Андраш Беркеши - ФБ-86
— Ты знаешь, какой он невнимательный. Сразу же забыл. Он не понимает, за что ты возненавидел своего отца. По его мнению, отца нельзя ненавидеть. Мы еще поспорили с ним.
— Многие не могут этого понять. А ты понимаешь? — обратился он к девушке.
— Да, — твердо ответила Эстер.
Они долго молчали. На улице уже вечерело. Засветились на стенах бра, и приятный полумрак окутал людей.
— Пойдем, — сказал через некоторое время Иштван. — У тебя хватит денег, чтобы рассчитаться? Потому что если нет, нам придется остаться здесь, — добавил он с горькой усмешкой.
— Столько еще найдется, — улыбнулась парню Эстер.
Они расплатились и медленно, словно двое влюбленных, прошлись до виллы профессора.
Девушка вынула из сумочки ключ, открыла калитку. Иштван сдерживал нервозность. Как его встретит Голубь, что он скажет? Парню хотелось повернуться и уйти.
— Пойдем, — сказала девушка, ободряюще улыбаясь.
Голубь был удивлен, его жена Магда, красивая женщина лет сорока пяти, тоже с интересом рассматривала поздних гостей.
— Заходите, — приветливо приглашала она.
— Пройдите в мой рабочий кабинет, — предложил профессор. — Ну, говорите, что случилось? — спросил он парня, усевшись в глубоком кожаном кресле. Эстер и Иштван заняли места рядом, на диване.
— Исключили меня. Решение немедленно вступает в силу.
— Все же исключили? — ученый вскочил и начал нервно ходить по комнате, сомкнув пальцы за спиной. Вдруг он остановился перед юношей, пристально посмотрел ему в глаза. Иштван спокойно выдержал колючий взгляд.
— Скажите, друг, — сказал Голубь. В его голосе чувствовалась решимость. — Даете слово, что не совершили ничего противозаконного?
— Даю! Самая большая моя вина — что я ничего не сказал об отце даже после того, как узнал, что он жив.
— Значит, я могу выступать в вашу защиту?
— Если вам угодно, сэр. Я могу только заявить, что никакого преступления не совершил. Проявил обычную неосторожность, вот и вся моя вина.
— Ладно, сынок. Для меня этого достаточно, — сказал Голубь. Он сел и снова закурил. — Я хотел бы спросить еще одно: почему вы возненавидели своего отца?
Иштван наклонил голову и начал нервно крутить пальцами кисти скатерти, которой был накрыт стол. Девушка тоже заинтересованно посмотрела на парня, но видела только его опущенную голову и коричневую от загара шею. Когда Иштван поднял голову, его глаза были влажные.
— Он убил девушку, которую я любил! — сказал парень чуть слышно.
— Ваш отец ее убил? Ничего не понимаю! Кто она, эта девушка?
— Майя. Студентка, — был ответ. Эстер смотрела на Иштвана широко раскрытыми глазами. Об этом он ей никогда не говорил.
— Именно так, сэр, он убил ее. Не собственноручно, конечно. Майя была еврейка. Он призывал к расправе своими статьями и исследованиями. Я очень любил Майю и никогда не прощу отцу ее смерть.
— Когда это было?
— 16 октября 1944 года. На следующий день после того, как партия нилаши захватила власть.
— Ваш отец был членом этой партии?
— Да. Он был ярым фашистом, ближайшим сотрудником профессора Малыша.
— И вы очень любили ту девушку? Ведь тогда вы были еще мальчиком…
— Мне тогда исполнилось девятнадцать, — тихо ответил Иштван. — Я и теперь ее люблю. Когда же узнал, при каких обстоятельствах она умерла, то еще больше полюбил ее. Она вела себя как герой.
— Понимаю, понимаю… — сказал Голубь. Он вынул новую сигарету, снова зажег и в глубокой задумчивости выпустил облако дыма. — Вот что, друг. Идите сейчас домой. Напишите апелляцию и завтра подайте ее в ректорат. Поняли?
— Да.
— Потом придете сюда, закончите работу по анализу крови, проверите правильность подсчетов. Пока я буду продолжать здесь опыты, вы ежедневно будете приходить сюда Ясно?
— Да, сэр.
— Завтра утром я поговорю с Каллошем. Держите себя в руках. Мы не допустим, чтобы вас исключили. Правда, Эстер?
— Правда, сэр, — радостно закивала головой девушка.
Иштван с облегчением вздохнул и заметно успокоился. У Голуба большой авторитет. Как-никак — он известный ученый. Если он вмешается в дело, все, наверное, образуется. Юноша поднялся:
— Большое вам спасибо, сэр. Значит, завтра приду, — он поклонился.
— Выше голову, друг! — подбодрил парня ученый. — Все будет хорошо…
Молодые люди уже спускались с лестницы, когда Голубь позвал Иштвана.
— Уже поздновато. Вы, может, проведете Эстер домой?
Профессор хитро прищурился и улыбнулся. Он улыбался еще и тогда, когда за молодыми закрылась калитка.
* * *
— Где ты живешь? — тихо спросил Иштван. — Видишь, я даже этого не знаю.
— На улице Батхиань, — ответила девушка.
— Можно тебя проводить?
— Ты выполняешь приказ профессора?
— Нет, нет, — сказал Иштван. — Я все равно провел бы тебя.
— Это очень любезно с твоей стороны.
Парень вопросительно взглянул на нее. Он повеселел, стал спокойнее. В глазах заискрился прежний огонек.
— Пойдем пешком.
— Как хочешь, — улыбнулся Краснай.
Они долго шли, не говоря ни слова.
— Иштван, — сказала наконец девушка, — ты очень любил ее?
— Очень.
— Расскажи о ней.
— Что рассказать?
— Все. Какая она была? Почему ты ее любил?
— Какая была?.. Высокая, стройная. На четверть головы выше тебя. Темные волосы спадали до самых плеч. Всегда веселая. Мечтала стать скульптором. Любила все красивое. Вот и все о ней. Почему любил ее? Не могу сказать. Человек никогда не ищет объяснения, почему любит. Если ты была влюблена в кого-то, ты знала, почему любишь?
— Я еще никого не любила, — ответила девушка.
— Когда придет к тебе любовь, Эстер, ты поймешь, что это такое. Человек не может объяснить это чувство, бывает, что и борется против него. Но любовь все же побеждает.
— Скоро будет пять лет, как Майя погибла. И ты до сих пор любишь ее? Почему ты так одинок? — девушка остановилась, обернулась лицом к нему.
Иштван погрузился в свои мысли, его высокий лоб прорезали глубокие морщины. Он схватил Эстер за руку.
— Сядем на минуточку, — сказал тихо. Они сели на скамью, стоявшую в аллее.
— Мне не было еще и десяти лет, когда умерла мать. С тех пор живу сам. Родственников нет. Иногда кажется, что я сойду с ума, угнетает меня одиночество. Может, именно поэтому я с головой погрузился в науку.
— И ты никогда не женишься?
— Этого я не говорю, — Иштван горьковато улыбнулся. — Но в моем нынешнем положении смешно было бы думать о женитьбе…
— Потому что тебя исключили? — спросила девушка.
— Да…
— Голубь все уладит. Ты знаешь его характер. Если возьмется за что-то — обязательно доведет до конца. У него можно учиться настойчивости, честности.
— И многому другому, — добавил парень. — Эстер, я даже не знаю, что делать, если меня не восстановят. Я, может, этого и не переживу. Медицина — мое призвание. О ней я мечтаю с детских лет. Знаешь, в 1944 году я вдруг понял, какие ужасные преступления совершил мой отец, пообещал себе сделать все возможное, чтобы облегчить страдания людей. Это, Эстер, не просто громкие слова. Это мое твердое решение. Я отдаю все силы учебе, чтобы стать врачом, потому что врач много может сделать для людей.
— Наверное, поэтому ты избегаешь общественной работы? — спросила с легкой иронией девушка.
— Эстер, неужели политика заключается только в том, чтобы без конца бросаться громкими фразами или произносить речи? По-твоему, это не политика, если кто-то отлично учится? Я хочу служить своей стране знаниями. Это тоже политика. Все жизненные вопросы мне ясны, а если бы ситуация требовала, я был бы вместе с вами на баррикадах…
— Я знаю это, Иштван, — нежно сказала девушка. — И вполне понимаю тебя. Пошли. — Она взяла Иштвана за руку, посмотрела в глаза.
— Как хочешь, Эстер…
Они встали. Над грядой гор текла громада темных облаков, тускло освещенных бледным лунным светом. Тихий ветерок колыхал ветви деревьев. Иштван и Эстер шли рядом, углубленные в свои мысли.
* * *
Приход профессора был для Каллоша неожиданностью. Он невольно поднялся со своего места. Авторитет и слава Голуба производили на него большое впечатление. Уже много раз давал он себе слово не обращать внимания на ученого. В конце концов, кто для него этот седой профессор? Интеллигент старой закалки, просто — он уверен — саботажник. Ведь какими результатами может похвастаться известный профессор? Никакими! Что он сделал до сих пор для народной демократии? Ничего! Его нельзя было даже уговорить, чтобы поучаствовал в субботнике по восстановлению города, хотя другие профессора пришли. Оправдывается занятостью, какими-то опытами! Конечно, это неплохая отговорка. Опыты могут быть удачными и неудачными. Пока что Голубу похвастаться нечем. А до 1945 года он жил в Лондоне. Разве этого не достаточно, чтобы понять все? Враг хитер, он работает с перспективой на многие годы вперед.
