Лев Квин - ...Начинают и проигрывают
Почему-то сразу подумалось о гемофилии. Интересно, как она сказывается на физическом развитии человека?
Но тут же я отбросил эту мысль.
Ведь Станислав Васин в день убийства находился еще в госпитале…
Я и завидовал Арвиду, и радовался его успеху — хоть один из нас двоих не завалил задания. Никто не мог меня обвинить в нерасторопности или в какой-либо неточности. Наоборот, Глеб Максимович сказал, что всё сделано правильно. Но я никак не мог отделаться от чувства досады. Словно сам был виноват в том, что следы, по которым меня послали, никуда не привели.
Что же теперь? Прежде всего — пообедать. А потом до восьми посидеть в отделении над бумагами. Фрол Моисеевич и в самом деле запарился — надо помочь.
Не было бы работы, я бы ее все равно придумал. Потому что иначе пришлось бы идти к Седому-боевому. А на это у меня сейчас не хватало духу. Не сумею я утаить ничего. Он сразу почует неладное по моему лицу.
Потом, потом! Завтра, послезавтра, позднее. Пусть малодушие, пусть трусость — не могу…
Я уже был на улице, когда меня окликнули. Обернулся: мой «квартирант», старший лейтенант Кузьминых с листком в руке.
— Забыл сказать: вас утром спрашивали.
— Кто?
Я почему-то сразу подумал: старуха Барковская, пух-перо. И очень удивился, когда прочитал на листке: «Васина Матрена Назаровна».
— Именно меня?
— Именно вас. Очень взволнованная. Я предложил ей пойти к Фролу Моисеевичу, она сказала: «Нет, лучше еще зайду…».
Васина. К тому же очень взволнованная… Это меняло все планы. Я двинул на комбинат, включив наивысшую для моей ноги скорость.
По дороге, уже на территории комбината, мне встретился Изосимов. Пепельный какой-то, небритый, смотрит в мою сторону и не замечает.
— Зазнался, товарищ Изосимов!
— Ой! — встрепенулся. — Здравствуйте, товарищ лейтенант. Замечтался я.
— Знаю, о чем вы мечтаете! Голубоглазая, румяная, вся в светлых кудряшках.
Он усмехнулся:
— У моей глаза желтые, как у кошки. И когти тоже.
— Бросьте заговаривать зубы! — я погрозил ему пальцем. — Словом, вам из Энска привет.
Вот теперь проняло. На серые щеки полез румянец.
— Были там?
— Да, и медсестру Богатову тоже видел. Обижается на вас Богатова. Каждый день писем ждет — и все зря!
— Напишу, обязательно напишу. Знаете, поездки, поездки, без конца и края…
Мы разошлись, каждый в свою сторону. А шагов через двадцать, будто подчиняясь какому-то общему сигналу, обернулись одновременно. И хотя Изосимов тут же улыбнулся и даже фамильярно махнул рукой, я успел заметить тревогу в его взгляде.
Почему он встревожился? Из-за Богатовой? Или… Эх, не спросил я там, знались ли они со Станиславом Васиным, когда лежали в госпитале.
Хотя что я! Изосимов выписался и уехал задолго до того, как туда поступил Васин.
Мерещится всякая ерунда!
Я зашагал быстрее…
На первой же минуте Васина горько меня разочаровала.
— Искали меня, Матрена Назаровна?
— Новость у меня нехорошая, уж не знаю, сгодится вам или нет… Вот вы давеча про Тихона спрашивали, про Клименко, — так, ведь знаете, он удавился.
— И что? — я придвинулся ближе.
— Ну, повесился, понимаете?
Вот и все! А я несся, как мальчишка, не щадя больной ноги, в ожидании чего-то существенного, важного.
— Знаю, Матрена Назаровна, знаю, — у меня вырвался невольный вздох. — Еще в тот раз знал.
— Ну да? Что ж мне-то не сказали?
— Расстраивать не хотел.
— Оно бы к моему горю немного прибавило.
Старательно вытерла о передник правую руку, явно собираясь прощаться. Я спросил торопливо:
— Жизнь-то у вас налаживается? — Хотелось, раз уж я здесь, порасспросить ее о Станиславе.
— Да как сказать! — Забудусь — ничего. Вспомню опять худо.
— Все-таки с сыном легче, чем одной, верно?
— Ой, да когда я его вижу! Нагрузили парня по горло. Только к ночи заявляется.
Нет, ничего я так не узнаю!
— Подарок-то его хоть кстати в хозяйстве пришелся? — ввернул про швейную машинку, которую он купил в Энске — верно ли, что для матери вез?
Впервые тонкие сухие губы старухи раздвинулись в некое подобие улыбки.
— Подсунули ему радость на барахолке. Дите, ну форменное дите! Ни шить на ней, ни настроить — переломано все и заделано наглухо. Хоть признала Станислава по ней — и на том спасибо.
— Как? — не понял я.
— Ну, подошел поезд, народу высыпало, что гороху из дырявого мешка. И все солдаты, солдаты — как признать? А он в письме отписал: купил, мол, вам, маманя, машинку швейную. Ну, я по ней и высмотрела: на всех одна машинка только и была.
— А разве так не узнали бы?
— Откуда? Я ж его прежде ни разу не видела.
Не видела? Ни разу не видела?! Что ж это такое, как я прозевал!
— А когда замуж выходили?
— Да не захотел он тогда меня смотреть. Уж уговаривал его Коля: давай, поедем, посмотришь — я ведь не в самих Мигаях жила; да вроде вам уже рассказывала? А он: не хочу, не хочу, хоть она там самая что ни на есть ангел. Не хочу — и все! А когда Коля в дом меня привез, Станислава уже и след простыл. Конечно, жалел он потом, говорит, жалел так, что хоть плачь; в училище не сладко было. Но ведь упрямый, упрямый, как отец. Вся ихняя порода такая. И Коля, и Митя, брат его, который в Киргизии…
Брат меня не интересовал, семейный характер тоже. Только Станислав! Только Станислав!
— И фотокарточки его у вас не было? — перебил я.
— Есть одна, пожелтелая вся, что на ней разберешь? С классом он там, двенадцать годков всего, пацанчик совсем. Скуластенький, обстриженный. А сейчас вон ка кой вымахал…
Значит, фото нет — этот тоже не снимок.
Нить — и еще какая!
С трудом скрывая буйную радость под напускным равнодушием, попрощался с Васиной. Она ничего не должна заметить; от нее может узнать Станислав.
Потом стал бродить по улицам, выбирая самые тихие. Так, без всякой цели, только чтобы привести в порядок растрепавшиеся мысли.
Мотив убийства Николая Васина? Пожалуйста! Уж старый-то Васин сумел бы раскрыть подставку — вот вам и мотив.
Мотив убийства Тихона Клименко? Пожалуйста! Жил в соседях у Васина в Мигаях. Тоже знал Станислава в лицо.
Станислав — вот то, что они знали оба, Васин и Клименко, и за что, мешая чьим-то черным планам, хоть сами сном-духом не ведали, поплатились жизнью.
Нет, эту ниточку нельзя выпускать из рук! Эта ниточка нас еще кое-куда приведет!
Дождавшись вечера и отстояв сколько-то времени у забора, чтобы было ближе к восьми, я постучался в двери избушки на Первой Западной.
Глеб Максимович, снова в самых что ни на есть домашних видах, посмотрел на меня — и понял.
— Что — не с пустыми руками?
— Ох, Глеб Максимович!…
— Сейчас товарищ Ванаг придет. — Он покрутил заводную головку на часах. — Потерпите еще семь минут, чтобы дважды не рассказывать. А я пока тут с бумагой одной разделаюсь…
Ровно через семь минут, преподав мне, как всегда, урок точности, появился Арвид. Он, несомненно, обрадовался, увидев меня, но напрасно было бы ожидать каких-то внешних проявлений в словах или даже во взгляде; настолько я уже его изучил.
Короткий обмен приветствиями, рукопожатие — и мне, наконец, дали возможность облегчить свою душу, выложить рвущуюся наружу новость.
Да, я их ошарашил! Оба сидели молча, обдумывая только что услышанное.
И все-таки Глеб Максимович отреагировал не совсем так, как мне бы хотелось. Не бросился пожимать мне руку, не стал поздравлять с выдающимся успехом:
— Тут она, заковыка! Так я и предполагал, что со Станиславом Васиным неладно, — и вот, подтвердилось.
Это еще ничего, это еще можно было с известной натяжкой даже принять за похвалу. Но затем последовало:
— Жаль, конечно, что вам не пришло в голову спросить ее раньше. Тогда бы все упростилось.
Я сразу ощутил всю неизмеримую глубину своей вины. Да, в самом деле, как же не сообразил!
— И все-таки молодец! Просто молодец! Ведь не пойди вы к ней сейчас…
Опять верно! Мог ведь не пойти — мало что она меня спрашивала. А вот пошел…
Так швыряло меня вверх-вниз по душевной шкале радости и печали, пока Арвид не кончил думать свою великую думу и не переключил все внимание на себя:
— Значит, партизанский отряд — липа?
— Вовсе не обязательно, — горячо возразил я. — Почему, думаешь, он удрал из Балты в Белоруссию?
Глеб Максимович взглянул на меня с одобрением:
— Верно, почему?
— Все объясняется очень просто! — Я волновался; додумался до этого еще во время ходьбы по улицам и теперь наступала решительная проверка: как они отнесутся, Арвид, Глеб Максимович? — В Балте был настоящий Станислав Васин. А в Белоруссии вынырнул уже подставной…
— Из чего следует, что вся операция готовилась давно и тщательно, — продолжил за меня Глеб Максимович. — Тот самый «Онкель» — по-немецки Дядя — все вызнал здесь про отношения в семье Васиных, передал в свой центр, они там отыскали Станислава, устранили его…
