Иван Дорба - Белые тени
— Интересно, — буркнул начальник полиции, — ну и что?
— Инженер на электростанции не ночевал, и дверь на запоре. Сторож Йова говорит, будто после вторых петухов он слышал, как мимо окна кто-то прошел, и ему показалось, что скрипнула дверь сарая. Он решил, что пришел господин инженер. А топор, говорит, «не ихний»... — Тараканьи усы следователя топорщились,
— Та-а-а-ак, — протянул Вуйкович, барабаня пальцами по столу и с сомнением передернув плечами. Ему не хотелось расставаться с уже наклевывающимся иным выводом. Потом встал, посмотрел на запекшуюся кровь на топоре: — Может, им курице голову рубили? На анализ! И отпечатки пальцев. Надо узнать, чей это топор. Сейчас отправляйтесь и произведите тщательнейший обыск на квартире убитого. И не спешите с выводами. Идите! — и когда следователь закрыл за собой дверь, буркнул ему вслед: — Конь! — Потом, обратившись к директору, с улыбкой заметил: — Больно горячий! А вас, господин генерал, я попрошу отдать приказ никому не покидать крепости. Временно, конечно. Я же сейчас пойду к генералу Гатуа, с вашего разрешения.
Было уже около восьми утра, когда начальник полиции, поднявшись на верхний двор, заковылял, как утка, в сторону дома, где жил старый грузин. Возле первой сотни группами стояли кадеты, горячо обсуждая происшествие.
Гатуа встретил его удивленно, ничего еще не знал. Он поздно лег, потом до самого утра его мучили кошмары.
— Доброе утро! Я к вам по делу и весьма неприятному, — начал комиссар. — Прошу вас ответить на несколько вопросов.
Гатуа вытаращил удивленно глаза и прохрипел:
— Пожалуйста, заходите, садитесь, и я готов ответить на все, что вас интересует. А что, собственно, произошло?
— Случилась беда, большая беда с Кучеровым!
— Его убили!
— Почему вы думаете, что его убили? Какие у вас есть основания так утверждать?
— Значит, нэ убили. Слава богу! Ведь он был у меня только вчера.
— Убит, убит зверски. Ему раскроили череп топором между часом и двумя ночи, после того как он ушел от вас. Преступник, видимо, высокий человек!
Гатуа встал, направился в спальню, вынул из ночного столика капли, накапал в рюмку, долил водой из графина, выпил, вернулся и, тяжело опустившись в кресло, казалось, замер. Он был очень бледен, позеленел даже его сизый нос. Наступила долгая пауза.
Вуйкович заерзал на стуле, крякнул, громко высморкался и с извиняющимся видом сказал, что он чувствует себя виноватым за то, что брякнул сразу, без подготовки, о смерти, видимо, близкого друга, но такова его профессия. Если генерал желает, то можно отложить разговор.
— Петр Михайлович пришел вчера около восьми с полковником Павским, — тихим, хриплым голосом, почти шепотом, начал Гатуа, — они были пэрвыми. Оба были раздражены, наверно, у них праизошел нэприятны разговор. Я подумал: «Не жэнщина ли таму причина?» К генэралу они так липли! Вах! Павский ни разу к нэму больше за вэсь вечир не обратился. Вон в том углу сычом прасидел весь вечир с вайсковым старшиной Мальцевым, моим саседом.
— Александр Георгиевич, — послышался голос Мальцева, — убит Кучеров, в лагере полно полиции. Я всегда говорил, что он плохо кончит. Можно к вам? — И, заглянув в открытую дверь, пробормотал: — Извините, я не знал...
— Одну минуту, — сказал, поднимаясь, начальник полиции, — попрошу вас, господин Мальцев, объяснить в письменной форме: первое — почему, по вашему мнению, генерал Кучеров должен был плохо кончить, и второе — о чем вы разговаривали вчера вечером с полковником Павским, сидя в этом углу. Я скоро к вам зайду.
Мальцев потоптался в дверях, вероятно, хотел что-то сказать, но, так ничего не сказав, захлопнул за собой дверь.
— Он не любил покойного, — задумчиво заметил Гатуа, — и вся его тирада через дверь, полагаю, инсценировка. По душе мне был маладой генерал Кучеров, нравились мне широта его взглядов, принципиальность и необычайная чистота души. Многие его нэ любили, но нэ могли нэ уважать. А он страдал, нэуютно, наверно, чувствовал. В паследнее время был как затравленный зверь. А вот вчэра вечиром был рассеян, светился тихой радостью и вдруг становился насмешлив. — Гатуа закрыл глаза и тяжело вздохнул.
— А кто его травил и почему?
— Я нэ могу припомнить ни аднаго конкрэтного факта, подтверждающего охоту за этим чэловеком. Но улавливал, что охота шла и развязка близка!
— Кто у вас был вчера?
— Пэрвыми пришли Кучеров и Павский, патом дочь нашего доктора Галя, патом Скачковы и Берендс и, наконец, Хованский и Хранич. — Гатуа принялся набивать трубку.
— Ах, вот кто был! — вырвалось у Вуйковича, и он заерзал на стуле. — И Хранич вышел от вас вместе с генералом? Не правда ли?
— Совершенно верно, — удивленно подтвердил Гатуа. — Кучеров еще сказал: «Найдемте, чика Васо, я вас нэмного праважу. Хочется прайтись по свэжему воздуху». Они, кажется, были друзьями.
«Поговорить с Храничем», — записал у себя в блокноте начальник полиции.
— Экспроприация тоже не исключена! — заметил он как бы про себя. — Из корпусной кассы взято сто шестьдесят восемь тысяч динаров.
— Убийство с целью ограбления? Нэвэроятно! Тут что-то не то, у меня создалось впечатление, что эти люди, за исключением Хранича, связаны какой-то страшной тайной и боялись, как бы генерал их или не выдал, или нэчто в этом роде.
— Та-а-ак! Что вы еще заметили ненормального в поведении ваших гостей? В излишней нервозности? В чрезмерной развязности или сдержанности?
— Все было гораздо сложней и внешне почти нэ проявлялось. Галина, дочь доктора, вышла из кухни, она мне памогала, подсела к Кучерову и стала ему что-то гаварить и так горячо, что нэ замэтила, как пришли Скачковы с Берендсом, а увидав их, вся как-то съежилась и растерянно залепетала: «Я совсем потеряла голову», и ушла.
— Та-а-а-ак!
— Берендс, разумеется, скаламбурил ей вдогонку, что голову нада бэречь патаму, что жизнь вдруг вздумает по ней погладить. И тут Кучеров, как-то чудно на них глядя, нэ к селу нэ к городу рассказал анекдот. «Вам лучше задать адин трудни вапрос или два легки?» — спрашивает преподаватель кадета на экзамене. «Адин трудни», — гаварит кадет. «Тагда скажите: что правит миром и отмыкает все замки, как заклинание Аладдина? По-русски звучит, как мужское имя, по-латыни — как женское?» — «Дина, господин преподаватель», — отвечает кадет. «Почему?» — «А это уже второй вопрос».
— Интересно, — пробормотал начальник полиции и громко высморкался. — Ну и что было потом?
— Скачков почему-то смутился, и мне показалось, бросил опасливый взгляд на Павского. Ну а тут появился Хованский. Мадам Скачкова защебетала, попросила Павского сесть рядом с нею.
— А Хованский мог слышать этот разговор?
— Мог, конечно, дверь была открыта.
— Каковы отношения между генералом и господином Хованским?
— Они друг другу симпатизировали, но на короткой ноге не были, и понятно: Петр Михайлович был глубокой натурой, не верхоглядом, с людьми сходился нелегко. Непрост и Хованский. Мне он кажется человеком с богатым внутренним миром и благородной душой...
— Ах, генерал, вы слишком хороший человек. В сарае у этой «благородной души» обнаружен окровавленный топор, которым, видимо, зарубили Кучерова.
— Нэ вэрю! Нэ может быть! Вах! И зачем ему было оставлять этот топор в сарай, а нэ бросить в речку?
— Может, затем, чтобы и я подумал так же, как вы. — Вуйкович посмотрел на часы. Было уже без четверти девять. — Скажите, — спросил он, поднимаясь, — в какой очередности уходили ваши гости?
— Первым примерно в половине двенадцатого ушел Иван Иванович. Потом поднялся чика Васо, но Кучеров попросил его еще посидеть и пообещал проводить его до города. Тут сразу же ушел Скачков, один. Минут через десять Хованский, а с ним увязалась Ирен Скачкова. Потом Берендс и, наконец, встал Кучеров и долго со мной прощался, словно расставался навеки. Ушли они с чика Васо около двенадцати...
— А Мальцев? — Вуйкович кивнул головой в сторону его квартиры.
— Виноват, это он ушел последним.
Любезно поблагодарив генерала, начальник полиции попросил сохранить беседу в тайне, распрощался и отправился к Мальцеву.
— Какого черта вы валяете дурака с подобными заявлениями? — накинулся он на войскового старшину, зло тараща на него свои желтые глаза.
— Мне нужно было, чтобы вы зашли. У меня важное сообщение.
— Зачем же настораживать соседа? Он вам и без того не верит ни на грош, даже ни настолечко, — и Вуйкович показал на ногте большого пальца, «насколечко» генерал ему не верит. — Так что у вас срочного?
— Полковник Павский имел конфиденциальную беседу с генералом Врангелем. Главком поручил ему выяснить, не связан ли Кучеров с местным коммунистическим подпольем. Врангеля, видимо, беспокоит какая-то тайна, которую Кучеров может передать большевикам. Как я уже вам неоднократно докладывал и писал, Кучеров — красный! Павский это подтверждает. Ему удалось узнать, что Кучеров этой ночью хотел уехать из Билечи и сговорился с возницей, который должен был ждать его у ворот крепости в два часа ночи.
