Иван Цацулин - Опасные тропы
Надлежало не мешкая вести следствие по делу «пана Юлиана», однако нельзя было забывать о судьбе инженера Шаврова. О нем следовало побеспокоиться в первую очередь: насколько после ареста пана Юлиана на «Красном Октябре» стало безопасно, пока судить было трудно. Могло быть и так, что кое-кто из вражеской агентуры там еще остался с заданием заниматься Шавровым, в таком случае дело могло кончиться плохо. Шаврова следовало немедленно перебросить в надежное место. К тому же «Красный Октябрь» явно не соответствовал тому размаху, с которым должны были вестись опытные работы по получению сверхпрочных металлов. Известный строитель космических кораблей инженер Ландышев, которого начальник управления познакомил с работами Шаврова еще до ареста пана Юлиана, был о них самого высокого мнения.
Благодаря его стараниям будущее ранее никому не известного инженера Алексея Ивановича Шаврова определилось очень быстро: в его ведение в ближайшее время должны были поступить экспериментальный завод и отлично оборудованные лаборатории по соседству с секретным заводом-гигантом, руководителем и главным инженером которого был Ландышев.
Шаврова срочно отозвали с «Красного Октября» вместе с теми немногими рабочими и инженерно-техническими работниками, что ему помогали. Свадьбу справлять времени не осталось, ограничились небольшим торжеством в семейном кругу, и Аня уехала вслед за мужем. Кошмар, связанный с образом лже-Ельшина, остался там, в тенистом заводском поселке. Впереди все должно было быть светлым и радостным, полным труда и неомраченного счастья с любимым человеком.
Зинаида Савельевна советовала Ане забрать с собой Степаниду, но Аня не знала, можно ли ей брать с собой кого-то еще на новое место работы. Степанида на прощание сокрушалась, Пашка-инвалид бессмысленно поводил ничего не выражающими белесыми глазами, топтался возле Ани, трогательно пытаясь как-то услужить ей.
Полковник Соколов заблаговременно подумал о том, чтобы ненароком не выдать Мухина. Степан Кныш оказал ему немалую помощь в раскрытии вражеской агентуры на заводе. Какое новое поручение даст ему иностранная разведка?
Время шло, а дело подвигалось слабо.
Первые допросы пана Юлиана ничего не прояснили, он решил разыгрывать оскорбленную невинность. Такой оборот дела замедлял следствие, время уходило на проверку и перепроверку того, что говорил арестованный. Эти данные тщательно анализировались, но не давали почти никаких результатов. Вот и сегодня полковник Соколов, прежде чем конвойные ввели в его кабинет пана Юлиана, долго и основательно готовился к очередному допросу. Он вспомнил совет одного из западноевропейских контрразведчиков и устало усмехнулся: арестованного следует заставлять многократно повторять придуманную версию событий, обстоятельства, связанные с его жизнью и работой, подготовленную для него в разведке автобиографию, сведения о «родных». При каждом новом рассказе он будет сбиваться в каких-то деталях, на что следователь ни в коем случае не должен обращать его внимания, понуждая задержанного снова и снова повторять свои выдумки. В итоге он запутается окончательно. При таком методе допроса расчет делался и на психологию вражеского агента, понимающего, что его жизнь зависит от того, насколько складно и убедительно он ложь сумеет выдать за правду. В конце концов он сам начинает сомневаться в правдоподобии им же рассказываемого и, пытаясь как-то подправить свои показания, отходит от первоначальной версии. Следователь должен не упустить этот момент и вовремя забросать врага кучей заранее подготовленных перекрестных вопросов, меняя их темы и тон, предпочтительнее в таком случае не спрашивать, а утверждать. И, пожалуй, главное, — перед тем как приступить к перекрестному допросу, необходимо своего «партнера» всесторонне изучить, дабы иметь возможность заблаговременно определить характер своего следовательского подхода к нему: чем воздействовать на него — грубостью, иронией, или, наоборот, вежливостью и даже мнимым сочувствием; добиться истины угрозами или посулами, или тем и другим одновременно. И избави бог от поспешных предположений или каких-либо выводов, основанных на впечатлении от личности арестованного. Страшная вещь — впечатление! Говорят, один крупный криминалист признался: самое прекрасное впечатление произвела на него женщина, которая, как потом оказалось, отравила своих детей для того, чтобы получить за них страховку.
Рекомендации известного контрразведчика с Запада, о котором Соколов сейчас вспомнил, к сожалению, в данном случае не подходили: резидент не желал говорить, а ограничившись весьма куцей версией, решительно отказался от ее повторений, разыгрывая из себя безвинно обиженного, честного советского человека, считавшего излишним даже оправдываться. Это была, конечно, нехитрая игра, но все же ловить его на неточностях не представлялось возможным — он не лез из кожи вон, чтобы Соколов поверил ему. Рассчитывать на то, что он напутает в анкетных данных, было бы наивно, да Соколову это и не было нужно, — он же знал, что перед ним не инженер Виталий Ельшин, а вражеский лазутчик. Да и изучить противника для того, чтобы определить способы подхода к нему, не так-то просто: нет для этого ни времени, ни возможностей, а встречи в доме Брянцева тут помочь не могли, ведь агент разведки всегда носил маску, всегда и во всем.
На этот раз полковник подготовился к встрече особенно тщательно. Разговор начался так, как если бы он был первым.
— Кто вы, кто направил вас в Советский Союз, где, когда и каким образом вы пробрались на советскую территорию, с каким заданием вас послали к нам? — Соколов положил перед собой чистый бланк протокола допроса. — Назовите вашу настоящую фамилию.
Шпион прищурил глаза, спокойно ответил:
— Вы же знаете, моя фамилия Ельшин.
Полковник почувствовал, как этот чужой человек внутренне напрягся. Он, конечно, догадался, что о фамилии его спросили неспроста.
— Вы, безусловно, понимаете, что откровенность и искренность могут облегчить вашу участь, — сказал Соколов, — и я предоставил вам возможность быть правдивым, но вы не воспользовались этим. Ну что ж, дело ваше. Я со своей стороны считаю необходимым разъяснить вам, что играть с вами в прятки мы не намерены. Вы не инженер Виталий Ефремович Ельшин, этот факт подтверждается документами, — он вынул из лежащей на краю стола папки несколько бумажек и протянул их арестованному. — Так что петь прежнюю песню вам нет никакого смысла. Больше того, если вы будете продолжать лгать, то лишь усугубите свою вину перед законами нашей страны.
Арестованный бросил беглый взгляд на документы и откинулся на стуле. Видно было, что он заранее предвидел возможность такой ситуации, но не знал, как ему быть. Впрочем, следователю это могло и показаться.
— Будете говорить? — спросил Соколов.
Арестованный точно очнулся от сна.
— Вы все-таки докопались, что я не Ельшин, — глухо произнес он.
— Мы давно знали это, — заметил полковник. — Итак, ваша настоящая фамилия?
— Она ничего не даст вам.
— Будете давать показания?
Арестованный молчал.
— Вы переоцениваете значение для нас ваших показаний, — Соколов усмехнулся. — Мы знаем о вас достаточно для того, чтобы предать вас суду. От ответа вам все равно не уйти, пан Юлиан. Рассудок все-таки должен был подсказать вам правильную линию поведения на следствии, ведь решается ваша судьба.
Физиономию шпиона исказила насмешливая гримаса.
— Я хорошо знаю, что живым отсюда не выйду, и просто не хочу облегчать вам работу, полковник. — Он на минуту задумался. — Вы меня обязательно расстреляете, — он обеими руками сжал лоб. — Впрочем, может быть, вы и правы. Искренность спасет мне жизнь? — он вопросительно посмотрел Соколову в лицо.
— Я ничего не могу обещать вам, решать будет суд, — сухо пояснил полковник. — Суд при разборе вашего дела, естественно, все учтет.
— Хорошо, буду говорить. Пишите: я прибыл сюда для того, чтобы достать ту справку, которую вы нашли в моем тайнике. Вот и все.
— Не сказал бы, что вы поняли до конца свое нынешнее положение, — полковник положил на стол ручку и выпрямился. — Вы, по-видимому, решили сказать нам то, что мы знаем и без вас: обнаруженная у вас секретная справка о работах инженера Шаврова изобличает вас в шпионской деятельности, независимо от того, заблагорассудится вам признать этот факт или нет. — Он снова взялся за ручку: — Вы признаете, что были переброшены в Советский Союз для разведывательной работы в качестве резидента иностранной разведки под кличкой пан Юлиан?
— Признаю, — и, будто убеждая самого себя, шпион передернул плечами и проворчал: — отпираться нет смысла.
— Ваше задание? Конкретно в отношении инженера Шаврова: ограничивалось ли оно только работами Шаврова и им лично?
