Богомил Райнов - Господин Никто
— Ты мог бы это сделать и без специального разрешения. Вообще твои личные связи с женщинами к делу отношения не имеют.
— Да, но я хочу, чтоб ты была в курсе дела и, самое главное, не позже завтрашнего полудня уведомила меня, предоставляется мне право действовать или нет.
— Если решат задержать Кралева, то это может произойти и без твоего содействия, — замечает брюнетка.
— Но в таком случае вы еще больше демаскируетесь перед американцами. Тогда как при моем участии все сойдет за саморасправу между эмигрантами: личная вражда, соперничество, истории с женщинами и прочее.
Франсуаз некоторое время раздумывает. Потом зажигает сигарету, делает глубокую затяжку, выпускает мне в лицо густую струю дыма и смотрит на меня неприятным в такие моменты, пронизывающим взглядом.
— Ладно. Остановишься в Кане, в отеле «Мартинец». Дождешься моего звонка между двенадцатью и часом. Только предупреждаю: если начнешь своевольничать, сам подпишешь себе приговор. Причем, в отличие от прежних, этот приговор будет приведен в исполнение.
— Оставь свои любезные обещания, — бубню я под нос. — Лучше прикажи своим людям не таскаться за мною следом.
— Я не начальник службы преследования.
— Да, но в последнем случае инициатива принадлежала тебе.
— Посмотрю, что можно сделать, — уклончиво отвечает брюнетка. — Имей в виду, скоро десять.
— В твоих силах сделать все, что захочешь.
— Будь это так, я бы тут же тебя удушила. Из-за твоих историй я пропустила стоящую встречу.
— Не заставляй меня ревновать. С мутной от ревности головой человек плохо ведет машину.
Последними репликами мы обмениваемся уже стоя.
— Франсуаз, — говорю я, — в двух шагах от тебя телефон. Скажи, чтоб мне вернули машину, и одолжи немного денег на бензин.
— Опять украли машину? — иронически поднимает брови Франсуаз. — Должна тебя заверить, что наши люди тут ни при чем.
— Ты уверена?
— Вполне. Что касается второго пункта, то в данный момент у меня в наличии пятьдесят пять франков. Бери и распоряжайся ими.
Достав из сумки кошелек, она вытрясает содержимое на столик. Я беру пятидесятифранковую банкноту, а мелочь великодушно оставляю.
Немного погодя мы прощаемся в прихожей. Пожимая мне руку, Франсуаз задумчиво смотрит на меня своими большими темными глазами.
— Я не верю в предчувствия, но у меня вдруг появилось такое ощущение, будто мы видимся в последний раз…
— Ты с самого утра поешь мне реквием. Так тому и быть, потеря невелика. Сама же говоришь, что я просто господин Никто.
— А, запомнил-таки?.. — вскидывает брови Франсуаз. — Что ж, прекрасно. Прощайте, господин Никто!
У женщин обычно инстинкт развит сильнее. Хорошо по крайней мере, что данные инстинкта достаточно расплывчаты и не поддаются анализу. Франсуаз не обмануло предчувствие, что мы видимся в последний раз; к счастью, она не разгадала причину разлуки.
В тот момент, когда я покидаю дом на Сент-Оноре, меня заботят проблемы совсем иного характера — материально-финансовые и транспортные. Забегаю в какое-то кафе и проверяю по телефону, когда отправляется поезд на Марсель. Оказывается, скорый уходит без малого в полночь. Выхожу и беру первое попавшееся такси.
— Отель «Националь»!
Этот вид транспорта слишком дорог для меня, но время еще дороже. Однако, если я даже вытрясу все свои карманы, мне все равно не собрать на билет Париж — Марсель; франком больше, франком меньше — дело не меняется. Единственное спасение при создавшемся положении я вижу в образе зрелой красотки с массивными формами и повышенной чувствительностью.
Пока такси мчит меня к отелю, я наблюдаю за движением впереди и позади нас и устанавливаю, что наблюдение продолжается и ведут его на этот раз мощный «ситроен» серого цвета и хилый зеленый «рено». Этого и следовало, конечно, ожидать, так как распоряжения об установлении слежки выполняются очень быстро, а отменяются довольно медленно. Если вообще доходит до отмены.
Такси останавливается перед массивным фасадом отеля «Националь». Отпуская шофера, я сую ему в руки бумажку и, не дожидаясь сдачи, проявляя характерную для бедняка щедрость, вхожу в оживленный холл и узнаю номер комнаты, занимаемой артисткой Мери Ламур.
Принимая меня, Мери дрожит от нетерпения в своем розовом пеньюаре. Собственно говоря, нетерпение у нас взаимное, только я свое скрываю более умело.
— Мои соболезнования, дорогая! — приветствую я красотку. — Всего три часа назад молодожен отдал богу дух.
При этой потрясающей новости Мери обнимает меня своими полными руками и принимается целовать со слезами радости на глазах.
— Не волнуйся, милая, — лепечу я, пытаясь высвободиться из ее объятий, поглощающих меня, словно морской прилив. — Теперь уже нечего волноваться.
— Это ты его убрал? — в простоте душевной спрашивает артистка, приходя в себя.
— А, нет. Я не способен на такие вещи. Убрали его Ворон с Ужом, но команду дал Кралев. Впрочем, это мелочи. Дорогая Мери, ты теперь свободна и богата.
— Благодарю тебя, мой мальчик, — шепчет актриса и вторично делает попытку перенести меня в своих объятиях к дивану.
Вскоре, снова придя в себя, она вдруг таращит глаза.
— А Кралев? Я умираю от страха при виде этого человека. Он это дело так не оставит…
— Какое дело?
— Наследство. Пока меня не ограбит, не угомонится.
— Что верно, то верно, — признаюсь я. — Он убежден, что вы сговорились с Младеновым убить Димова. Он потому и ликвидировал Младенова, что хотел наказать его за убийство Димова.
— Значит, он и меня захочет ликвидировать.
— Не исключено.
— Эмиль, ты должен избавить меня от этого бандита. Ты уже столько для меня сделал… И разве ты позволишь такому бандюге меня убить!..
— С удовольствием помог бы тебе. Но, к сожалению, я не в состоянии.
— Как так не в состоянии?
— А так: Кралев уехал в Марсель по каким-то темным сделкам. И это очень кстати, потому что в Марселе у меня найдутся люди, которые смогли бы с ним разделаться. Но, на мою беду, у меня украли машину, и ко всему прочему я остался с несколькими франками в кармане…
— Возьмешь димовский «ситроен», то есть мой.
— А деньги?
— Могу дать тебе франков пятьсот. Хватит этого?
— С избытком. Дорогая Мери, твое спасение не за горами. А кстати, где «ситроен»?
— Я оставила его внизу, возле второго подъезда.
— Дай мне ключи.
— Вот уже и поедешь? Я так долго тебя ждала…
— Именно поэтому ты найдешь в себе силы подождать меня еще немного. Нам дорога каждая минута.
Артистка достает из сумки связку ключей, все еще украшенную эмблемой скорпиона, и с капризно-нахмуренным лицом подает мне.
— Ты гадкий…
— Но полезный. Между прочим, не забудь про пятьсот франков…
Стерпев кое-как прощальные объятия, сдобренные несколькими мягкими сочными поцелуями, я машу на прощанье рукой и стремглав несусь вниз по лестнице.
Заправщик открывает бензобак, вставляет шланг и включает насос. Неоновая раковина «Шелл» сияет над его головой, словно ореол. Я машинально слежу за движением цифр на счетчике и соображаю, не слишком ли легкомысленно я поступил, отказавшись от скорого поезда в пользу автомобиля.
«Ситроен» — машина чудесная, но и самая чудесная машина на большой дороге, даже при бешеной гонке, не в состоянии все время идти на своей максимальной скорости. Как будто выжимаешь все сто тридцать, а в среднем не получается и девяноста: населенные пункты, повороты, обгоны, железнодорожные переезды, образующиеся тут и там заторы, не говоря уже о засадах дорожной полиции, охотящейся за нарушителями правил движения. То ли дело поезд: оставляет за собой по сто двадцать километров в час с точностью хронометра, и все тут. Французские железнодорожники заслуженно пользуются известностью. В отличие от французских шоферов, таких же шальных, как их собратья по всему свету.
— Готово! — восклицает заправщик и, закрыв бензобак, тщательно протирает ветровое стекло.
Протягиваю ему соответствующую плату плюс соответствующую прибавку и еду дальше. Добираться до Марселя на моем «ситроене» трудновато, зато потом будет легче. Мне не справиться с Кралевым без машины, а угонять чужие — только лишний раз рисковать. Словом, жребий брошен, и теперь знай жми на газ, не боясь, что онемеет нога от напряжения.
«Ситроен» — хорошая и мощная машина. На большой скорости она прижимается к асфальту и на повороте не полетит кувырком под откос, как американская. Плохо только, что нельзя развить скорость. Эти пригороды с их бесчисленными перекрестками, выползающими из гаражей грузовиками, неожиданно останавливающимися автобусами и прочими препятствиями тянутся ужасающе долго.
Выехав на широкую дорогу, смотрю на светящийся циферблат автомобильных часов: без десяти одиннадцать. Стрелка спидометра тут же переметнулась на сто двадцать. Я включаю дальний свет и вторгаюсь в ночь, навстречу ночному ветру, который яростно бросается в лобовую атаку и свистит у опущенного стекла.
