Микки Спиллейн - Короткое замыкание
Я слишком часто видел подобное. Может, у Нигера Хоппеса это проявилось ярче, чем у других. Вероятно, из-за шрама на его лице.
Он почувствовал меня. Он понял, что я тут, едва мне удалось влезть на гребень. И вероятно, прочитал в чертах моего лица, моего взгляда то же самое, что я увидел в его.
Движение кошки — вот так он повернулся ко мне. «Магнум» поднялся, описав дугу, и в тот же момент выплюнул... Я тоже выстрелил. Два наших выстрела слились в один, такой громкий, что вокруг задрожал воздух.
Я почувствовал, как огненная стрела обожгла мне бок и затерялась где-то в песке.
Но я продолжал мой путь. А он — нет. Его движения остановились.
Мой проклятый сорок пятый сделал свою работу, хорошую работу. Он вырвал у Хоппеса «магнум» из рук и вместе с оружием два его пальца.
Нигер Хоппес уставился на окровавленные куски, свисающие с его руки, потом поднял на меня неверящие глаза, в которых светилось безумие.
Я остановился.
Спустил собачку моего пистолета и не торопясь положил оружие на песок.
Он знал, чего я хочу, — взять его голыми руками.
Хоппес не стал ждать и пошел мне навстречу странной походкой. Кровь стекала с его изувеченной руки, оставляя следы на одежде и на песке... Другая рука сжимала нож.
На хорошем расстоянии я прыгнул головой вперед. Он рванулся ко мне, выставив нож, в порыве, который должен был сокрушить меня, но мои пальцы сомкнулись на его запястье. Нож упал и затерялся в песке, а Нигер Хоппес повалился на спину.
Я выпрямился. Он будет биться до конца. Это убийца и фанатик, который должен выполнить свою миссию во что бы то ни стало.
Кроме того, ему известны все тонкости боя, так что я приготовился к смертельной схватке.
Но я ошибся. Единственное, чего он не изучил, — это поражение. Долю секунды Хоппес оставался неподвижным, потом вскочил на ноги и с воплем кинулся бежать к морю, скатываясь с дюн.
Я бросился вперед, побежал вдоль крутого склона и как камень кинулся ему под ноги на полном ходу. Он опрокинулся на мокрый песок. Я снова прыгнул на него, избежал удара в лицо ногой и схватил его за ногу.
Теперь я боролся не с убийцей, а с сумасшедшим. С вытаращенными глазами он ударял с бешеной силой, но его удары, наносимые бессистемно, были не страшны. Никакого хладнокровия, никакого использования приемов дзюдо или каратэ.
Я легко парировал его удары, бил и правой и левой.
Хоппес распластался на животе, голова его упала в лужу. Но прежде чем потерять сознание, он понял, что должен умереть.
Я раздавил его затылок подошвой и какое-то время так подержал его голову в луже. Каждая набегающая волна наливала в нее воду, а потом уносила частички крови. Хоппес стал загребать пальцами песок и воду... Но его сумасшедшие движения становились все медленнее, все короче... Наконец по всему его телу пробежала крупная дрожь и я почувствовал, что он обмяк, перестал шевелиться.
Я отыскал Мейсона. Из наших носовых платков и кусков от рубашек сделал ему перевязку и приподнял его.
Мейсон долго будет болеть, но останется жив... Еще один, который может сказать, что ему повезло.
Глава 12
Снаружи на окнах были сделаны солидные решетки, а внутри их закрывали венецианские шторы из белого металла.
Обе двери были забиты большими гвоздями. Вот почему Нигер Хоппес не мог действовать мгновенно. Если бы он стал выламывать одну из дверей, такой шум насторожил бы того, кто внутри, и неизвестно, какова была бы его реакция. Так что Хоппес предпочел подождать, сначала избавиться от меня, а уж потом войти в дом другим, более скромным способом.
Моей отмычке не повезло — замок не поддался. Пришлось с огромным терпением повозиться с четырьмя различными приспособлениями, прежде чем язычок замка дрогнул.
По счастью, слесарь небрежно установил защитную цепочку. После многочисленных попыток мне удалось, с помощью визитной карточки, заставить цепочку упасть. Падая, она с шумом ударилась о дверь. Я толкнул ее и выставил вперед дуло моего сорок пятого.
Приглушенно звучало радио, но музыка сливалась с шумом грозы.
Я закрыл за собою дверь и секунду постоял в тишине, пока мои глаза не привыкли к полумраку.
В самом конце комнаты светилась панель радиоприемника, но часть его закрывала тень от спинки кресла, стоящего перед окном. Отсюда мне был виден только локоть человека, сидящего неподвижно, смотрящего через полуопущенную штору на океан. Он меня не услышал. На цыпочках я прокрался к нему вдоль стены, все время готовый выстрелить.
Теперь я смог увидеть его полностью. На коленях у него лежала коробка — забавная маленькая коробка с двумя крошечными красными визирами. А пальцами он сжимал палочку не больше сигареты, на конце которой находилась кнопка. Большой палец его руки был совсем близок к ней.
Я согнул левую руку и поднял ее до уровня лица, потом положил на сгиб мой сорок пятый и старательно прицелился в эту чужую руку, очень старательно. Потом тихо позвал:
— Луи...
Никакой реакции. Никакого движения. Сделал один шаг вперед. Если он пошевелит хотя бы пальцем, хоть на миллиметр, я прострелю ему руку. Я не смогу промахнуться.
Пот стекал по моему лбу. Снаружи люди, жизнь, а здесь — уничтожение.
Я повысил голос:
— Агрунски!
Теперь я стоял прямо перед ним, возвышался над ним. Я видел его широко раскрытые глаза и странную улыбку, будто он присутствовал при восхитительном спектакле, самом лучшем из всех, какие когда-либо видел. И тут все понял — он был мертв.
Рядом с ним лежал шприц с иголкой, воткнутый в подушку. На столе около радио валялись три пустые капсулы, ложка с погнутой ручкой, огарок свечи на блюдце.
Да, Луи Агрунски принял решение. Он дошел до финала. Готовый перейти к преступлению, к уничтожению мира, он принял увеличенную дозу. Очень сильную дозу, слишком большую, и... отправился в вечную темноту.
Я не дотрагивался ни до чего — это дело экспертов. Я оставил труп в том положении, в каком застал его, и убрал оружие.
Внезапно ноги мои сделались ватными. Мне смертельно захотелось завыть от облегчения. Это продолжалось секунды.
Потом я посмотрел на часы.
Боже мой! Рондина ждет звонка!
На маленьком столике стоял телефон. Он работал. Я вызвал Нью-Йорк.
Через некоторое время услышал голос Рондины:
— Тайгер?.. Наконец-то! Где ты?!
Я чувствовал, что она одновременно и обрадована и испугана.
— Все в порядке. Я его нашел, детка. Ты можешь дышать спокойно! Теперь баста! Теперь мы можем не волноваться долгое время.
— Нет, нет, Тайгер... Послушай, я нашла то письмо, которое Дуг Гамильтон послал самому себе по очень старому адресу. Он знал, что таким образом письмо будет очень долго переадресовываться по всем местам, где он когда-то жил, прежде чем снова вернется к нему. Он его написал и...
— Теперь это не имеет никакого значения, девочка, я тебе уже сказал, что все кончено...
— Тайгер... Это Камилла Хунт!
Самая страшная новость не оглушила бы меня так, как эта. Почти беззвучным голосом я повторил, как эхо:
— Камилла?!
В ритме пулемета голос Рондины проверещал:
— Просьба Генри Франка принять его на работу в «Белт эл» фактически прикрыла его контакт с Камиллой Хунт. Он приходил к ней, чтобы рассказать об Агрунски.
В ходе своего расследования Дуг Гамильтон обнаружил, что Франк — активный вражеский агент, и случайно увидел их вместе. У него появились подозрения. Он стал следить за Камиллой Хунт. Видел ее свидание с человеком, описание примет которого и дал в своем письме. Это — Вито Салви. Сообщил его адрес. Ты его знаешь. Сообщил также, что собирается проследить за Салви...
Мой голос прозвучал холодно и отчужденно:
— Он приводит доказательства?
— Дуг приложил фотокопии билетов, использованных Франком в его путешествиях О'Галли—Нью-Йорк, во время его контактов.
Великолепная комбинация! Интересно будет посмотреть на лицо Мартина Грейди, главного нашего начальника, самого яростного врага всех наших недругов, который сам посадил на ключевой пост одной из организаций, работающих на национальную безопасность, вражеского агента! Женщину, способную осуществить связь между вражескими шпионскими отрядами и сообщать им о всех важных действиях нашей организации. Снимаю шляпу!!!
Камилла Хунт! Безусловно, это руководитель, и большой руководитель, остающийся вне всяких других дел, приготовившая таким образом в течение двух лет под именем Элен Левис ловушку, в которую попал инженер, страдающий манией величия и пожелавший стать судьбой мира.
Она лично убедилась в ненормальности Агрунски. Красивой женщине с помощью косметики ничего не стоило изменить свою внешность. А как психолог, она легко читала мысли бедного ненормального, как открытую книгу... Составленный и осуществленный ею план — прекрасная работа!
Развить у инженера его порок, подловить его и так ограничить его в возможности добывания наркотиков, что он сам кинется в пасть к волку в Нью-Йорк, где его будет ждать Салви, или туда, где в обмен на наркотики, которые стали для него совершенной необходимостью, у него понемногу вырвали бы все его секреты! Все его открытия, ум! Слишком хорошо!..
