Джек Хиггинс - Холодная гавань
— Очень хорошо. Бал начнется около семи. Они не хотят начинать слишком поздно, потому что Роммель возвращается ночью в Париж на машине. Я спущусь вниз за несколько минут до восьми. Ты не должна слишком задерживаться.
— Мариза договорилась встретиться с Эрихом в летнем домике в восемь.
— Каковы бы ни были ее чары, не думаю, что она сумеет удержать его больше двадцати минут, — заметила Гортензия. — Шанталь будет ждать тебя в твоей комнате, чтобы оказать любую помощь, если потребуется.
— По нашему плану я должна попасть в библиотеку, сфотографировать документы — и потратить на все это не больше десяти минут, — сказала Женевьева. — Потом спуститься в зал — примерно в восемь двадцать, сейф будет закрыт, все документы целы, и никто ничего не узнает.
— Кроме нас, — заметила Гортензия с холодной улыбкой. — И это, радость моя, в высшей степени приятно.
Было около шести, уже опускались сумерки, когда "Лили Марлен", круто свернув, подошла к пустынному причалу у Гросне. Несмотря на легкую дымку, море было спокойным, и вымпел Кригсмарин безвольно свисал с флагштока. Лангсдорф стоял у руля, а Хейр осматривал берег в бинокль.
— Да вот они, — усмехнулся он. — Для вас приготовлен цыпленок. Он привел две машины. Что-то вроде «кюбельвагена» и седан, а они все в мундирах. — Он передал бинокль Крэйгу, и тот навел его на причал. Трое людей в немецких армейских мундирах стояли у «кюбельвагена». Большой Пьер курил, облокотясь о машину.
— Этот бродяга в своем репертуаре, — заметил Крэйг. — Я лучше спущусь вниз и надену мундир.
Он вышел из рулевой рубки, и Хейр бросил Лангсдорфу:
— Малый вперед. — Потом, не торопясь, спустился на палубу, где экипаж занял боевые посты около пулеметов, и спустился еще ниже. Когда он вошел в крохотную каюту, Крэйг уже застегивал форменный плащ офицера СС. — Как вам вообще все это нравится? — спросил Хейр, закуривая сигарету.
— Во всех книжках, которые я читал подростком, герой всегда возвращался за своей девушкой. Это в какой-то мере запрограммировало мое мышление. У меня просто нет выбора. — Теперь он был совершенно готов: у пояса вальтер, серебряная пряжка блестит. Он надел фуражку: — Ну как, идет мне?
— Никто не усомнится — ни военный полисмен, ни часовой у ворот, — когда вы в этом мундире! — ответил Хейр и первым вышел из каюты.
Когда они причалили к нижнему пирсу, Большой Пьер спустился по трапу вниз, чтобы встретить их. Он улыбнулся:
— Бог мой, все это напоминает мне костюмированные вечера в Оксфорде. Осборн, вы выглядите весьма эффектно.
— Хочу, чтобы вы знали одно, — сказал Крэйг. — Эта операция носит частный характер. Мы прибыли за девушкой по собственной инициативе.
— Успокойтесь, приятель. Джулия Легран ввела меня в курс дела. Откровенно говоря, мои парни не очень горели желанием впутываться в это дело. Жизнь молодой женщины, даже если она британский агент, для них не много значит. Они привыкли к страшным потерям, в том числе среди своих близких. Но я сумел убедить их. Я достал вам вполне приличный «мерседес» и «кюбельваген», трое моих парней в мундирах будут сопровождать вас. Внешне все прекрасно. Они сбросят с себя все это, как только вы доберетесь до замка.
— Вы будете где-то поблизости?
— Конечно, в лесу, кое с кем из моих ребят. А катер будет ждать?
Хейр повернулся к Лангсдорфу:
— Я думаю, вам нужно кое-что починить в моторе? Лангсдорф кивнул.
— В любом случае скоро стемнеет, герр капитан.
— Бог знает, когда мы вернемся… — сказал Крэйг.
— Мы будем здесь, — улыбнулся Хейр.
Экипаж застыл на палубе в ожидании. Крэйг торжественно отдал им честь.
— Парни, — сказал он по-английски, — для меня было честью служить с вами.
Моряки молча слушали его. Только Шмидт ответил:
— Удачи вам, шеф. Обставьте всех этих ублюдков! Они поднялись по трапу на причал и подошли к машинам. Большой Пьер обратился к своим людям:
— Висельники, берегите его. Если прозеваете, лучше назад не возвращайтесь.
Они ухмыльнулись в ответ и полезли в «кюбельваген». Крэйг скользнул за руль «мерседеса». Большой Пьер повернулся к нему:
— Поезжайте. Будьте осторожны. Между прочим, у них сегодня бал. Звучит занятно. Я бы присоединился к вам, но у меня нет с собой смокинга!
"Кюбельваген" тронулся, Крэйг включил зажигание и двинулся следом. Фигура Пьера отдалялась от них и наконец совсем исчезла, когда машина стала подниматься на холм.
Платье было действительно красивым. Сшитое из шелковистого белого джерси, оно ласкало кожу. Мариза помогла Женевьеве одеться и накрыла ее плечи полотенцем, чтобы та могла закончить макияж.
— Ты не видела сегодня Рене? — спросила рассеянно Женевьева.
— Нет, ма-амзель. Он не был в столовой для прислуги во время ужина. Послать кого-нибудь поискать его?
— Нет, это неважно. Тебе нужно многое продумать. Ты знаешь, что должна делать? Ты уверена?
— Встретиться с Эрихом в летнем домике и задержать его как можно дольше.
— То есть, по крайней мере, на двадцать минут, — сказала Женевьева. — Если меньше, то это плохо. — Она похлопала девушку по щеке: — Не надо бояться, Мариза. Мы хотим просто пошутить над генералом, вот и все.
Женевьева видела, что девушка не поверила ей, но это не имело значения. Она взяла вечернюю сумочку, ободряюще улыбнулась и вышла.
Бал был устроен в Большой галерее, они постарались, готовя его. Когда Женевьева вошла, ей показалось, что все гости уже в зале. Люстры сверкали, вокруг были цветы, а небольшой оркестр играл вальс Штрауса. Роммель еще не появлялся, но генерал Земке стоял с Зайльхаймером и его женой. Когда он увидел Женевьеву, то извинился и пошел через зал ей навстречу. Танцующие расступались перед ним.
— А ваша тетя? — спросил он с тревогой. — Она спустится? Ничего не случилось?
— Нет, насколько я знаю. А где маршал?
— Он был здесь минуту назад, но его вызвал по телефону Берлин. По-видимому, сам фюрер. — Он вытер лоб платком. — Здесь много ваших знакомых. Например, Комболи.
Они стояли в другом конце зала. Морис Комболь, папа Комболь, как его называли рабочие, с женой и дочерью. Пять винодельческих заводов, два консервных завода и предприятия по выпуску разных сельскохозяйственных машин. Богатейший человек провинции, который становился еще богаче от сотрудничества с немцами. Женевьева резким усилием подавила свой гнев.
В дверях появился маршал Роммель. Прим следовал за ним, и Земке, извинившись, направился к ним.
Подошел молодой лейтенант, который прошлым вечером показал себя отличным танцором, и попросил у нее следующий вальс. Он был очень галантен и предложил ей принести шампанского, когда музыка стихла.
Она стояла у колонны, ожидая Гортензию, и вдруг услышала сзади себя голос Прима:
— Я думал, что красивее быть невозможно, но вы сегодня необыкновенно хороши.
— Благодарю вас, — ответила она и почувствовала, что ей действительно приятно.
Оркестр заиграл вальс, он молча взял ее под руку, и они закружились в танце. Она увидела лейтенанта, который появился, держа в каждой руке по бокалу, и теперь укоризненно глядел ей вслед. Казалось, эта музыка звучала здесь всегда, все происходящее нереально, они только вдвоем, а все окружающие не больше чем заводные игрушки. Вальс кончился, раздались редкие хлопки. Роммеля не было, но Земке знаком подозвал Прима, который, извинившись, удалился.
Именно этот момент Гортензия выбрала для своего появления. Ее лицо казалось высеченным из белого мрамора, красивые красновато-золотистые волосы были уложены в высокую прическу. Шлейф ее бального бархатного платья цвета темно-синей ночи скользил по полу, выгодно оттеняя пышные волосы и влажно блестевшие глаза. Голоса постепенно смолкли, присутствующие поворачивались, чтобы взглянуть на нее, а Земке торопился через всю галерею, чтобы встретить ее и поцеловать руку. Он проводил Гортензию в дальний конец зала, где стояли стулья в стиле Людовика Четырнадцатого.
Женевьева взглянула на часы. Было как раз без пяти восемь, и, когда оркестр заиграл вновь, она пробралась сквозь толпу, открыла дверь в музыкальный зал и проскользнула туда. Она хотела побыстрее попасть в прихожую, но внезапно заметила Роммеля, который сидел на стуле у фортепиано и курил сигару.
— А, это вы, мадемуазель. Он встал. — Что, уже надоело?
— У меня немного болит голова, — ответила она с бьющимся сердцем и совершенно непроизвольно пробежала пальцами по клавишам.
— О, вы играете, как приятно, — сказал Роммель.
— Немного. — Она села (это было вполне естественно) и заиграла "Лунную сонату". Она вдруг вспомнила Крэйга и тот вечер в Холодной гавани. Роммель откинулся на спинку стула; он явно наслаждался музыкой.
Женевьеву спасла сама судьба: внезапно открылась дверь и появился Макс Прим.
