, мужчина шправный…
— Правильно, он у меня тоже записан… Спасибо!
Обдумав все за и против, я решительно направился к домику с флюгерком. Стукнул два раза в свежепокрашенную ставню.
— Кто там? — спросил женский голос.
— Из отделения милиции. Изосимов нужен. Муж ваш, что ли?
— Ну, муж. Нет его дома.
Почему ж тогда Фронт взял след? Пришел и снова ушел?
— И давно?
— Да нет, не так чтобы. Прибежал, переоделся и подался опять.
— Куда?
— Не знаю, не сказал… А что случилось?
Приотворилась дверь, я увидел собеседницу и остолбенел — вторично.
Было от чего: передо мной, кутаясь в черный платок, стояла та самая женщина, которая несла швейную машинку от Васиной.
— Может, передать ему что? — спросила обеспокоенно.
— Да, пожалуйста. Скажите, чтобы завтра, как освободится с работы, сразу ко мне, в отделение, к лейтенанту Клепикову. По делу Смагина, он знает.
Я пошел к калитке.
Сердце колотило кузнечным молотом.
23.
В который раз за сегодняшний день я снова позвонил Глебу Максимовичу — теперь уже из Госбанка.
— Вас слушают!
Глеб Максимович! Наконец-то!
— Важные новости, — сказал я, прикрывая ладонью трубку, чтобы не услышал постовой милиционер.
Мы встретились ровно через полчаса в избушке на курьих ножках. Глеб Максимович приехал на легковушке; я видел, как он вылез из нее на безлюдном перекрестке. Машина тотчас же направилась обратно, буравя фарами темноту впереди себя и еще больше сгущая ее позади.
Дождался, когда вспыхнут полоски света в узких щелках ставен, и зашел.
Глеб Максимович разглядывал меня с непонятной улыбкой:
— Рост выше среднего. Лицо овальное. Припадает на левую ногу. Все правильно!
— Под наблюдение попал? — сообразил я. — У дома Васина?
— Замнем для ясности, — отшутился полковник.
— Значит, что машинку швейную унесли — знаете? Это ведь очень важно?
— Думаю, теперь уже не так чтобы очень. Если в ней что и было, то уже давно сплыло.
— И кто унес, тоже знаете?
— Увы — да! — он посмеялся над моим расстроенным видом. — Не получается сюрприза, товарищ лейтенант?
Знал Глеб Максимович и про освобождение из тюрьмы Андрея Смагина. Мои контрмеры он одобрил, даже похвалил за инициативу. А когда я рассказал о полученной записке с угрозой, потер удовлетворенно руки.
— Хорошо, очень хорошо! — И пояснил: — Там у них теперь небольшая паника.
— Неужели Изосимов с ними?
— Посмотрим, сказал слепой, — снова отделался шуткой Глеб Максимович. Он коротко передал мне новости, поступившие из Зеленодольска. Ребята там великолепно сработали — и Арвид, и другие. Станислава Васина неожиданно свалил жестокий приступ лихорадки — я уж и спрашивать не стал, как удалось это устроить. С полудня лежит в зеленодольской больнице с высокой температурой. Взяли кровь на анализ — ему сказано: проверка на малярию.
— А гемофилия? — спросил я.
Глеб Максимович отрицательно покачал головой.
— Такая же, как у нас вами. Он про нее даже не заикнулся. Вероятно, вводил особый препарат против свертывания крови, а теперь где ему взять?
— Он догадался?
— Трудно сказать. Возможно, пока не подозревает — у него, оказывается, в прошлом действительно были приступы малярии. Написал только телеграмму на имя диспетчера, просил медсестру отправить побыстрее. Вот! — Глеб Максимович прочитал из карманного блокнотика:
«Внезапно заболел, пришлите кого-нибудь за машиной. Станислав».
— Шифровка?
— Не исключено.
— Ох, мне нужно на комбинат! — забеспокоился я.
— Не спешите, есть время. Телеграмму на комбинате получат не раньше десяти — я просил… Там будете — тоже не активничайте очень; наблюдайте потихоньку и все. Кто чесночку поел, сам скажется…
Телеграмму из проходной принесли при мне. Я как раз сидел в диспетчерской у Тиунова и нудно выспрашивал про Смагина: с кем он говорил сегодня, чем занимался, не просился ли в рейс?
Тиунов пробежал телеграмму глазами, швырнул в сердцах на стол:
— Опять — пять! Вот уж верно: беда одна не ходит. Ну, кого туда слать? Изосимов выходной. Смагина? — он покосился на меня. — Смагин тоже отпадает…
Телеграмма так и осталась лежать на столе. Подходили шоферы, любопытствовали, читали, качали головами.
