Маргарет Трумэн - Убийство в ЦРУ
— Все равно. Если она была такой восприимчивой, а вы используете гипноз в своей практике, то я думаю…
— Вы переходите грань доверительности в отношениях между врачом и пациентом.
— Простите.
— Не исключено, что вы гораздо более подвержены гипнозу, чем сами думаете. В конце концов с гипнозом вы столкнулись всего раз, да и то на уровне студенческой самодеятельности. Хотите, я попробую?
— Нет.
— Может помочь отвратить вас от еды, грозящей полнотой.
— Продолжу уповать на силу воли, так что — спасибо.
Он пожал плечами, нагнулся к ней и доверительно спросил:
— Зависнуть под кайф нет желания?
— Чем?
— Сами выбирайте. Марихуана. Кокаин. Все, что у меня есть, самого лучшего качества.
Приглашение попробовать наркотики было Кэйхилл не в новинку, но его предложение ее обидело.
— Вы же врач.
— Я врач, который наслаждается жизнью. У вас сердитый вид. Никогда не приходилось улетать или зависать?
— Предпочитаю выпивку.
— Чудесно. Что будете пить?
— Я не имела в виду — сейчас. В общем-то мне пора.
— Что, я вас на самом деле обидел, да?
— Обидели? Нет, только досадно, что вы именно этим удосужились закончить вечер. А он мне так нравился. Отвезете меня домой?
— Несомненно.
Сказано это было едва ли не грубо, доктор выглядел раздраженным.
Он остановил машину возле ее гостиницы, заглушил двигатель.
— А знаете, Коллетт, Барри вовсе не была такой, какой вы ее считали. Она охотно употребляла наркотики и не так уж редко.
Кэйхилл повернулась к нему лицом, глаза ее сузились.
— Во-первых, я вам не верю. А во-вторых, даже если это правда, для меня это не имеет никакого значения. Барри была высокой, стройной, и ее волосы отливали золотом. Я же низенькая, могу растолстеть, и волосы у меня черны. Благодарю за славный вечер.
— Ведь я сдержал свое обещание, не так ли?
— Которое из них?
— Не делать никаких поползновений в вашу сторону. Увидимся ли мы снова?
— Не думаю. — Тут же в сознании ее промелькнула мысль, что, может, лучше поддерживать контакт с ним как с возможным источником информации. Она уже узнала от него про Барри то, о чем прежде не ведала, а это в конце концов и было целью ее пребывания в Вашингтоне. Она попыталась смягчить отказ:
— Пожалуйста, Джейсон, не поймите меня превратно. Я немного не в себе в последние дни, возможно, все в кучу свалилось: и разница во времени после полета, и боль из-за смерти Барри, да и много чего другого. Дайте мне разобраться, куда и зачем мне следует явиться в ближайшие несколько дней. Выберется свободное время, я вам позвоню. Договорились?
— «Не звоните нам — мы вас разыщем сами».
Она улыбнулась.
— Вроде того. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. — Лицо у него снова сделалось жестким и сердитым, а в его взгляде она увидела такую жестокость, что невольно вздрогнула.
Кэйхилл вылезла из машины (на сей раз он не потрудился выйти, чтобы открыть ей дверцу) и пошла ко входу в гостиницу, где швейцар, захваченный врасплох ее внезапным появлением, едва успел открыть перед нею дверь. В дальнем углу фойе она разглядела Верна Уитли. Он устроился в кресле лицом к двери. Заметив ее, вскочил и бросился навстречу, едва она переступила порог.
— Верн, ты-то что здесь делаешь? — спросила она.
— Есть новости, Коллетт, и, думаю, нам лучше обсудить их.
14
Утро следующего дня застало Кэйхилл вместе с Верном Уитли на квартире его брата. По телевизору шла программа «Доброе утро, Америка». На кофейном столике лежала утренняя газета. Начало статьи на первой полосе, набранное чуть ли не гигантским шрифтом, буквально бросалось в глаза Коллетт.
«УБИТ СТОЛИЧНЫЙ ЛИТАГЕНТ
Дэйвид Хаблер, тридцати четырех лет, литературный агент джорджтаунской фирмы „Барри Мэйер Ассошиэйтс“, вчера вечером найден убитым в одном из проулков Росслина. Представитель полицейского управления Росслина, сержант Клэйтон Перри, заявил, что смерть наступила, очевидно, после того, как сердце жертвы пронзил острый предмет.
По словам того же представителя, очевидным мотивом убийства является ограбление. У жертвы отсутствует бумажник. Личность убитого установлена по визитной карточке, найденной в кармане».
Далее в статье сообщались разрозненные сведения о Хаблере. Смерть Барри Мэйер упоминалась в последнем абзаце:
«Агентство, в котором работал Хаблер, недавно уже понесло утрату, когда его основательница и президент, Барри Мэйер, скончалась в Лондоне от разрыва сердечных сосудов».
Коллетт сидела на кушетке в гостиной. На ней был халат Верна. Она не сводила с газеты глаз. Уитли мерил шагами комнату.
— Может, это было совпадение, — без всякого выражения, на одной ноте выговорила Кэйхилл.
Уитли остановился у окна, глянул на улицу, побарабанил пальцами по раме, обернулся и сказал:
— Коллетт, не морочь себе голову. Не может. Один за другим — да еще в такой короткий промежуток?
В теленовостях пошел блок местных сообщений, и они прислушались. Прошло втором сюжетом. Ничего нового. Сам факт смерти Хаблера — очевидное ограбление — тонкий, остро отточенный предмет как орудие. Никаких подозреваемых. «А теперь вернемся в Нью-Йорк к Чарльзу Гибсону, у которого в гостях бывшая звезда рока, открывшая для себя религию».
Коллетт щелкнула выключателем. Они всю ночь провели без сна, сначала в гостиничном номере, потом, в четыре утра, перебрались в эту квартиру, где Уитли сварил кофе. Она плакала: больше всего от жалости к Дэйвиду Хаблеру, немного оттого, что была напугана. Теперь вместилища ее слез, подумала Коллетт, пусты. Все, что осталось, — пересохшее горло, резь в глазах да ощущение пустоты в желудке.
— Расскажи мне еще раз, как ты узнал, что Дэйвид мертв.
— Вот это уж самое настоящее совпадение, Коллетт. Я сидел в полицейском управлении Росслина, пытался выудить кое-какие сведения, ну, по моему заданию. И как раз при мне доложили о Хаблере. Благодаря тебе я сразу же понял, кто это такой. Ты столько о нем говорила тогда на вечеринке у себя дома, рассказывала, как этот тип, Хотчкисс, похвалялся, что наконец-то прибрал агентство к рукам, и какое это могло иметь значение для Хаблера.
— Ты в полиции просто случайно оказался? — В ее голосе слышалось сомнение.
— Ага. И как услышал про Хаблера, тут же побежал искать тебя в гостинице.
Она с силой выпустила струю воздуха сквозь губы и дернула себя за прядь волос.
— Это жуть, Верн, такая жуть!
— Тут и спорить не о чем, вот потому-то нельзя делать вид, будто произошло глупое совпадение. Послушай, Коллетт, ты ведь не веришь, что твою подругу Барри свалил инфаркт. Так?
— Этого я тебе никогда не говорила.
— И не требовалось. По тому, как ты говорила об этом, мне всё стало ясно. Если ты права — если ее кто-то убил, — тогда смерть Хаблера имеет, черт возьми, совсем другой смысл и значение! Так ведь?
— Я не знаю, как Барри умерла. Вскрытие показало…
— Какое вскрытие? Кто его делал? Ты сказала, какой-то лондонский врач? Кто он такой? Кто-нибудь здесь, как-то связанный с ее семьей, это подтвердил?
— Нет, но…
— Если Барри Мэйер умерла не естественной смертью, кто, по-твоему, мог убить ее?
— Черт возьми, Верн, я не знаю! Я больше вообще ничего не знаю.
— Еще кофе хочешь? — спросил Уитли.
— Нет.
— Давай рассмотрим все, не теряя головы, — сказал Уитли. — Тот, кто убил Хаблера, кто бы он ни был, мог убить и Барри, так? Мотив, не исключено, имел отношение к агентству, к клиенту, издателю или этому типу Хотчкиссу. Что ты о нем знаешь?
— То, что он мне не очень-то понравился, что он ужинал с Барри вечером перед тем, как она умерла, и что он заявляет, будто подписал с нею партнерское соглашение.
— Бумаги он показал?
— Нет.
— Ты знаешь, где он живет, где его контора в Лондоне?
— Где-то записано. Хотя он и не там сейчас. Он в Вашингтоне.
У Уитли округлились глаза.
— Он здесь!
— Да. Записку мне оставил. Он в «Уилларде».
— Ты говорила с ним?
— Нет. Когда я позвонила, его не оказалось на месте.
Уитли снова принялся вышагивать по комнате. Задержался у окна.
— Давай я поговорю с Хотчкиссом, — сказал он.
— Зачем тебе это нужно?
— Интересно.
— С чего? Никого из этих людей ты не знаешь.
— Все, что со мною сейчас творится, из-за тебя. — Он сел рядом и тронул ее за руку. — Послушай, Коллетт, выписывайся-ка из гостиницы и переезжай сюда ко мне. Брата еще недели две не будет.
— Я думала…
— И я тоже, но вчера он позвонил из Африки. Заказные фото брат сделал, теперь хочет поснимать для себя.
Кэйхилл взвесила его предложение.
— Ты, похоже, считаешь, что мне грозит опасность, — сказала она.
